Елена Арсеньева - Любовные чары
– Потому он и пошел к старому лорду камердинером, – пояснила Глэдис. – И знаете, миледи, призраки почти не появляются. Правда, за несколько минут до кончины его светлости три бульдога, его любимцы, опрометью бросились вниз по лестнице и забились во дворе в самый темный угол. Мы все думаем, что псы видели Смерть, которая шла за старым милордом. Но леди Урсула уверяла, мол, видела белый призрак леди Элинор. Хотя леди Урсула… немножко не в себе…
– И все так боятся Сименса, что про брауни мне не с кем поговорить, кроме него?
– Да. Даже сэр Джаспер – хотя он не сэр, но мы его так по привычке называем – не решается с ним спорить.
– Почему же Джаспер – не сэр?
– Ну, он ведь младший сын. А титул и имение наследуются старшим.
– Однако Десмонд… я хочу сказать, милорд… тоже младший сын, а он и сэр, и наследник, – непонимающе свела брови Марина.
– Так ведь сэр Алистер умер! – Глэдис посмотрела на нее как на глупенькую.
– Но ведь до этого умер старый лорд, а Джаспер не стал его наследником! – запальчиво возразила Марина. – Я знаю, Джаспера лишили наследства. За что?
Глэдис дрожащими руками схватила пустые кувшины.
– Простите, миледи, но ежели узнают, что я тут с вами все утро болтала, да еще и обсуждала господ, меня выгонят из замка. Уж тогда мне только и останется, что утопиться с горя. Вы уж спросите, если что нужно, у леди Джессики. Она все знает, а ее даже сам мистер Сименс побаивается, потому что уверен… Ой! Что я говорю!
Глэдис подхватила кувшин и пустилась прочь.
– А где мне найти ее, леди Джессику?
– В оранжерее-е! – донесся голос из коридора.
Марина улыбнулась. У них в имении на окраине сада стояла оранжерея, и матушка, пока была жива, все свободное время проводила среди диковинных цветов. Потом, когда приехали дядя с теткой, все захирело, стекла побили, заморские растения померзли. Марина хотела бы все восстановить, да ей не давали денег. Тем дело и кончилось, однако красивое слово всегда воскрешало в ее памяти милое лицо матушки, ее ловкие руки, перепачканные землей, а рядом – какое-нибудь чудо невероятной формы и запаха, именуемое ирисом или тюльпаном, – сказочной красоты! Любопытно, что разводит Джессика?
Марину постигло разочарование: в стеклянном домике было едва ли теплее, чем на улице, а небольшие грядочки поросли какой-то скудной травой. Но Джессика разглядывала невзрачные ростки так пристально, что не сразу заметила Марину.
– Хорошо ли спали? – спросила она, не чинясь, с приветливой улыбкой, и Марина облегченно вздохнула: английская чопорность ее пугала.
– Да разве на новом месте уснешь? – пожала плечами Марина. – И потом, эти коридоры… Вы ничего не слышали? Никакого шума?
– Моя комната в старом крыле, где башни, – Джессика кивком указала куда-то в сторону. – Туда доносится шум речных перекатов, долетает ветер с моря. Я люблю ветер! А что, кстати сказать, я должна была слышать ночью? – лукаво подняла она брови. – Неужели к вам заглянула познакомиться леди Элинор? Или, не дай бог, постучалась деревянная нога с черным котом?
– Кота я видела, – угрюмо ответила Марина. – Только не черного, а белого.
– А, Макбета, – улыбнулась Джессика. – Он вполне живой, но гораздо более противный, чем любое из привидений… которых и не существует вовсе.
– Не существует? – вытаращила глаза Марина.
– Неужели поверили бредням бедняжки Урсулы? Это все милые фамильные предания. Особенно поэт. Уж я знаю доподлинно!
– Как так? – растерялась Марина.
– Я живу в той самой комнате, которую некогда занимал застреленный рыцарь. Так что именно ко мне должен был бы вбегать несчастный призрак, именно в мое окошко кидаться!
– И… что? – с волнением спросила Марина. – Никто не вбегал?
– За кого вы меня принимаете? В спальне порядочной девицы – мужчина, хоть и призрак?! – И Джессика засмеялась, а Марина вместе с ней.
Сегодня Джессика нравилась ей гораздо больше – смотрела она весело, одета была в простенькое платье, и, хоть по-прежнему выглядела очень хорошенькой, ничто в ней не напоминало о роковой, опасной красоте, так поразившей Марину. И, похоже, русская гостья ей тоже нравилась.
– А что здесь вырастет? – спросила Марина, осторожно коснувшись розетки из волнистых листочков.
– Это примула. В лесу она появится еще не скоро, под Пасху. Есть даже примета – девушка, которая первой найдет на Пасху расцветшую примулу, раньше всех выйдет замуж. Но я выращиваю примулы не для цветов, а для еды.
– Вы имеете в виду, делать снадобья?
– Нет, для них есть особые травы. Но я страдаю от нашей тяжелой пищи, и вы, как мне показалось, тоже. Однако сегодня к ужину у нас будут молодые листья примулы, а ее корни, имеющие приятный анисовый вкус, заменят пряности. Надеюсь, вам салат придется по вкусу.
– Спасибо, – шепнула Марина. – Я никогда не думала, чтоб ради меня…
– Нет, дорогая, не ради вас. Я ужасная эгоистка и все делаю ради себя, а потому в свободное время охотно предаюсь радостям садоводства.
– Здесь все примулы? – Марина кивнула на грядки.
– Не только. Вообще-то я не люблю примулы. Они – как деревенские простушки, желание которых сводится к одному: всем нравиться. Впрочем, таковы и другие цветы. И только один цветок всецело занят лишь собой, своей красотой. Ему все равно, что думают о нем люди, он любит себя. Угадали?
Марина пожала плечами:
– Не знаю. Может быть, тюльпан?
– Тюльпан самодовольный болван! Нет, я говорю о нарциссе.
– Увы, нарциссы у нас не растут, – вздохнула с сожалением Марина. – Но если судить по названию… Цветок назван в честь того самого Нарцисса?
– Значит, вы читали Овидия, – кивнула Джессика. – Прекрасно… Не зря научное название цветка – Narcissus poeticus, нарцисс поэтический, потому что разве только роза была так воспета поэтами всех стран. Кстати, мусульмане уверяют, будто пророк Магомет сказал про него: у кого два хлеба, тот пусть продаст один, чтобы купить нарцисс, ибо хлеб – пища для тела, а нарцисс – пища для души. Персидский же царь Кир назвал его бессмертною усладой.
– Как красиво! – восхищенно выдохнула Марина. – Значит, нарциссы растут не только в Англии, но и на Востоке?
– Еще до елизаветинских времен его вывез из Константинополя великий лорд Казначейства. Я мечтаю вывести у себя чисто-белый цветок. Но это необычайно трудно!
Джессика говорила быстро, глаза ее блестели, лицо было одушевлено сильным и глубоким чувством. Марина кивала, улыбалась, но, когда услышала, что результата опытов надо ждать три или четыре года, ужаснулась: «О, как долго! Столько времени ждать и верить, что твои усилия увенчаются успехом! А вдруг ударит мороз – и все труды пойдут прахом. Наверное, Джессика так же лелеяла надежды на счастье с Алистером, но он погиб – и все рухнуло».
