Моника Бернс - Страсть куртизанки
Рут позволила себе улыбнуться, вспомнив, как впервые столкнулась с отцом на приеме, устроенном Чиппенемом. Отец побагровел и приказал ей прекратить пользоваться своим титулом. Ей доставило огромное удовольствие открыто отказать ему, рискуя тем, что он может привлечь ее к суду.
Однако они оба знали, что такое действие грозит ему большими издержками в суде и потерями в общественном мнении. Отец никогда не дорожил общественным мнением, но если в суде будет объявлено, что она его дочь, он будет вынужден признать ее. Рут была уверена, что он никогда не допустит это.
— Вы очень рисковали, выступая против Хейлторпа.
Рут покачала головой в ответ на замечание Гаррика.
— Я ничего не теряла. Очень многие люди, включая членов его семьи, потихоньку говорили, что я очень похожа на отца, хотя никто не осмеливался сказать это в его присутствии. Любое обращение в суд могло заставить его признать меня в качестве своей дочери. Он никогда не согласился бы с тем, что моя мать говорила ему правду, возможно, потому, что не смог бы вынести вины или потому, что мысль о своей ошибке доставляла бы ему огромное неудобство.
Откинувшись назад в кресле, Гаррик внимательно изучал Рут поверх сложенных пирамидой пальцев. Сочувственное выражение его лица вызвало у нее дрожь. Она закрыла глаза под его напряженным взглядом. Что, черт возьми, заставило ее поделиться своей историей с ним? Она не нуждалась в его жалости. Она, в конце концов, сумела устроить свою жизнь, несмотря на то что отец отказал ей в помощи. Конечно, это была не та жизнь, какую представляла себе мать, однако лучше, чем могла бы быть.
— Нет, чтобы противостоять своему отцу требуется немало мужества, — возразил Гаррик. — Ваша мать гордилась бы вами.
Внезапно перед мысленным взором Рут возник образ матери, и тупая боль вновь пронзила сердце. Какой могла бы быть ее жизнь, сумей мать убедить отца в правдивости своих слов? Это был чисто риторический вопрос, и не было смысла отвечать на него. Отец бросил их и ничего изменить нельзя. Знание правды не избавляло от боли, а лишь усиливало ее.
Почувствовав приближение слез, Рут закрыла глаза и отвернулась от Гаррика, пытаясь взять себя в руки. Последний раз она плакала, когда отец отказался от нее. Этот человек сделал свой выбор, вынудив ее сделать свой. Она никогда его не простит.
Он бросил свое родное дитя на съедение волкам, и за это она ненавидела его. Слезы давили на веки, и Рут тяжело вздохнула. До нее донесся легкий шорох, когда Гаррик слегка пошевелился, но она не могла смотреть на него. Он заметит выступившие на глазах слезы, а она не хотела, чтобы он ее жалел.
В следующий момент крепкие руки подхватили Рут, и Гаррик, разместившись в кресле, усадил ее себе на колени. В прошлый раз, когда между ними возникла подобная близость, он поцеловал ее. Ошеломленная его поведением, она проглотила слезы и посмотрела на него в замешательстве.
— Похоже, вам требуется крепкое плечо, чтобы выплакаться, — сказал он хриплым голосом, — поэтому воспользуйтесь моим.
Ни один мужчина никогда не проявлял к ней такую сердечность, и, словно прорвав плотину, слезы покатились по щекам. Она тихо плакала, в то время как Гаррик крепко обнимал ее. Когда всхлипывания прекратились, Рут, обессиленная, прижалась головой к его плечу. Перед ней возник чистый белый носовой платок, и она, приняв его, высморкалась.
— Прошу прощения, — смущенно сказала она сдавленным голосом, не в силах смотреть на Гаррика.
— За что? За то, что испытываете крайнюю обиду на отца, который сначала бросил вашу мать, а потом отказался от вас? — Ярость в его словах говорила о том, с каким презрением он относился к маркизу. — Думаю, это явилось настоящей причиной, по которой вы создали сиротский приют Святой Агнессы. Вы хотели дать детям то, в чем отказал вам отец. Спасительное убежище. Благородный шаг!
Он крепче обнял Рут, как бы защищая, и она расслабилась, прижавшись к нему. Тот факт, что она рассказала такое, о чем прежде никому не рассказывала, встревожил ее. Однако когда она попыталась придумать, что следует говорить в дальнейшем, ее мысли путались. Она слишком устала, чтобы ясно мыслить и составить хорошо продуманный план.
Рут зевнула, и внезапно опора под ней пришла в движение, когда Гаррик встал и, продолжая держать ее на руках, понес к постели. Она замерла, и сердце ее бешено забилось.
