Шерри Томас - Каждый твой взгляд
Но тут она заметила, что в комнате не одна, и сразу забыла о подозрительном освещении. Положив на край кровати руки и опустив на них голову, спала женщина в зеленом халате. Венеция. Вот только она почему-то стала старше. Намного старше.
Рядом с сестрой, на стуле, прислонившись плечом к шкафу, спал незнакомец. Хелена встревожилась и хотела разбудить Венецию, однако в этот момент заметила еще одного мужчину: откинув голову, он дремал в небольшом шезлонге.
Она с удивлением узнала Фица. Брат так изменился! Лицо, покрытое темной щетиной — щетиной! — стало худым, почти острым. Он уже выглядел не мальчишкой, каким она его помнила, а совсем взрослым мужчиной. Но это еще не все. Возле него, положив голову на колени, спала чужая женщина.
Странно. Уж не сон ли это?
Наверное, она издала какой-то звук. Может быть, всхлипнула, потрясенная странной картиной? Родственники не проснулись, но в углу шевельнулась темная фигура, которую она прежде не заметила. Человек поднялся и подошел к кровати. Еще один мужчина. Что же, в конце концов, произошло?
Костюм его выглядел помятым, неопрятным, галстук сбился набок. На щеках тоже выросла, щетина, длинные светлые волосы спутались, а под глазами залегли глубокие тени, как будто незнакомец не спал уже много дней подряд.
— Хелена, — негромко произнес он. — Вы проснулись.
Голос показался странно знакомым. Но поскольку она понятия не имела, с кем разговаривает, то не могла позволить называть себя по имени. Собралась было потребовать официального представления и даже хотела отчитать за бесцеремонность, но в эту минуту услышала слегка охрипший со сна голос Фица:
— Ты уже не спишь, Дэвид? Который час?
Хелена повернулась к брату.
— Что происходит, Фиц? Почему ты такой…
— Бог мой, Хелена! — Он вскочил и только после этого вспомнил о лежащей на его коленях женщине.
— Милли, Милли! Проснись скорее! Хелена пришла в себя!
Женщина подняла голову, едва не стукнувшись о его подбородок.
— Что? Что ты сказал?
Фиц подтащил ее к кровати и нетерпеливо схватил Хелену за руку, а миниатюрная незнакомка, которую он назвал Милли, положила ладонь сверху на их переплетенные пальцы.
Красивые глаза наполнились слезами.
— Мы так волновались. Не могу высказать, как я рада твоему возвращению.
Глаза брата — единственное, что не изменилось — тоже увлажнились. Он тщетно пытался что-то сказать. Хелена встревожилась.
— Объясните, что случи…
Договорить она не успела, потому что Венеция громко закричала:
— Хелена! О Господи! Хелена! Кристиан, она очнулась!
Человек, которого сестра назвала по имени, поднялся и подошел ближе.
— С возвращением. Добро пожаловать.
— Добро пожаловать, — повторила чужая женщина по имени Милли.
Все они хорошо ее знали. Но почему же в таком случае сама она никого не узнавала?
— Я бы крепко тебя обняла, дорогая, если бы не боялась сделать больно, — сказала Венеция и взяла за вторую руку. — Может быть, подложить под спину подушку, чтобы было удобнее?
— Не стоит. — Страшно было подумать даже о малейшем движении. — Может быть, объясните, что происходит?
Венеция испуганно схватилась за горло.
— О Господи! Ты не помнишь?
— О чем?
— О несчастном случае, конечно.
Несчастный случай? Хелена посмотрела по сторонам и только сейчас заметила в углу еще одну женщину. Одета она была так, как обычно одевались сиделки. Может быть, посторонние мужчины — доктора? Тот, которого называли Кристианом, выглядел особенно уверенным и важным. Она взглянула на второго, Дэвида. Этот человек рассматривал ее так, словно она была драгоценным бриллиантом вроде «Кохинора».
Она отвела глаза, смущенная и в то же время польщенная откровенным поклонением, — несмотря на изможденный и растрепанный вид, джентльмена нельзя было назвать непривлекательным.
— Когда же произошел несчастный случай? И что стряслось?
— Три дня назад тебя сбил экипаж, — ответил Фиц, — и с тех пор ты не приходила в сознание. Мы уже начали опасаться… — голос его сорвался, — что никогда больше к нам не вернешься.
Теперь стало понятно, откуда взялись боль и слабость. Слезы и радость родных тоже нетрудно объяснить: трехдневная кома способна напугать кого угодно. Но что делают здесь все эти чужие люди? Почему обращаются к ней, как к доброй знакомой? И каким образом Фиц и Венеция умудрились за три дня повзрослеть на десять лет?
— Может быть, даже хорошо, что ты ничего не помнишь, — задумчиво произнесла Милли. — Это было ужасно. Когда я увидела, как ты лежишь посреди улицы и истекаешь кровью, подумала…
Губы задрожали, и Фиц тут же протянул платок.
— Не расстраивайся. Все плохое уже позади.
— Да-да, конечно. — Милли вытерла глаза. — Простите, пожалуйста.
Венеция тоже смахнула слезы. Тот, кого называли Кристианом, обнял ее за плечи.
Хелена больше не могла скрывать недоумение, которое с каждой минутой все больше напоминало холодный, безысходный страх. Она не знала, удобно ли при посторонних спросить, по какой причине брат и сестра так разительно изменились, а потому решила действовать осторожно и дипломатично.
— Венеция, Фиц, не познакомите ли меня с гостями?
Просьба вызвала долгое напряженное молчание. Все пятеро обменялись горестными и в то же время многозначительными взглядами, и от этого страх лишь усилился.
— Мы не гости, — наконец отозвалась Милли. — Мы все — твоя семья.
Хелена не надеялась получить успокоительный ответ, однако никак не ожидала, что страх внезапно перерастет в приступ острого ужаса. Не обращая внимания на боль и головокружение, она стремительно села в постели и попыталась найти логическое объяснение загадочной ситуации. Может быть, это дальние родственники? Или, например…
— А незадолго до болезни я вас встречала? Почему-то этот период совсем выпал из памяти.
— Нет-нет. — Милли энергично покачала головой, как будто сила отрицания имела какое-то значение. — Мы с тобой виделись восемь лет назад на стадионе «Лордз», во время крикетного матча между Итоном и Харроу.
Отец страстно увлекался крикетом и несколько раз брал детей на поединки двух старейших школ, однако вот эту Милли Хелена совсем не помнила.
— О, простите. Должно быть, была невнимательна. А потом мы встречались?
Милли побледнела, и Хелена испугалась еще больше. Не хотелось получить ответ, равный приговору. Да и Милли, кажется, чувствовала то же самое. Она беспомощно посмотрела на Фица, как будто искала помощи и поддержки.
— Мы с тобой виделись очень часто, дорогая. Я — твоя невестка.
