Мэри Кайе - В тени луны. Том 2
— Тогда почему вы пришли сюда? Если вы знали, на что это будет похоже.
— Из любопытства. Хотелось посмотреть, не смогу ли я выяснить, для чего Кишан Прасад и его друзья устроили эту тщательно продуманную охоту.
— И вам удалось это выяснить?
— Да.
Алекс ничего не добавил к своему утверждению, но, прищурив глаза от солнечного света, перевел взгляд на залитую солнцем воду за узкой полосой травы и тростника, окаймлявшего дамбу. Теперь там было меньше птиц, многие разлетелись и направлялись к тихим местам на реке и дальних озерах, а те, что остались, слишком сильно метались из стороны в сторону, чтобы служить приемлемой мишенью. Стрельба почти прекратилась, только время от времени раздавались единичные выстрелы, и теплое, сонное молчание вернулось в утренний воздух, нарушаемое только тихим монотонным воркованием невозмутимых голубей.
Винтер выдернула травинку и задумчиво стала ее жевать, смотря на смуглый профиль Алекса на фоне резких лучей света, проникавших сквозь ветви деревьев и высокие стебли сухой травы. В ее молчании не было ничего натянутого, и спустя некоторое время она произнесла:
— Как вы думаете, почему они устроили эту охоту?
— М-мм? — рассеянно протянул Алекс.
Винтер повторила вопрос.
— Это не утиная охота, — сказал Алекс, его взгляд все еще был обращен к блестящей поверхности воды. — Это просто средство достичь цели и… возможно, еще и репетиция.
— Репетиция? Я не понимаю. Что они репетируют?
— Они — ничего. Это мы любезно делаем за них.
Он вытянулся во весь рост и повернулся лицом к ней, лежа на теплой земле.
— Право, это было довольно просто. Лунджор лежит на одной из главных дорог в Оуд, а эта дорога пересекает металлический мост в десяти милях к югу. Если начнется восстание в Пенджабе или Дели, мы сможем удержать этот мост; но если дело зайдет слишком далеко, то мы просто могли бы взорвать его и не только изолировать себя от взбунтовавшихся войск, но и помешать им воспользоваться дорогой в Оуд, являющийся в настоящее время рассадником недовольства. В Сутрагуни есть арсенал. Притом очень большой и, по моему мнению, недостаточно защищенный от возможного восстания. Некоторые из наших местных влиятельных друзей не упустили это обстоятельство, и под прикрытием щедрого и хорошо организованного развлечения для гарнизонов обоих районов они построили приличную дорогу, которая идет мимо моста и соединяет нас с Сутрагуни, так что он оказывается примерно в двадцати милях от нас. Мы очень любезно согласились испытать ее для них, и высоко оценили ее удобство и время, затраченное на поездку, провезя по ней множество экипажей, в то время как офицеры из Сутрагуни со своей стороны сделали то же самое. А там, где проехал экипаж, сможет проехать и фургон с амуницией и оружием.
Алекс повернулся на спину, положив голову на сцепленные руки, и смотрел на длинную процессию рыжих муравьев, спешивших куда-то по нижней стороне ветки у него над головой, пока через несколько мгновений Винтер с некоторой неуверенностью не спросила:
— Вы действительно… вы действительно думаете, что начнутся волнения?
Она почти ожидала, что он не ответит, потому что Алекс, когда решал отвечать на вопрос, не лгал, и она знала, что большинство мужчин, встретившись с таким вопросом, исходящим от женщины, прибегли бы к отрицанию или отделались бы какими-нибудь общими успокоительными фразами; но Алекс сказал:
— Не волнения. Восстание. Да, я так думаю. Я думал так около пяти лет. Мы просили его. Непир предупредил нас, что рано или поздно произойдет восстание, если не будут проведены определенные реформы, но никто не обратил на него внимания. Мы лелеем мысль о том, что прислушиваться к предупреждениям или действовать в соответствии с ними — значит, проявлять признаки паники и потерю уверенности, и готовы скорее потерять свою жизнь на следующий день, чем быть обвиненными в первом или втором. Эта черта приводит меня в ярость. Это значит есть свой собственный хвост, потому что предосторожности, которые не были приняты в мирное время, нельзя принять, когда кризис неизбежен, по одной простой причине, что эти предосторожности в неподходящее время вызывают панику и лишают уверенности, когда нельзя позволить себе ни того, ни другого.
— Что же случится? — спросила Винтер.
Мгновение Алекс молчал, а когда заговорил, в его голосе была такая горечь, что это испугало Винтер.
— Через день или двадцать дней мы увидим лишь развалины того, что могло бы быть лучшей армией в мире. И хотя мы снова восстановим ее, она уже никогда не будет той же. Мы повернем половину этой армии против своих же соотечественников и натравим сикхов на мусульман, а мусульман на индуистов, а гурков и на тех, и на других. Жестокость будет и с той, и с другой стороны — со всех сторон. Восточный человек легко становится варваром, если его напугать или разъярить, а мы последуем их примеру и назовем это местью — как это уже было со мной! Будут убийства и кровавая резня, потому что эти люди не понимают, какую силу мы можем бросить против них из Европы, и они будут воображать, что смогут раздавить нас…
Алекс снова больше обращался к себе, чем к Винтер, говоря с гневом и отчаянием:
— Даже такие люди, как Кишан Прасад, не имеют представления о том, чему они бросают вызов. Кишан Прасад видел, как русские отбросили нас у Севастополя. Он видел путаницу, и беспорядок, и яростную неразбериху и упустил то обстоятельство, что, несмотря на это, открытая смелость, мужество и выдержка возобладали. Он и люди, подобные ему, не осознают, что даже если они убьют каждого белого человека, белую женщину и ребенка по всей Индии, Англия будет продолжать посылать сюда войска и раздавит сопротивление. А репрессии, которые последуют потом, дадут законное основание для ненависти, которую будут передавать будущим поколениям, от отца к сыну и от матери к дочери. Мы забудем, но они не забудут!
Над озером прошелестело дуновение ветерка, взволновав воду, зашуршав тростником и принеся с собой резкий запах пороха, который перемешался со слабым ароматом желтых цветов деревьев кикар, похожих на мимозы, и пыльным запахом высохшей травы. Справа от них раздался еще один выстрел, и в тихом воздухе еще раз прозвучал голос капитана Гэрроуби: «Смотри!»
Дюжина чирков, сбившихся в кучу, просвистела над головой, почти задевая крыльями верхушки деревьев, и Алекс неохотно поднялся на ноги.
— Энергичный малый… — видимо, он говорил о капитане Гэрроуби. — Возможно, мне надо бы сделать что-нибудь, чтобы поддержать честь нашей команды.
Он взглянул на Винтер и сказал: