Маленькая Птичка большого полета (СИ) - Тулина Светлана "Fannni"

Жаль только, что способности говорить при этом не лишает.

Впрочем, прервать Фатиму, похоже, хотелось не только Хадидже, и кое-кто уже справился с вощением губ.

— А Кёсем сурьмит глаза совсем не так. У нее верхняя стрелка — словно росчерк тонкого перышка, и изгибается более плавно.

Молодец, Мейлишах! Уела глупую, не пришлось Хадидже прерываться. Кто-то из гедиклис хихикнул, но Хадидже не заметила, кто именно.

Тень от стены делила дворик наискосок, и все гедиклис, разумеется, постарались укрыться на темной половине, но только Хадидже догадалась устроиться под балкончиком. И Мейлишах с Ясемин рядом усадила, хотя они и не поняли зачем. Пока что никакой выгоды это не давало, но время неумолимо катилось к полудню, тень укорачивалась, съеживалась, заставляла самых крайних девочек поджимать ноги, словно солнце было собакой и могло укусить. Скоро оно доползет до стены и оближет ее шершавые камни горячими языками лучей. И вот тогда-то балкончик окажется очень кстати — тень под ним держится до самого вечера.

Фатиме слова Мейлишах, конечно же, не понравились. А еще меньше понравилось ей, что слова эти вызвали смех — ведь даже ребенку понятно, что смеялись отнюдь не над Мейлишах. Фатима набычилась, уперла руки в бока, попыталась просверлить Мейлишах взглядом. Когда же поняла, что ее разъяренный взгляд не произвел ожидаемого впечатления — да вообще никакого впечатления ни на кого онне произвел, если на то пошло! — то выпалила:

— А вот Халиме-султан — именно так! Кёсем — простая хасеки, а Халиме-султан — валиде, мать Мустафы, да правит он вечно! И кто же из них главнее? Кто настоящая хозяйка гарема, а?!

И оглядела всех победно, словно привела неотразимый довод.

Вот уж действительно глупая.

Теперь хихикали все. Даже Хадидже, переглянувшись с Мейлишах, не удержалась и прыснула. Ну да, ну да. Кто же истинная хозяйка Дар-ас-Саадет, а? Какой трудный вопрос, надо как следует распутать мысли, так сразу и не ответишь.

— Конечно, Кёсем! — пискнула малявка, та, что сама себя назначила в бас-гедиклис Хадидже и таскалась за нею повсюду, поднося то сундучок с красками, то свернутую циновку, то какую другую нужную вещь и развлекая Хадидже своими детскими выходками и вроде как необдуманными словами. Такая вся из себя бесхитростная-бесхитростная, наивная да невинная! Вот и сейчас — вроде как ляпнула не подумав и тут же испуганно прикрыла ротик ладошкой и совсем-совсем растерянно заморгала серо-зелеными глазками, когда Фатима начала топать ногами и плеваться, крича, что все они глупые и не понимают истинного положения вещей. Только если присмотреться к этим невинным глазкам, становится видно, что они вовсе не наивные, а очень даже хитрые.

Эта малявка никогда и ничего не говорит, не подумав. И не делает.

Хадидже давно уже поняла, что сероглазая мелочь вовсе не такая наивная, как хочет казаться, но ее это не особо заботило. Хитрит мелкая? Ну и пусть себе хитрит, Хадидже от того ни жарко, ни холодно.

Хотя… Если быть до конца честной с самою собой, Хадидже не то чтобы такое не нравилось или было совсем уж все равно. Скорее все-таки приятно. Ей, пожалуй, даже немного льстило, что хитрая и расчетливая умница выбрала себе в покровительницы не кого-нибудь, а именно ее, Хадидже. Мелкая ничего не делает просто так, руководствуется не чувствами, а точным расчетом и выгодой. Значит, почувствовала силу за Хадидже, значит, Хадидже все делает правильно на радость богине и Аллаху, что не может не радовать хорошую перчатку, и это правильная радость, дозволенная и поощряемая. Хадидже все делает правильно, даже радуется правильно. Это тоже приятно.

К тому же не стоит забывать и про то впечатление, которое наличие персональной прислужницы производит на окружающих: ведь если у тебя есть бас-гедиклис, значит, сама ты никак не можешь быть просто гедиклис. И даже просто бас-гедиклис ты быть уже как бы не можешь тоже, и значит, статус у тебя более высок, чем кажется на первый взгляд.

