Джейн Фэйзер - Клевета
Гай шел сзади, уязвленный и озадаченный. Он так обрадовался, увидев ее, а встретил холодное высокомерие Плантагенетов! За последние годы у него было мало времени и поводов, чтобы вспоминать о ней. Кампания в Пикардии оказалась на редкость ожесточенной, и победа досталась очень нелегко. Встреча в Британии и многочисленные визиты оказались едва ли не более утомительными. Но, освободившись на время от своего основного ремесла — войны, Гай посчитал необходимым закончить дело, которое до известной степени считал своим долгом, — соединить руки двух своих бывших подопечных. И вот дочь Джона Гонтского встречает его так, будто он ей чужой. Гай прошел в зал, и тут его вниманием целиком завладела хлопотливая леди Элинор, которая была очень рада гостям — так редко кто-либо посещал их! — и считавшая своей обязанностью развлечь их светской беседой.
Эдмунд продолжал стоять бок о бок с Магдален, осушая один кубок за другим, храня неловкое молчание и злясь на себя, что не сумел как полагается приветствовать ее. Впрочем, она была его женой, а не какой-то там леди, за которой еще надо ухаживать и ухаживать. И не стоило Гаю де Жерве встревать со своими нравоучениями. Эдмунд был очень взволнован: ведь именно сегодня он наконец будет обладать женой, а это, считал он, последний шаг на пути превращения юноши в истинного мужчину, шлюхи тут в счет не идут. Волнение, смешавшись с досадой на себя и Гая де Жерве, вылилось в то, что он пил и пил, стараясь в вине, извлеченном из подвалов лорда Беллера, утопить свое раздражение.
Вино действительно развязало язык, а досада уступила место страстному желанию. Неожиданно, передав пустой кубок стоявшему рядом пажу, Эдмунд обратился к леди Элинор:
— Извините, миледи, но я бы хотел на время уединиться в своей комнате, чтобы переодеться и выйти к вам в более достойном виде.
— Да, разумеется, — заволновалась леди Элинор. — Я вас сейчас провожу.
— Меня проводит жена, — заявил он, и щеки его вспыхнули. — Это дело жены — провожать мужа в его комнату.
Магдален побледнела, затем покраснела, почувствовав, что сейчас на нее устремлены все взоры.
Чтобы скрыть собственное волнение, Гай де Жерве повернулся к камину и погладил огромного пестрого пса, который сразу стал ластиться к нему. Эдмунду следовало бы вести себя более деликатно, но что делать — он молод, хотя во Франции держался храбро и мужественно и не боялся померяться силой с кем бы то ни было. Теперь же молодых стоило оставить одних, чтобы они могли выяснить отношения и договориться о правилах совместной жизни — как это когда-то сделали Гай и Гвендолин. И все же Гай продолжал грустно смотреть в огонь и ласкать пса. Магдален, сделав чопорный реверанс, направилась под руку с мужем из зала. Оруженосец Эдмунда двинулся было за ними, но хозяин отмахнулся от него — скорее нервно, чем сердито — и парень застыл на первой ступеньке лестницы.
Магдален и Эдмунд поднялись вверх по лестнице к гостевой комнате на третьем этаже. Лорд де Жерве, как то приличествует титулу и возрасту, был определен в первую из комнат, и Магдален прошла мимо массивной дубовой двери в угловую комнату в конце коридора.
— Прошу, милорд, — она открыла дверь и отступила в сторону, пропуская его. — Надеюсь, вам здесь понравится.
— Закрой дверь, — сказал Эдмунд сипло.
Сердце Магдален бешено застучало. Закрыв дверь, она подошла к столику у очага. — Позвольте налить вам вина?
— Да, спасибо, — он взял чашу, отпил и приставил ее к губам Магдален. — Выпьешь со мной?
Магдален для приличия смочила губы, затем отвернулась и нашла воды из кувшина в медный таз. — Не желает ли милорд умыться?
Голос у нее стал низким, глухим, неузнаваемо изменившимся от волнения. Эдмунд снял шлем и швырнул его на подоконник.
— Помоги снять кольчугу.
Не прожив вместе и дня, они все же были супружеской парой, и каждый знал свои обязанности. Тело ее господина, сражавшегося за ее безопасность и благополучие, было предметом ее заботы. Она помогла Эдмунду стащить кольчугу, стеганую кожаную фуфайку, холщевую рубашку, башмаки и плотно облегающие ноги штаны. После этого она обмакнула в теплую воду кусок материи и застыла в нерешительности. Теперь полагалось обтереть тело мужа, но как это делается, она не представляла, а потому протянула влажную тряпку Эдмунду. Он, тоже нерешительно, взял ее и тщательно обтерся. Магдален подала полотенце. Оба были немы от крайнего смущения, впервые участвуя в подобном ритуале.
Нельзя сказать, что вид обнаженного мужского тела был для Магдален вновинку. В жаркие дни солдаты из гарнизона купались прямо голышом в речке у боковых ворот или просто обливались водой прямо на дворе. В этот двор девочке, конечно, ходить было запрещено, но кто может удержать скучающего в одиночестве ребенка? А в Хэмптоне она не единожды видела в соседней деревне дурачка Джека — тот ходил голый, похожий на стриженую овцу, и никому не приходило в голову сделать ему замечание. Но близость обнаженного тела Эдмунда в уединении этой маленькой комнаты совершенно парализовала ее, и она только старалась не смотреть на него. И все же она не могла не заметить его крепкого телосложения, юношеской гибкости, мускулов, вздувшихся на руках и ногах.
Все время, прошедшее со дня венчания, Эдмунд вел жизнь воина. Ему приходилось спать в канавах и в стогу, в замках и аббатствах, изнеможение порой сваливало его с ног прямо в воротах захваченного города, и он погружался в глубокий сон посреди раздетых трупов, горящих зданий, воплей насилуемых и стонов раненых. Он видел, как людей забивают насмерть дубиной и закалывают мечом, и убивал и закалывал. Он сражался один на один с противником, подчас не имея в руках ничего, кроме ножа, он познал вкус крови и хмельную радость побед. Ему доводилось быть свидетелем пыток, безжалостной резни, неправедного суда, хладнокровных экзекуций, и все это он воспринимал как неизбежную сторону своего ремесла, ибо ему от рождения суждено было оставаться воином, до тех пор пока Бог бережет его.
У него было много женщин за это время, по большей части — шлюх. Исключая одну… Но об этом он старался не вспоминать. Он уже покаялся, исполнил епитимью и получил отпущение грехов, так что можно не волноваться. Но он совершенно не имел представления, как следует вести себя с девственницей и знатной леди, а потому испытывал неудобства в обществе этой изящной, гибкой и молчаливой девушки. Ее присутствие заставляло его трепетать, а все потому, думал он, что это — его жена. Жены не шлюхи, и их уступчивость господину — совсем иное, чем уступчивость, купленная лестью или за звонкую монету.
