Шеннон Дрейк - Нечестивец
— Одному Богу известно, за что она вас так ценит! — сказала миссис Прайор, подходя к нему и рассматривая при свете дня.
Тристан удивленно изогнул бровь:
— А что, граф Карлайл подсылает вас сюда допрашивать меня, когда сам занят делом посерьезнее?
Миссис Прайор тихо рассмеялась. Ему почему-то было приятно слышать ее смех.
— Сэр, вы штурмовали стены его владений, словно заурядный воришка.
— Клянусь — свалился. Только и всего.
— Достойно восхищения! Какая у вас, однако, сноровка.
Он и сам вдруг улыбнулся:
— Ловок, как кот, мэм. Правда, хоть кого спросите.
— Но вам же больно, когда вас спрашивают.
— Потому и смущаюсь, что больно. — Тристан отчего-то вздохнул. — Если граф пожелает вызвать полицию, пусть вызывает, пожалуйста. Все лучше, чем еще одну ночь жариться здесь заживо, с таким хозяином, как граф! Боже мой! Можно подумать, я искал сокровища британской короны!
— Если бы вы искали сокровища британской короны, граф не стал бы сильно гневаться, — подумала миссис Прайор вслух.
— Боже праведный! Я и знаю-то всего о паре хороших египетских вещиц от своей подопечной. Девочка дока в этом деле, у нее все династии как на ладони. А мне ни к чему эти связки жалких трупов, прикованных к презренному золоту: они угробились за него, так и не докопавшись до пользы жизни. По правде говоря, я знаю, что за хорошую вещичку можно выручить приличную сумму, но вы меня, верно, подозревали чуть ли не в покушении на убийство!
— Примерно, — прошептала миссис Прайор, направляясь к дверям. — Все же я верю, что граф не имеет намерения подавать иск, тем более что вы до сих пор страдаете. Вам больно, верно?
Тристан нахмурился. Миссис Прайор не спрашивала, а приказывала. Но в замке в самом деле восхитительно. Он никогда в жизни не спал в таком комфорте, даже когда был моложе, даже когда служил в войсках ее величества в Индии и был удостоен дворянского звания за проявленную храбрость. А что касается здешней еды…
Он окинул миссис Прайор придирчивым взглядом. Умная женщина, это понятно, и понимает гораздо больше, чем простая экономка. Болен он или ранен — пока лучше остаться. Ей надо, чтобы он остался.
Его сердце забилось чаще, и разумные мысли с трудом поспевали в такт. Как знать, может, и были времена, когда такая женщина могла принадлежать ему. Ах, как давно это было. Сейчас, верно, она смотрит на него как на корабельную крысу, с тем же уважением, не иначе. И все же…
Он сел в постели, приосанился.
— Я жизнь отдам за эту девочку. Я не позволю ей отвечать за мои грехи перед этим чудовищем! — торжественно поклялся он.
К его удивлению, миссис Прайор подошла и присела у его кровати, тихо и серьезно заговорила с ним:
— Хочу вас предупредить: граф скор на расправу. Но жизнью клянусь, он не посмеет обидеть вашу подопечную. Он не животное. Он просто хочет кое-кого изобличить. Как ни странно, сэр Тристан, но вы, возможно, оказали нам услугу, свалившись с той девятифутовой стены.
— Я не позволю подвергать мою девочку опасности.
— Она красавица, сэр Тристан. У нее есть и душа и сила. Разве можно считать опасностью то, что она, красиво одетая, появится на балу под руку с одним из самых влиятельных людей в нашей стране?
— Власть и богатство ничто, если человек — животное.
— Внешность может быть обманчива.
— Ну да, рычит, как тигр.
Миссис Прайор снова улыбнулась. Затем, к изумлению Тристана, она умоляюще сложила руки.
— Дайте мне несколько дней. Всего несколько дней, — попросила она.
Он смотрел на нее, сдвинув брови.
— Клянусь вам, я все сделаю, чтобы она не пошла по скользкой дорожке, — пообещала женщина.
Легкий ветерок от ее движения донес до Тристана тонкий волнующий аромат. Он неотрывно смотрел ей в глаза.
— Значит… Камилла вернется сюда, — произнес он вкрадчиво. — А что с моим слугой, Ральфом? Его держат в темнице этого средневекового замка?
— Не смешите.
— Здесь нет темницы?
— Есть, конечно, и темница, но вашего человека мы там не держим. Ему отвели удобное место для работы, он помогает слугам графа.
— Принудительный труд?
— Полагаю, он несколько разболтался без дела, а может, ему особо и нечем было заняться. Нет, сэр Монтгомери, кнут и цепи нам ни к чему! Все, что нам нужно, — это время. Несколько дней!
— Несколько дней, — настороженно повторил Тристан.
Миссис Прайор встала:
— Сейчас распоряжусь насчет ванны и пришлю горничную побрить вас. И наверняка отыщу в запасах чистой одежды что-нибудь подходящее. Вы высокий и худощавый, как отец лорда Стерлинга.
Миссис Прайор величественно улыбнулась ему и пошла к двери.
Тристан заложил руки за голову и откинулся на подушки. Он предстал здесь заурядным вором, испытывающим терпение графа. И вот теперь они сами предложили ему остаться. Он невольно улыбнулся:
— Миссис Прайор?..
Она уже стояла у порога, но все же оглянулась.
— Я могу выбрать еду?
— Ростбиф или рыбу?
— Гм… разве что попробовать оба блюда?
Она склонила голову:
— Как пожелаете.
Миссис Прайор вышла, шелестя шелком, и дверь за ней закрылась. Тристан не мог сдержать довольной улыбки от уха до уха, но вдруг помрачнел. Он вспомнил сказку братьев Гримм о ведьме, которая прикинулась доброй феей, любящей деток, Гензель и Гретель, потому что… Потому что она откармливала их, чтобы затем убить и съесть.
* * *
Лорд Уимбли настаивал, чтобы они с Брайаном пообедали в клубе. Родители Брайана часто посещали это заведение, и он поддерживал семейную традицию. Но после их смерти избегал заходить туда, поскольку изящные кожаные диванчики и стулья столовой напоминали ему о том, как они сидели здесь вместе за обедом.
Слишком долго он выжидал. А Эвелин проявляла настойчивость, да и Камилла Монтгомери подвернулась под руку — или не подвернулась, а впуталась в это дело по некоему умыслу, — так что пора ему выйти в свет и взять на себя все это дело.
Старые друзья и знакомые, официанты и персонал, все, кто знал родителей Брайана, приветствовали его. Одни рассматривали его маску, другие старались ее не замечать. Несколько старых вояк, израненных, лишившихся руки или ноги, не преминули выразить соболезнования, а некоторые эксцентричные стариканы вроде Уимбли предлагали ему украсить голову чем-нибудь попроще и прикрывались ладонью, прежде чем сообщить ему на ухо, что теперь его называют чудовищем.
Карлайл был любезен и уверял, что весьма тронут их предложениями, однако должен признаться, что заслуженное одиночество его вполне устраивает.
