Пола Куин - Покоренная горцем
Первые девятнадцать лет своей жизни он рос среди католиков и видел, как их преследовали. Он сражался бок о бок со своими братьями-горцами, не зная о преследовании других. Но теперь Колин уже не был столь несведущим. Яков не карал непокорных пресвитерианцев, не устраивал кровавую бойню, как это делал до него его брат Карл. Но он предавал их суду и лишал всех свобод и привилегий. Сначала Колин считал, что король поступал справедливо. Но какой человек имеет право отказывать другому в праве отстаивать свои убеждения? Разве сам он сражался не за эти права?
Колин не хотел видеть худшее в человеке, которым восхищался, которого поклялся защищать. А если бы пригляделся и если бы оказалось, что его дело уже нельзя назвать правым, — то что бы осталось ему? За что стоило бы бороться?
Колин проскользнул в замок, убедившись вначале, что в залах царит тишина. Он осмотрелся, пользуясь возможностью сделать это неспешно и обстоятельно. Он проверил каждый поворот и каждую дверь вдоль еще одного темного коридора. Но он не мог заниматься этим всю ночь. Одно дело — рисковать. Поступать неосторожно — совсем другое.
Удовлетворившись на данный момент тем, что нашел еще три выхода из замка, Колин направился к себе.
Но, услышав звуки, доносившиеся из помещения этажом выше, он двинулся туда. Звук раздался снова, и Колин, скинув капюшон, прислушался. Кто-то плакал наверху. Ребенок.
Эдмунд!
Горец взлетел по лестнице к двери комнаты мальчика, но плач прекратился. Не следовало ему приходить сюда. Если Гейтс узнает об этом, он скорее всего выдворит его из Дартмута. Колин повернулся уходить, но новые звуки пригвоздили его к месту.
Музыка… Точнее — голос лютни. Но звучал ли он на самом деле — или только в его мозгу и у него в сердце? Нежные звуки доносились откуда-то с вышины, словно небеса разверзлись, чтобы услаждать его уши… и другие части тела. Но откуда же доносилась эта музыка?
Колин посмотрел на узкую каменную лестницу, ведущую на парапет стены и дальше, на самый верх башни. Он вспомнил, как в первый раз увидел там леди Джиллиан — увидел высоко над миром, овеваемую ветром, похожую на одинокую принцессу. И сейчас голос ее лютни напоминал об этом.
Но Колин не двигался. Зачем ему идти к ней? Он был не из тех, кто способен утешить. И у него не было ничего, что он мог бы ей предложить. Что хотел бы ей предложить. Леди Джиллиан — не его забота.
Эдмунд вновь завопил за дверью, и Колин, стремительно развернувшись, ворвался в слабо освещенную комнату, сжимая рукоятку меча. Глаза его мгновенно отыскали Эдмунда, примостившегося в самом углу кровати. Похоже, он был невредим, но страшно напуган. Колин сначала обследовал темные углы, чтобы удостовериться, что никто не прячется там, затем подошел к кровати.
— В чем дело, паренек? Почему ты плачешь?
Эдмунд утер кулачками глаза и посмотрел на него.
— Мне приснился плохой сон. Я хочу к маме.
Оглянувшись на открытую дверь, Колин подумал, что следовало бы пойти за ней. Но когда он двинулся с места, Эдмунд позвал его:
— Не уходи. Мне страшно.
Нахмурившись, Колин вернулся к кровати. Что знал он о том, как успокаивают детей? Не больше чем о том, как утешать их матерей. Иными словами — очень мало. Эдмунд всхлипнул и утер нос, и Колин, в досаде воздев глаза к небесам, уселся на кровать.
— Мне тоже снились дурные сны.
— Правда?
— Да.
— С чудовищами?
— Да, с огромными зелеными монстрами.
Эдмунд оставил свой угол и придвинулся ближе к Колину. На свету стало заметно, что глаза его широко раскрыты.
— Они когда-нибудь хватали тебя?
— Никогда. — Колин посмотрел на мальчика и тут же отвел взгляд, чтобы не улыбнуться. Черт бы побрал его жалостливое сердце… — Видишь ли, я нашел волшебный кинжал в одной из гор…
— Волшебный?! — от удивления Эдмунд даже вытащил палец изо рта.
— Да, волшебный. Его выковали, чтобы убивать всех чудовищ, которые посмеют приблизиться к его владельцу, — Колин бросил быстрый взгляд на мальчика. — Хочешь посмотреть на него?
Эдмунд кивнул и придвинулся еще ближе к горцу. А тот вытащил из ножен у пояса кинжал — подарок короля Людовика. Клинок с его золотой рукояткой, искрящейся в свете свечи, выглядел сверхъестественно.
— Это правда волшебный кинжал?
— Самый настоящий. — Колин повертел в пальцах рукоятку, глядя на нее так, словно обдумывал страшно трудное решение. — Больше он мне не нужен. — Он резко выдохнул. — Я мог бы отдать его тебе.
— В самом деле?
— Да. — Колин строго посмотрел на мальчика. — Но только ты поклянешься, что не притронешься к нему, пока тебе не исполнится… по меньшей мере, шесть лет. Кинжал утратит свою волшебную силу, если ты хоть раз прикоснешься к нему до этого.
— Я не притронусь к нему, — пообещал Эдмунд с серьезнейшим видом.
Колин невольно улыбнулся:
— Тогда он твой. Я спрячу его для тебя в надежном месте. — Он оглядел тускло освещенную комнату и поднялся на ноги. Высокий деревянный шкаф, частично скрытый в тени, прекрасно подходил для этой цели. Вытянув руку, он спрятал кинжал на самом верху — оттуда Эдмунд не смог бы его достать. — В следующий раз, когда тебе приснится страшный сон, кинжал защитит тебя.
— Спасибо, Колин.
Ему нужно было поклониться и уйти. Мальчик был в безопасности и больше не боялся. Не следовало ему оставаться в комнате без крайней необходимости.
— Теперь мы снова друзья? — спросил Эдмунд.
Колин со вздохом прикрыл глаза. Проклятие! Он только что расстался с любимым клинком из-за ночных кошмаров мальчика. Так какого же черта он чувствует себя бессердечным мерзавцем? Впрочем, он всегда знал, что такой он и есть. Зачастую даже гордился этим. Но не сейчас.
— Видишь ли, Эдмунд… — Он снова сел на кровать и устремил взгляд на серьезное личико ребенка, вниматель но смотревшего на него. — Я солдат и должен усердно готовиться к сражению, чтобы в бою меня не ранили.
— Как тогда, когда лейтенант д'Атр ударил тебя?
Колин кивнул:
— У меня мало времени на игры, но это не значит, что мы с тобой не друзья.
— Эдмунд! — Громкий возглас леди Джиллиан сдернул ее сына с кровати и заставил Колина вскочить на ноги. Она подбежала к ним и подхватила малыша на руки. — Что вы здесь делаете? — Джиллиан пристально посмотрела на горца.
— Эдмунд плакал. Он…
— О, мой дорогой!.. — воскликнула она, повернувшие к сыну. — Тебе снова привиделся страшный сон?
Ребенок у нее на руках кивнул, и она, покрепче прижав его к себе, проворковала в его пышные кудри:
— Прости меня, родной, я тебя не услышала. Ты сильно испугался?
