Маленькая Птичка большого полета (СИ) - Тулина Светлана "Fannni"

И качели летят вниз. Не просто вниз — в самую бездну отчаянья, в прОпасть, чтобы пропАсть… навсегда, без возврата и без надежды. Нового взлета не будет — веревка оборвалась. И бесполезно кричать в спину ушедшим, что ты не знала. Что совсем не хотела. Что искупишь и оправдаешь. Поздно. Халиме-султан уже все для себя решила, а она валиде, и еще вопрос, захочет ли Кёсем ссориться с номинальной хозяйкой гарема и идти поперек ее воли из-за какой-то гедиклис, не способной по достоинству оценить честь, ей оказанную…

Кюджюкбиркус была птичкой. Она хотя бы летать умела. Хорошо, когда умеешь летать… Хадидже летать не умела. Даже та, самая первая Хадидже, хотя и была женой пророка (мир ему), но все равно не умела летать. Она бы тоже упала вместе с качелями, если бы оборвалась веревка.

Только вот в том-то и дело, что веревка у той Хадидже никогда бы не оборвалась — она разбиралась в людях и умела собирать караваны. Она бы ни за что не позволила какой-то глупой веревке просто так оборваться.

Имя обязывает.

Хадидже распрямилась, отведя плечи назад, и улыбнулась — так, как папа-Рит учил улыбаться навстречу не только самым богатым зрителям, но и самым опасным головорезам с большой дороги. Головорезы — они ведь тоже могут заплатить тебе хорошую цену, если ты им понравишься. Твою же собственную жизнь, например.

Привычная уловка сработала, голос не подвел, оставшись звонким и радостным:

— Отличная новость, правда, девочки?! Пойдем отсюда, на сегодня мы достаточно напарились. Будем праздновать! Мы — избраны! Сама Халиме-султан подтвердила, а кому и знать-то, как не ей!

Вот так. И никак иначе. Потому что иначе быть просто не может.

Запоминается всегда последняя фраза, к вечеру весь гарем будет знать, что «девочки Кёсем» сдали последний экзамен и скоро предстанут перед шахзаде. И что сама валиде это подтвердила. И неважно, что на самом деле Халиме-султан говорила совсем другое. Запомнят и повторять будут именно так, потому что запоминается последняя фраза.

И даже если сама валиде попробует опровергать — ничего не получится, все всё равно уверены будут, что вздорная старуха просто вдруг пошла на попятную. Из вредности характера или старческой забывчивости. И стоит ли прислушиваться к тому, что говорит настолько вредная и переменчивая в своих суждениях старуха? Стоит ли и далее учитывать ее суждения?

Вот и отлично.

Хадидже приобняла растерянных подруг за талии, закружила, не давая им опомниться и возразить (а Ясемин пыталась, видит Аллах, ну до чего же все-таки глупая, просто плакать хочется!), повлекла к выходу. В илыклыке к Хадидже подскочила одна из давешних малявок, протянула аккуратно сложенную рубашку-камиз, помогла надеть. Ясемин, глаза у которой снова были на мокром месте, робко попыталась объяснить, что на самом деле все очень плохо и Хадидже просто неверно поняла слова валиде, но Хадидже была настороже. Прервала ее на полуслове и с радостной улыбкой (а главное — громко) объяснила, что это сама Ясемин все неверно поняла. И все как раз таки очень даже хорошо. Все просто отлично, лучше и не бывает! И была Хадидже при этом куда убедительнее — имя обязывает.

Во всяком случае, Ясемин поверила. Хотя и не сразу, но все же поверила, успокоилась, разулыбалась. Мейлишах молчала, но тоже улыбалась задумчиво, время от времени бросая на Хадидже быстрые взгляды (когда думала, что та не видит). Втроем, держась за руки и весело болтая (болтала в основном Хадидже, но это было неважно), они дошли до фонтана и сели рядом с ним на широкую каменную скамейку. Вот так, пусть видят все, как они довольны и счастливы тем, что их судьба наконец-то определилась.

Малявка, что помогла одеться и бегала с полотенцем, тащилась следом, но не приближалась. Второй нигде видно не было. Что ж, каждый сам творец своей судьбы — если, конечно, он не перчатка богини! — эти девочки сделали свой выбор. А хорошая перчатка никогда не упускает возможности, идущей в руки.

