Кэндис Проктор - Шепот небес
Когда-то она убежала с человеком, которого любила. Когда-то она танцевала на балах с королями. Когда-то она одевалась в шелка и атлас и носила бриллианты. В те времена Женевьева много путешествовала по миру. Но теперь его границы сузились для нее до стен коттеджа со скромной обстановкой, любимыми вещами и дюжиной кошек. Вокруг высились эвкалипты и почерневшие от соленого ветра скалы. А внизу бушевало море, вечно меняющаяся стихия, необходимая Женевьеве как воздух. Нет, сама она не мечтала о переменах. Женевьеву вполне устраивало ее нынешнее существование. Она любила свой скромный коттедж и свою нынешнюю жизнь так же сильно, как когда-то любила обеды при свечах, серебро и хрусталь на столе, шелка и бархат, а также красивых мускулистых молодых мужчин. Женевьева рано поняла, что наслаждения не вечны. Необходимо иметь мужество и волю, чтобы достичь того, к чему мы стремимся.
Женевьева напряженно прислушивалась. Теперь она отчетливо различала топот копыт. Положив срезанную розу в плетеную корзинку, она снова замерла, затаив дыхание. Кто-то подъезжал по заросшей травой дороге к ее домику.
Люди из высшего общества отвернулись от нее. И все же у Женевьевы остались друзья из числа местных лавочников, рыбаков и фермеров. Поэтому она знала, что несколько дней назад на двухмачтовом судне домой вернулась Джесмонд Корбетт. Однако Женевьева подозревала, что девушка сильно изменилась за два года в чужих краях, и боялась испытать боль разочарования. Но вскоре она увидела приближавшихся по дороге к калитке ее сада всадников. Впереди скакала золотоволосая девушка в темно-синей амазонке, а за ней – темноволосый грум, которого Женевьева видела впервые. Грум ловко спешился, а затем, немного замешкавшись, повернулся, чтобы помочь своей госпоже. Но она уже соскользнула с дамского седла и спрыгнула на землю.
Отложив в сторону секатор и корзинку для цветов, охваченная радостью Женевьева широко улыбнулась. Джесси бросилась к ней, распахнув объятия.
Джесси сидела на подоконнике в кухне домика Женевьевы в неподобающей для дамы позе. На ее коленях лежал, мурлыкая, большой пушистый кот. Свои ботинки и чулки она бросила на неровный кирпичный пол.
Ей всегда нравилась кухня Женевьевы, в которой стояла большая черная печь и висели пучки душистых трав. В окно заглядывало солнце и дул соленый ветер с моря. Здесь Джесси провела много счастливых часов.
– Хватит, не желаю больше слушать о пещерах, трупах и экспериментах с электричеством, – заявила Женевьева и, поднявшись из кресла-качалки, подошла к плите, чтобы снять закипевший чайник. – Все, конечно, очень интересно, но мне хотелось бы узнать о другом… Ты имела любовника в Лондоне?
– Женевьева! – возмущенно воскликнула Джесси и тут же рассмеялась. Ее старшая подруга постоянно старалась смутить ее, явно преднамеренно. – Ты же знаешь, что я обручена с Харрисоном.
Женевьева заварила чай и налила в сине-белый кувшинчик свежие сливки.
– Я знаю, что твой отец обещал выдать тебя замуж за Харрисона. Но он не принял во внимание твое желание. Ведь жить с Харрисоном придется не твоему отцу, а тебе самой.
Кот, спрыгнув с колен Джесси, начал тереться о юбку хозяйки и громко, требовательно замяукал, прося сливок. Джесси засмеялась.
– Я обручилась с Харрисоном два года назад и обещала стать его женой. Надеюсь, ты не забыла?
Она встала и, подойдя к старому буфету, достала чашки и блюдца, взяла большой глиняный кувшин с широким горлом, в котором Женевьева хранила ореховое печенье.
– И ты ни разу не пожалела о помолвке? – спросила Женевьева. – Как ты сейчас относишься к Харрисону?
Снова подойдя к буфету, Джесси бросила взгляд сквозь открытую дверь на сарай. Полчаса назад ирландец поил там лошадей. Но сейчас его почему-то не видно. Джесси быстро отвернулась.
– Я хочу выйти замуж за Харрисона, – твердо сказала она и поставила тарелку на большой оловянный поднос рядом с заварочным чайником.
Женевьева улыбнулась:
– В таком случае я рада за тебя. Ты помнишь этот шарик? – спросила она, беря с полки, расположенной над раковиной, небольшой гладкий прозрачный шарик из розового кварца.
– Конечно, – ответила Джесси и взяла его из рук Женевьевы. – В детстве он завораживал меня. – Она улыбнулась и посмотрела сквозь шарик на свет. Джесси казалось, что из его середины исходит сияние. По словам Женевьевы, шарик подарила ей цыганка много лет назад. – Я часами смотрела на него, и мне чудилось, что я вижу свое будущее. Но теперь я понимаю, что там я видела всего лишь собственное отражение.
– Да, я прекрасно помню, как ты играла с ним, – подтвердила Женевьева, высыпая печенье на тарелку. – И меня удивляло, что ты стремишься узнать свое будущее, как будто оно тебе еще неизвестно. Но ведь ты с детства знала, что, когда вырастешь, выйдешь замуж за Харрисона.
Джесси внезапно показалось, что шарик стал горячим и тяжелым, и она отложила его в сторону.
– Я хотела подарить его тебе, – продолжала Женевьева, – но боялась. Твоя мать спросила бы, откуда он. – Кот не унимался и требовательно мяукал. Женевьева налила ему сливок в блюдце, стоявшее у печи. – Кстати, как поживают твои родные – мама и брат?
Женевьева никогда не упускала возможности задать вопрос о близких Джесси, хотя не была знакома ни с Беатрис, ни с Уорриком.
– У них все в порядке. За два года они ничуть не изменились, – с печальной улыбкой ответила Джесси.
– Я очень переживала, когда умер твой отец.
У Джесси перехватило горло при упоминании об утрате близкого человека.
– Слава Богу, мама держится молодцом. Женевьева хотела что-то сказать, но, по-видимому, передумала.
– Пойдем пить чай в сад, – предложила она, беря расписной оловянный поднос.
Джесси хотела надеть чулки и обуться, но Женевьева остановила ее.
Джесси с улыбкой кивнула.
Лукас сидел около сарая, прислонившись спиной к низкому каменному забору, который огораживал домик и сад Женевьевы Стржецкой, и слушал шум прибоя. Волны монотонно били в скалистый берег косы, разделявшей залив на две бухты. Лукас, прищурившись от бившего в глаза яркого солнечного света, смотрел туда, где стоял остов сгоревшего дома. Если бы он устроил там док, отсюда бы он не просматривался. Лукас решил непременно посетить Бухту кораблекрушений.
За прибрежной полосой бухты возвышались холмы, поросшие деревьями и кустарником, и тянулась гряда скал. Внизу под скалистым мысом Последней Надежды бушевали пенистые волны. Покусывая длинную травинку, Лукас размышлял о том, что в ненастье или в безлунную темную ночь очень опасно выходить здесь в море.
– Отсюда открывается прекрасный вид, правда? – спросила незаметно подошедшая к нему мисс Джесмонд Корбетт.