И вот уже то одна, то другая вроде бы равная тебе по статусу сотоварка первой кланяется, а то и спешит что-нибудь подать или уступает лучшее место — просто так, на всякий случай. Вдруг действительно твой статус изменился, а она и не заметила? Вдруг другие заметили то, что проглядела она, и молчат к своей выгоде, и ей теперь грозит остаться в париях или вообще быть изгнанной из Сада Тысячи Удовольствий из-за собственной недогадливости!

А другие все это тоже видят. И убеждаются в правильности первоначального впечатления. И сами наперебой начинают стараться угодить, чтобы прочие не опередили. Дальше — больше, по нарастающей. Слухи — словно катышек в лапках у священного скарабея, становящийся тем больше, чем дальше катится.

Тут главное — самой молчать и особого к себе отношения не требовать, они сами должны себя убедить, только тогда все пойдет как по розовому маслу.

Так что прогонять хитрую малявку или давать ей суровую отповедь Хадидже не собиралась, ее преклонение и услужливость были не только приятны, но и полезны, да и богиня наверняка была бы довольна. Пусть малявка пока что льстит себя надеждой, что удачно устроилась и всех обманула. Пока. Приближать ее к себе и тем более оставлять в бас-гедиклис, когда наличия таких прислужниц и на самом деле будет требовать статус, Хадидже не собиралась тоже: слишком хитрая.А такие опасны, это Хадидже отлично знала на собственном опыте.

Тем временем Мейлишах, продолжая хихикать, повернулась к Хадидже, которая как раз закончила обрисовку губ, и восхищенно ахнула:

— Ты такая красивая!

— Да-да! — тут же подхватила хитрая малявка, имени которой Хадидже не давала себе труда запомнить. — Самая красивая! Вылитая Кёсем! Точь-в-точь! А покажи нам Кёсем, а? Ну пожалуйста-пожалуйста!!!

— Ну вот еще! Незачем, — фыркнула Хадидже, отворачиваясь. Но слова эти были ей приятны. И она знала, что даст себя уговорить, хотя бы назло Фатиме, которой наверняка будет неприятно вспоминать ту древнюю собственную глупость, когда еще на первом году обучения приняла она за Кёсем не Хадидже даже, а тогда всего лишь Кюджюкбиркус, и расстилалась циновкою пред ногами простой гедиклис.

Ничего. Переживет.

Напоминать о таком полезно.

Взгляд со стороны, или Две Кёсем

Хасеки Кёсем, прошлое которой стерто

________________________________________________

Кёсем — гордая, надменная и стремительная — ходила по залитому солнцем дворику, отдавала распоряжения служанкам, устраивала выволочку невидимым евнухам, распекала рассевшихся у стены гедиклис за нерадивость и неподобающее поведение перед лицом достойных калфу. А те действительно вели себя совершенно неподобающе — вместо того чтобы устрашиться и преисполниться раскаяния, давились от хохота в ответ на каждое новое распоряжение или суровый разнос. И чем более гневалась Кёсем, чем суровее она их распекала — тем сильнее они смеялись. Словно она не ругала их вовсе, а щекотала за пятки! Некоторые даже на землю попадали от смеха, не в силах ни стоять, ни сидеть спокойно, другие же и смеяться уже не могли, стонали только.

Кёсем — настоящая Кёсем — стояла у резной решетки крытого балкончика и смотрела на саму себя, ходящую по залитому солнцем двору. Она не боялась, что ее увидят увлеченные разыгранным представлением гедиклис — сквозь узкие прорези в густом переплетении деревянных лоз, цветов и виноградных гроздий, снизу, да тем более с яркого света, разглядеть что-либо в полумраке балкончика не представлялось возможным. Этот наблюдательный пункт использовало не одно поколение валиде для тайного присмотра за младшим гаремом, и ни разу никто из наблюдаемых ничего не заметил. Кёсем в бытность свою гедиклис и сама не замечала ничего — пока не стала хасеки и не была допущена к тайному знанию. Подобных балкончиков в запутанных лабиринтах дворцовых павильонов и флигелей было довольно много, а еще были тайные лестницы, вроде бы никуда не ведущие, и слуховые трубы, и крохотные внутренние галерейки, рассчитанные на одного человека — много чего полезного было в Дар-ас-Саадет, о чем рано пока знать юным гедиклис.