Влюбленный астроном - Лорен Антуан
– Вы из армии? – спросил он. – Из спецслужб?
Генерал склонил набок голову и едва заметно улыбнулся.
– Понимаю… – протянул Ксавье. – Глупый вопрос.
Генерал не отрываясь смотрел на заинтересовавший их дом.
– Я должен кое-что вам объяснить, – бросил он. – Терроризм – это раковая опухоль нашего времени. Одного из наших агентов, внедренных в преступную сеть, разоблачили. Мы уже три недели не получали от него никаких сведений. Вы нашли его. Спасибо.
На столе запищала рация:
– «Командир группы быстрого реагирования генералу Дельё».
– Генерал Дельё на связи.
– «Группа поднимается по лестнице. Два человека проникнут с крыши», – доложила рация.
– Выполняйте.
Дельё достал из кармана лакричную палочку и сунул в рот, зажав между зубов на манер сигареты. Спокойствие этого человека поражало. Ксавье не знал, куда ему приткнуться; еще чуть-чуть, и он начал бы извиняться, что живет в этой квартире. Генералу принесли электронный бинокль. Он поднес его к глазам, заодно передвинув во рту лакричную палочку.
– Можете воспользоваться вашим телескопом, месье Лемерсье, – разрешил генерал.
Ксавье сел и приложил глаз к окуляру.
– Вижу ваших людей, – сказал генерал. – Слежу за вами с западного направления.
– «Вас понял, – ответила рация. – Начинаем операцию по вашему сигналу».
В объектив телескопа Ксавье видел металлическую крышу дома, на которой появились вооруженные люди в черном и с масками на лицах. Они приблизились к двум каминным трубам, проверили их на прочность и синхронно обмотали кирпичную кладку тонким стальным тросом. Общались они молча, при помощи жестов и взглядов. Каждый прицепил карабином конец троса к своему комбинезону и сделал несколько шагов назад, застыв на краю крыши спиной к ним. Один из них поднял руку и показал большой палец. Затем оба взяли в руки оружие и замерли на месте. Ксавье задержал дыхание. Он бегло покосился на генерала; тот казался все таким же безучастным, только грыз свою лакричную палочку. Время как будто остановилось.
– Пошел! – скомандовал генерал.
И оба парня в черном прыгнули с крыши в пустоту. На уровне шестого этажа тросы отклонились назад, и спецназовцы, держа оружие наготове, ворвались в квартиру, ногами разбив два окна. Посыпались осколки. Внутри замелькали вспышки. И наступила тишина.
Ксавье казалось, что она длится бесконечно, когда из рации донесся голос:
– «Операция завершена. Цель жива. Не в лучшем состоянии, но жива. Во время штурма противник пытался ликвидировать цель. Мои люди не пострадали. К сожалению, имеем четыре трупа из числа обитателей квартиры. Прошу вызвать гражданский санитарный вертолет для транспортировки раненого».
– Спасибо, господа, хорошая работа, – прокомментировал генерал. Он в последний раз прикусил лакричную палочку и убрал ее назад, в карман пиджака. Повернулся к Ксавье, который все так же сидел на стуле, и встал.
– Как много покушений вам удается предотвратить?
– Много. Но, к несчастью, не все, – признался генерал. – Вы оказали большую услугу и мне, и Франции, месье Лемерсье. Запомните номер моего мобильного. Вдруг когда-нибудь я смогу отплатить вам тем же.
Ксавье кивнул. Спецназовцы собрались в гостиной. Лампу на балконе снова включили в розетку, рации убрали.
– Нам пора, – скомандовал генерал, и один из его бойцов открыл дверь на лестничную площадку. – Я не запрещаю вам рассказывать о том, что сегодня произошло, – добавил генерал, обращаясь к Ксавье, – но все же предпочел бы, чтобы вы не слишком об этом распространялись.
– Можете рассчитывать на меня, генерал, – ответил Ксавье. – Даже если я когда-нибудь соберусь писать мемуары, ни словом не упомяну о том, что сегодня видел.
Генерал чуть склонил голову и направился к выходу из квартиры. На пороге он задержался и спросил:
– Как звали того знаменитого астронома, которому принадлежал телескоп?
– Гийом Лежантиль.
* * *
«Гортензия!