— Вы очень устали, и вам необходимо поспать.
Он не смотрел на нее, но, судя по плотно сжатым губам, явно испытывал напряжение. Мягкий матрас радушно принял ее усталое тело, и когда руки Гаррика выскользнули из-под нее, ее халат слегка сдвинулся, обнажив одну из грудей.
Открывшийся сосок мгновенно затвердел, когда мужчина резко втянул воздух сквозь зубы. Это был звук, свидетельствовавший о его страстном желании, и Рут ощутила прилив тепла во всем теле. Она старалась не смотреть на него, но безуспешно. Лицо его выражало неистовую страсть, и у нее пересохло во рту, когда он опустился рядом с ней на кровать.
Как она могла оказаться в столь двусмысленном положении? Его голубые глаза потемнели от желания. Он провел пальцем по ее обнаженному плечу, затем спустился ниже. Его прикосновение вызвало трепет во всем теле, и это крайне обеспокоило Рут. Она не сможет отказать ему, если он воспользуется столь щекотливой ситуацией. А надо ли отказывать? Она молила, чтобы он не останавливался, лаская ее.
— Вы не представляете, какая вы потрясающая женщина. — Он произнес это так тихо, словно высказывал мысли вслух, не отрывая при этом от нее глаз, как будто она была ценным произведением искусства.
— Гаррик… я… не знаю… — Она застонала, когда его рука обхватила ее грудь и он провел большим пальцем по соску.
— Я хочу познать всю тебя, — прохрипел он.
С этими словами он склонил голову и коснулся ее соска горячими губами. Жар этого прикосновения заставил ее выгнуться навстречу ему со стоном наслаждения. Боже, она понимала, что совершает ошибку, но в данный момент это не волновало ее. Раскаяние придет позже.
Она погрузила свои пальцы в его темные шелковистые волосы, в то время как его язык вращался вокруг ее соска. Эта возбуждающая ласка вызывала дрожь во всем теле. Давно уже мужчина не разжигал подобный огонь страсти в ней. Она пылала от желания и жаждала, чтобы он ласкал языком все ее тело, особенно чувствительное местечко между ног. Вообразив, как он прикасается к ней там, она приподнялась с молчаливой мольбой, чтобы он сделал это.
Его губы оставили ее сосок, и она разочарованно застонала. В следующее мгновение он жадно прильнул к ее губам. Она с радостью приняла этот поцелуй и, обвив его шею руками, притянула к себе. В ответ он откинул другую половину ее халата и начал тереть большими пальцами оба ее соска.
Это была мучительная ласка. В данный момент она страстно желала его. Разница в возрасте скажется утром.
А сейчас она жаждала его горячих прикосновений. Охватившее Рут желание приближало ее к пику, который обещал быть пламенным завершением их близости. Сейчас она не могла думать ни о чем другом.
Рут неистово отвечала на его поцелуй. Ее пальцы впились в отвороты его сюртука, и она начала стягивать одежду с его плеч. Ей хотелось ощутить его крепкое мускулистое тело, прижав к себе. Давно уже она не испытывала такого возбуждения.
Внезапно из его груди вырвалось глухое рычание, и он резким движением отстранил Рут. Она ошеломленно смотрела на его спину, когда он отошел от кровати. Все ее тело протестовало. Его неожиданное отступление ошеломило ее, и она почувствовала, что ее желание почему-то не будет удовлетворено.
Страсть постепенно угасла, и на смену ей пришел болезненный страх, от которого у нее все сжалось внутри. Мрачные предчувствия не покидали ее, когда Гаррик повернулся к ней лицом. Она не знала, что делать. Неужели она вызвала у него неприязнь своей несдержанностью?
Некоторые мужчины предпочитали, чтобы ими руководили в постели, но Гаррик явно не относился к такому типу. Рут плотно запахнула халат и поднялась с постели. Во всем облике Гаррика чувствовалось напряжение, и она нерешительно сделала шаг к нему.
— Гаррик…
— Я не могу, Рут
Его слова подействовали на нее как холодный душ. Значит, он не хотел ее. Она покачала головой, словно отгоняя эту мысль. Она не могла отрицать, что он жаждал ее, как в тот памятный вечер в карете. А потом отстранился — наверное потому, что не хотел подвергать испытанию их дружбу.
Должно быть, сейчас он отверг ее по той же причине. Насмешливый внутренний голос противоречил ей, но она отказывалась принимать другие мотивы, по которым Гаррик так поступил. Она сделала еще шаг к нему.
— Если дело только в том, что мы договорились быть друзьями…
— Нет, — глухо произнес он. — Дело в разнице нашего… жизненного опыта.
