Сьюзен Джонсон - Прикосновение греха
— Я твой двоюродный брат со стороны матери, — повторил Паша сотни раз отрепетированную легенду. — Рипоны из Тиссайда отправили одну из своих дочерей во Францию, где она вышла замуж, и два поколения спустя вуаля — Паша Дюра. Я не поставлю тебя в неловкое положение, — заверил он ее. — Даю слово.
— Особенно осторожным нужно быть в присутствии Криса, — напомнила Трикси, словно они не обсуждали этот вопрос бессчетное число раз.
— Обещаю, — сказал он серьезно.
— Надеюсь, что смогу без запинки представить тебя слугам.
— Не отвечай, если не хочешь… но как ты обходилась, когда рядом с тобой был отец Кристофера?
Трикси так нервничала, что можно было подумать, будто до Паши ни один мужчина не посещал Берли-Хаус.
Трикси промолчала, и Паша не замедлил принести извинения.
— Не нужно извиняться, — произнесла она наконец. — Ты имеешь право знать. — Она говорила так тихо, что ему Пришлось напрячь слух. — Дело в том, что отец Кристофера гостил в семье моего мужа.
— А где был твой муж?
Паше потребовалось заметное усилие, чтобы не выдать эмоций.
— К этому времен и его уже поместили в психиатрическую лечебницу.
— Прости.
Она выглядела расстроенной и сконфуженной.
— Я никогда не испытывала сочувствия к человеку порочному, хотя, видит Бог, старалась.
— Как долго вы состояли в браке? — спросил он мягко. В его взгляде сквозило сострадание.
— Пять лет.
— Достаточно долго.
— Ужасно долго.
— Тебе не повезло, — заметил он.
— Да, — пробормотала она, гоня прочь тяжелые воспоминания. — Но Гросвеноры хотели получить мою землю, а все остальное для них не имело значения.
— И никто из членов твоей семьи не вмешался?
— Мои родители к тому времени уже умерли. Два моих дяди, являвшиеся доверительными собственниками имения моего отца, заставили меня выйти замуж за Джорджа. Гросвеноры — весьма влиятельное семейство в Кенте.
Боже праведный, — тихо воскликнул Паша. — Заставили? — Он знал, что традиция устраивать браки имела широкое распространение. Первое замужество его матери, к примеру, было ей навязано, но это случилось достаточно давно, еще до его рождения. Сам Паша не собирался жениться и этими вопросами не интересовался.
— Теперь все позади, — сказала Трикси, но по ее топ Паша догадался, что этот период ее жизни навсегда останется в ее памяти. — И слава Богу, я больше ничем не обязана Гросвенорам.
— А земля?
Она сдержанно улыбнулась:
— Брачный контракт был весьма своеобразным. Они за брали мою землю. Тогда мне было семнадцать, и дядя подписал его за меня.
— Очень удобно.
— Очень. А теперь я бы хотела сменить тему, потому что чудесный весенний день не располагает ворошить прошлое. Отныне ты знаешь все грязные факты из моей биографии, пробормотала она с горечью, — и если по-прежнему согласен проводить время в моем обществе, то скоро увидишь Берли Хаус.
— Конечно, согласен. — Паша нежно погладил ее по руке. — Что касается грязи, — добавил он с полуулыбкой, — то боюсь, что мои скандалы способны затмить все твои, вместе взятые. Так что правильнее было бы сказать — если ты согласна остаться со мной.
— Согласна, — ответила она. — Хотя затрудняюсь найти этому логическое объяснение.
— По собственному опыту знаю, — вставил Паша, — что значение здравого смысла сильно преувеличено. — Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
Паша был для нее как живительный глоток воды. Милый, веселый, щедрый, с необузданной страстью, он являл собой полный контраст той мрачной реальности, в которой она жила столько лет.
— Я так рада, что ты поехал со мной. — Она ласково провела пальцем по его подбородку.
— Ты не смогла бы оставить меня одного.
Он перехватил ее палец и поднес ко рту, чтобы потеребить зубами.
От этой исполненной эротичности ласки в ее фиалковых глазах вспыхнул огонь. Она взяла его лицо в ладони и, мысленно возблагодарив небеса за то, что свели их вместе, сказала:
— Ты веришь в чудо?
— О да, — прошептал он.
И на короткий, мимолетный миг из их сознания исчезло весеннее солнце, растворился вдали ритмичный стук копыт, пропало покачивание кареты и прекратилась ритмичная пульсация вселенной.
Паша первым нарушил молчание. Его умение владеть собой взяло верх над эмоциями.
— Как ты думаешь, какая игрушка понравится Крису больше всего?
Трикси с трудом обрела душевное равновесие.
— Британская армия, — ответила она наконец и выдавила из себя жалкую улыбку. — Я никогда не смогу в полной мере отплатить тебе за то счастье, которое принесут ему эти игрушки.
— Уверен, что могу предложить тебе один или два способа. В богатой палитре его голоса прозвучала мелодия тайги, а от темных глаз повеяло благоуханием Востока.
— Ты должен вести себя прилично, — предупредила его Трикси.
— Конечно.
— Я серьезно.
Ее голос почему-то дрогнул.
— Никаких проблем.
— Ты дал мне слово, — напомнила она ему.
— При посторонних я не подойду к тебе ближе чем на фут. Обещание послужит испытанием его самообладанию.
— О Господи. — Она хотела его и в то же время противилась этому. Ее натянутые нервы звенели, как струны.
Его близость действовала на нее возбуждающе. — Не знаю, осмелюсь ли я смотреть на тебя, когда рядом будут другие люди.
— Конечно, сможешь. — Он взял в ладони ее руки. — Посмотри на меня.
Ее ресницы дрогнули, и она встретилась с ним взглядом.
— Все будет отлично, — заверил ее Паша. Его голос прозвучал спокойно. Он полностью контролировал свои эмоции. — Ты будешь восхитительной хозяйкой, а я — воспитанным гостем. Постараюсь не слишком демонстрировать свое французское происхождение. Англичанам претит французское жеманство. Кроме того, я помогу развлекать Кристофера. У меня есть младшие братья, и с ними я научился играть в их игры.
— Я думала, тебе знакомы только любовные игры, — обронила Трикси непринужденно.
— Я многое умею. — Он цинично улыбнулся.
— Насколько разносторонни твои способности? — промурлыкала она.
— Тебе представится шанс это узнать сегодня ночью, когда все уснут.
— Я, возможно, лягу пораньше. — В ее глазах вспыхнули озорные искорки.
— Почему бы не отдохнуть после обеда? — предложил он.
Когда коляска подъезжала к крыльцу, из парадных дверей Берли-Хаус пулей выскочил Кристофер. За ним, едва поспевая, бежала его няня.
— Мамочка, мамочка, мамочка! — кричал малыш, несясь с раскинутыми в сторону руками по гравиевой дорожке. Трикси выпрыгнула из кареты, когда та еще продолжала двигаться, и, упав на колени, заключила в объятия своего сынишку. По ее щекам покатились счастливые слезы. Его крепкое маленькое тельце, такое дорогое и знакомое, его запах наполнили ее сладостными воспоминаниями.
