Сьюзен Джонсон - Прикосновение греха
— Да, сэр.
— К утру мы должны прибыть в Кале.
— Мы будем там до рассвета.
Паша улыбнулся и нырнул в карету. Как только дверца за ним захлопнулась, Мансель стеганул лошадей, посылая их в легкий галоп.
Они прибыли в Кале ранним утром. «Сокол» как раз только что пришвартовался в порту. Капитану пришлось идти под полными парусами, чтобы доставить яхту в Кале в peкордное время, как приказал хозяин.
Паша отнес Трикси на борт. После многочасовой дороги в Кале, сытая и довольная, она не сопротивлялась и безропотно позволила ему уложить себя в постель в его каюте.
— Поспи, дорогая, — прошептал он, целуя ее в пылающую щеку. — Я приду к тебе, как только мы выйдем в воды пролива.
— Ты невероятно милый.
— А ты чертовски прелестная, — отвечал он тихо, сознавая, что мог бы владеть ею еще сотни раз и не утолить мучивший его голод.
Слегка озадаченный подобным зовом плоти, Паша быстро вышел из каюты, чтобы не поддаться сладостному соблазну.
Холодный морской воздух вернул ему способность здраво мыслить. На палубе он получил возможность более спокойно обдумать свою необъяснимую одержимость. Трикси была поразительно красивой женщиной с незнакомым ему налетом невинности, что особенно привлекало его. «Еще, — размышлял он со слабой улыбкой, — она обладает необычной сексуальностью, не знающей пределов, неистовой и поразительно целомудренной одновременно». Только болван не воспользовался бы возможностью провести с ней отпуск. Когда все кончится, он вернется в Париж. Нет смысла анализировать и объяснять каждый нюанс переживаний.
Несмотря на попытку рассуждать здраво, он поймал себя на том, что несколько минут спустя снова воспылал к ней страстью. Этот мучительный, ненасытный голод зародил в душе Паши неприятные предчувствия, но он заставил себя оставаться на палубе, пока «Сокол» не удалился от берега на почтительное расстояние. Тогда он спустился вниз, в свою каюту, где не долго думая юркнул в постель, чтобы найти убежище в ее податливом теле, способном утолить его непостижимое вожделение.
Трикси встретила его с пылким нетерпением, которое не только не контролировала, но и не понимала. Еще задолго до приезда в Кале она отказалась от каких бы то ни было попыток постичь свое пугающее сексуальное влечение к этому мужчине. Разум оказался бессильным. Никакие изощренные объяснения не могли измерить степень ее физического влечения к нему. Удовольствие, бесспорно, являлось главной движущей силой, и она позволила себе безоглядно отдаться этому простому чувству.
В тиши уединения маленькой Пашиной каюты они чувствовали, помимо страсти, некую глубокую полноту единения.
— Это потому, что я еду домой, — произнесла Трикси сладким голосом, с очаровательной улыбкой.
А мужчина, который всего два дня назад посмеялся бы над словом «чары», вдруг подумал о том, не околдовали ли его шаманы матери.
В ту ночь они бросили якорь недалеко от берегов Англии и ждали рассвета, чтобы войти в порт. На заре Паша и Трикси стояли на палубе и смотрели, как белые скалы Дувра превращаются под лучами солнца из розовых в золотистые, и чувство удовлетворения согревало их души.
Паша никогда еще не испытывал такого умиротворения Со времен юности ему были знакомы лишь острые ощущения.
А Трикси, подобно узнику, получившему наконец свободу, после многих лет эмоционального голода, с жадностью впитывала в себя радость.
Это редкостное блаженство, уникальное для каждого из них, принесло им упоительную близость, не имевшую ничего общего с похотью, преобладавшей над их чувствами.
На пристани Паша помог справиться со сложностями доставки на сушу его экипажа, ловко орудуя шкивом и снастями. Экипаж перенесли через борт и опустили на берег с максимальной осторожностью, так что пружинные рессоры едва качнулись. Четырехместная коляска с зеленым лакированным корпусом, поблескивавшим под лучами бледного солнца, выглядела довольно неуместно на пристани, плотно уставленной грузами, как ослепительное произведение искусства посреди хлева. Пока его слуги запрягали нанятых лошадей и укладывали на повозку багаж и игрушки Криса, Паша сделал все необходимое, чтобы устроить свою прислугу в местной гостинице.
Сидя в вестибюле с чашкой чая, Трикси получила возможность увидеть Пашу в совсем другом свете. Проворный и умелый, он заплатил возчику и конюху, договорился с начальником порта относительно места швартовки «Сокола» и отдал распоряжения насчет комнат и питания для всей команды. Держался он властно и одновременно дружелюбно. По-английски говорил безупречно и без акцента. Прощаясь, он со всеми без исключения обменялся рукопожатием, что было несвойственно высокородному дворянину. Местных жителей этот дружеский жест немало удивил. Сияя улыбками, они с радостью жали ему руку. Теперь его имя здесь надолго запомнят, и не только за щедрость — на чаевые он не скупился, — но и за невиданную учтивость.
— Команда устроена, — бросил он Трикси, присоединяясь к ней за столиком. — Сейчас хозяйка принесет нам завтрак. Всего понемножку, если не возражаешь?
— Я много лет уже так хорошо не ела, — ответила Трикси с улыбкой.
— А я много лет не получал такого удовольствия. Должно быть, это судьба, — добавил он с широкой улыбкой и плюхнулся рядом с ней на стул, приняв вольготную позу.
— Ты имеешь в виду пищу и сладострастие, — усмехнулась она.
Его брови изогнулись дугой, а в глазах блеснули веселые искорки.
— Беспроигрышное сочетание.
— На вкус парижского распутника, я полагаю.
— Ты так думаешь? А английские повесы, по-твоему, не едят?
— Надо будет спросить, когда один из них нам повстречается.
Он прищурился:
— Я бы предпочел, чтобы тебе они не повстречались.
— Неужели мы ревнуем?
— Как ни странно, да.
— Очень мило с твоей стороны!
Его сдержанный ответ согрел ей сердце.
— Мне это несвойственно, — заметил Паша с известной долей растерянности. — Вероятно, я проголодался, — пред положил он, подключая мужскую логику. — На самом деле я действительно голоден. — Тонкости переживаний редко занимали его сколько-нибудь продолжительное время. — А вот и мой кофе, — воскликнул Паша, когда в комнату вошла горничная с подносом в руках.
Насытившиеся и отдохнувшие, они сели в карету и веко ре выехали на дорогу, ведущую в Лондон. Спустя почти час свернули на деревенский тракт, который должен был привести их к Берли-Хаус.
— Ты, наверное, считаешь меня простушкой, которой не дают покоя сомнения и комплексы, — промолвила Трикси, когда за окнами кареты поплыл знакомый ландшафт, — но в моем приходе все друг друга знают, и твое появление в наших местах непременно вызовет вопросы.