Возлюбленная моя, я пишу тебе, а вокруг бушует ветер. Это дует муссон. Чтобы поговорить с тобой, у меня есть только мое перо и моя чернильница. Кстати, о чернилах. Вот уже несколько недель я делаю их сам, для чего сушу на солнце чернильные мешочки, которые извлекаю из пойманных мною осьминогов. В конце концов мешочек превращается в маленький и твердый черный камешек, и я растворяю его в чистой воде. Вот уже пять лет я пребываю на побережьях Индийского океана, и мои раковины повсюду сопровождают меня, словно удивительный плавучий кортеж. Мне кажется, я изучил очертания этих берегов лучше, чем здешние рыбы. Я много раз видел лунные затмения и наблюдал за кометами, что недоступно взору ни одного подданного Его Величества на земле Франции. Я отмечаю тысячи подробностей из жизни местных народностей – описываю их костюмы, их обычаи и верования. Порой у меня возникает чувство, что из астронома я превратился в путешественника, чтобы не сказать в искателя приключений. Я не получил никаких новостей от герцога де Лаврильера, хотя неоднократно писал ему. Живу я на луидоры, которыми он меня снабдил, но они быстро тают, поэтому я занялся небольшой торговлей. Здесь произрастают деревья, чья древесина ценится очень высоко, и я сговорился с двумя купцами. Мы вместе ведем некоторые дела. В Академии это вряд ли одобрили бы, но нужно же на что-то жить, хотя потребности мои скромны. Питаюсь я в основном рыбой, которую или ловлю сам, или приобретаю у туземцев. Отсюда, из этого поразительного края, Париж с его каретами и всей его цивилизацией представляется мне чем-то вроде миража, так что порой я задаюсь вопросом: а может, он мне просто приснился? Я уже писал тебе об удивительном человеке по имени Альдебер, который много раз принимал меня у себя на Мадагаскаре. Так вот, он говорит, что здесь, на этих землях, омываемых водой, время течет по-другому. И он прав. Ничто не напоминает здесь Францию. Ни крестьян Нормандии, откуда я родом, ни рыбаков, ни ученых мужей из Академии наук. Все они сейчас кажутся мне мерцающими тенями, встреченными в какой-то другой жизни. Только ты по-прежнему светишь мне, словно солнце. Новости, даже скудные, добираются сюда с опозданием, и я до сих пор не знаю, когда смогу отправиться в Пондишери, чтобы 3 июня 1769 года наблюдать за прохождением Венеры перед Солнцем – вторым и последним перед более чем столетним перерывом. До меня доходят смутные слухи о войне между Францией и Англией в нашей индийской фактории. Возможно, я изберу местом наблюдения Манилу. Или уже из Манилы доберусь до Пондишери. Путь туда лежит через Индийский океан в сторону Китайского моря, но у меня нет разрешения от короля находиться на территории испанских владений. Боюсь, далеко не все мои письма достигают берегов Франции.
Еще мне хочется рассказать тебе об одном замечательном явлении, наблюдаемом в этих морях. Вода здесь по ночам светится. В кильватерной струе под кораблем появляется нечто вроде сияющего треугольника, и этот плотный глубокий свет возникает так же неожиданно, как исчезает. Такой же виден на гребне волн, что бьются в борт нашего судна. Я полагаю, что это либо водоросли, либо какие-то мельчайшие живые существа размером с булавочную головку, и при малейшем волнении в воде они начинают фосфоресцировать. Но, сколько я ни изучал воду через лупу, так ничего и не обнаружил. Как мне хотелось бы, чтобы ты была со мной рядом, чтобы я мог обнять тебя за талию, прикоснуться к твоим волосам, почувствовать у себя на плече твою голову. Мы бы вместе наслаждались видом мерцающего моря, нас обдувал бы горячий соленый ветер, а в темном небе над нами сверкали бы звезды. Я хотел бы набрать в склянку этой волшебной воды и привезти ее тебе в землю Франции. Ночью мы взболтали бы склянку в нашей спальне, и она светила бы нам, словно жидкая свеча, озаряя наш брачный союз.
Я так устал, любовь моя, моя Гортензия. Перо отказывается скользить по бумаге. Сейчас я поцелую твои сомкнутые веки и на миг прижмусь головой к твоей груди, чтобы услышать стук твоего сердца.