Хадидже встретилась с малявкой взглядом и жестом велела приблизиться. И спросила, когда та подбежала, обрадованная:

— Тебя как зовут?

___________________________________________

ПРИМЕЧАНИЯ

Чапати — тонкая бездрожжевая лепешка из ржаной. гречневой или кукурузной муки.

Алу-паратхи — картофельная лепешка, может быть с овощной. сырной или даже мясной начинкой.

Лонга — юбка из двух прямоугольных кусков ткани, скрепляемая только пояском на бедрах. как правило, относилась к детской одежде.

Сальвари — свободные штаны с приспущенным поясом на жесткой кокетке, широкие в бедрах. присборенные на икрах и идущие в обтяжку на голенях до щиколоток.

Камиз — верхняя рубаха типа туники, до середины бедра.

Чоли — детская укороченная рубашечка, напоминающая топик, оставляет открытым живот.

Лангот — набедренная повязка, в Индии носили как мужчины, так и женщины.

Чурибара — широкие сверху и сособоренные у щиколоток штаны.

Чиптамаранг — крупный и сладкий мандарин.

Кюджюкбиркус — маленькая птичка.

Шветстри — белая женщина.

Валиде — мать правящего султана.

Шахзаде — сын султана.

Хасеки — любимая жена или наложница султана, мать наследника.

гедзе — та, на которую султан или шахзаде бросил благосклонный взгляд, выделив из прочих, но пока не пригласил переступить порога своей спальни.

икбал — наложница, которую султан один раз почтил своим вниманием и позволил переступить порог своей спальни.

кадине — мать сына султана.

Кёсем — единственная, самая любимая жена или наложница султана.

гедиклис — младшие ученицы в школе наложниц.

калфу — наставницы в школе наложниц.

Кызляр-агасы — старший евнух.

Дар-ас-Саадет — Сад Наслаждений и Цветов, Сад Тысячи Наслаждений, женская часть дворца.

илыклык — первый, “холодный” зал банного отделения, с фонтаном и скамейками для отдыха.

Харарет — горячий банный зал со специальным нагретым массажным столом из цельного камня.

хола — детская одежда, что-то вроде открытой короткой туники.

Делать лицо с кого?

Хадидже, бывшая Маленькая Птичка Кюджюбиркус, бывшая Шветстри Бхатипатчатьхья

__________________________________________

— Сурьма очень полезна для глаз! Если сурьмить их после каждого омовения и на ночь тоже — они не будут чесаться и слезиться, и краснеть тоже не будут, и будут всегда блестящими и красивыми. Так заповедал нам пророк, мир ему!

За невозможностью заткнуть уши Хадидже ограничилась тем, что досадливо сморщила носик — и зачем Фатима по десять раз на дню повторяет то, что и так всем известно?

— Потому сурьма — лучший друг любой женщины, а сурьмить глаза как можно тщательнее и чаще — священная обязанность правоверной. И делать это надобно не как Аллах на душу положит, а как завещал пророк, мир ему. Широкой полосой, начиная с нижнего века, и лишь потом переходя к верхнему, ведь и виноградная лоза растет снизу вверх, а не наоборот.

Вот же достала, сущеглупая! Да еще с таким важным видом несет эту всем известную еще с младенчества ерунду, словно Аллах весть какую важнейшую тайну мироздания раскрывает. Хадидже очень хотелось оборвать заносчивую гедиклис, но пока было не до того: она как раз покрывала губы алым воском, а это дело тонкое и требует молчаливости и полнейшей сосредоточенности на каждом этапе. Слой должен быть идеально ровным и не слишком тонким, иначе блеск уйдет и половина красоты потеряется.

— Верхняя стрелка должна быть словно крыло стрижа, только тогда глаз обретет законченное совершенство…

Про крыло стрижа — это она хорошо сказала. Жаль только, что сама не понимает, насколько же хорошо! Крыло одного из пернатых, тех самых, что легко обрезают нити жизни! Сегодня они делают это по велению султана, а завтра на кончике их пера может оказаться и — страшно даже подумать! — сам султан, да будет его правление вечно. И это надо вообще ничего не соображать, чтобы заговорить о пернатых вслух, да еще и сравнить тени на лицах обитательниц Дар-ас-Саадет с крыльями наиболее быстрых и опасных из них! Фатимой надо быть для этого. Вот уж воистину, если хочет Аллах наказать, то лишает последнего разума!