Шеннон Дрейк - Свет любви
И сразу же после этого превратилась в гарпию. Как раз тогда, когда физическое удовлетворение в сочетании с длительной бессонницей вконец утомили его.
— Прекрати! — приказал он. — Во всем виновата твоя ложь, воровка!
Она замолчала, глубоко вздохнула, а ее щеки под блестящими от ярости глазами побелели.
— Я… я не воровка…
Эти слова, произнесенные почти что шепотом, вызвали у него жалость. Что бы он ни говорил, он остро ощущал ее отчаяние и, хотя уже ничего не мог изменить, сочувствовал ей. Она была прекрасна. Особенно сейчас, когда пыталась закрыться от него волнами волос, она казалась жалким остатком былой гордости и чистоты.
— Не бойся, герцогиня, я не намерен ломать твою красивую шейку, пока. Твои нежные слова слишком сильно очаровали меня. Я позабочусь о тебе так, как сделал бы это твой «любовник».
— Что? — недоуменно переспросила Элиза, а затем все поняла. — Да я скорее лишусь головы, чем вновь допущу такую…
— Чудовищную мерзость? — с учтивой иронией подсказал он.
— Самое подходящее название! — гневно подтвердила Элиза.
Его короткий смешок мало чем смягчил ее гнев.
— Первая жалоба, какую я когда-либо слышал, — сообщил он, беспечно усмехаясь. — Но сомневаюсь, что ты найдешь причины жаловаться в следующий раз. Поскольку прежде я ничего не знал, думаю, будет поистине блаженством оказаться с тобой в постели, когда ты станешь сгорать от страсти. Сомневаюсь также, миледи воровка, что тебе понадобится много времени, чтобы достичь высот страсти и желания. Ты создана для наслаждения мужчины — ты испытала удовольствие даже в первый раз.
На мгновение Элиза уставилась на него, как на безумца, а затем услышала скрежет своих ногтей по одеялу.
— Клянусь тебе, Стед, и призываю Бога в свидетели, что я…
— Знаю, знаю, — перебил он с разочарованием и нетерпением в голосе, — ты живьем спустишь с меня кожу, скормишь волкам и так далее. А теперь, герцогиня, я предлагаю тебе закрыть рот, иначе ты рискуешь заполучить в него кляп. Я хочу спать.
Секунду она молчала, вновь окидывая его таким взглядом, каким глядела бы на помешанного.
— То есть как?
— В чем дело?
— Ты собираешься спать? Ты оскорбил меня, изнасиловал, погубил — и ты хочешь спать?
— Вот именно.
— Сукин…
Он рванулся вперед, как молния, зажимая ей рот ладонью и опасно склоняясь ближе.
— Предупреждаю тебя в последний раз, герцогиня, не испытывай мое терпение! Еще одно слово, вопль, оскорбление, шепот, и обрывки твоей рубашки быстро станут кляпом и веревками. Или же…
Элиза подметила, что, когда он забывает о насмешках, улыбка совершенно преображает его. Стед был действительно красив, видимо, от рождения; годы придали его лицу силу и грубость. Однако улыбка Молодила его, и Элиза с горечью поняла, что слишком много женщин находят его соблазнительным. Она уже ощутила, что его тело не могло быть более стройным и мускулистым, его рост и темные глаза наверняка вызывали у противников трепет страха во время боя и трепет желания у покоренных им женщин…
— Или… — он улыбнулся шире, и Элиза почувствовала, что ее сердце странно дрогнуло, — если ты намерена лишить меня сна, я не желаю зря терять время.
Элиза вдруг почувствовала, как ее груди напряглись, ею овладело желание прижаться к его груди, и оба невольно потянулись друг к другу. Даже через ткань, покрывающую выпуклые мускулы груди Стеда, она чувствовала его плоть. Ее щеки зарделись от ужаса, когда он поднял руку, провел по ее груди, нежно задев предательски затвердевшие соски. Его ладонь, мозолистая и грубая, двигалась с раздражающей нежностью, и, погружаясь в море беспомощной ярости и унижения, Элиза поняла, что это прикосновение возбуждает ее. Внезапно собственное тело показалось ей пустым, огонь вновь пробежал волнами…
Стед коротко рассмеялся и отстранился.
— Ложись спать, герцогиня, прежде чем я получу шанс услышать еще одно обвинение в грубости.
Это было уже слишком. Даже зная, что она пропала, Элиза была готова к бою. Она обернулась, резко ударив ладонью его по щеке. Он оборвал смех, схватил ее за руку и одним движением повалил на спину.
— Я постараюсь понять тебя, герцогиня, но сейчас для тебя слишком поздно защищать свое достоинство, прикрывать наготу и оберегать от прикосновений то, чем я уже обладал. Спи, оставь меня с миром. Обещаю, я стану заботиться о тебе так, как любой король, и защищу тебя от топора и меча.
— Да я скорее умру… — прошептала Элиза, чувствуя, что слабеет.
— Нет, обещаю тебе, этого не будет. Скоро ты узнаешь, что твоя жизнь гораздо дороже любой связи между мужчиной и женщиной. Спи, плутовка, а утром все уладится. Не пытайся сбежать, я просыпаюсь мгновенно.
Он вновь улегся рядом, обхватил ее рукой за талию и крепко прижал к себе. Элиза слышала только тихое потрескивание огня в очаге и шелест листьев на ветру.
— Клянусь тебе, Стед, я никогда не буду твоей любовницей! Даже под страхом смерти! Вскоре я стану женой другого человека, и ты ответишь за эту мерзость…
— Замолчи, герцогиня…
Его голос был глухим и угрожающим. Элиза закрыла глаза и крепко сжала зубы. Хватит беспомощных угроз, напомнила она себе. Надо только ждать… ждать…
Проходили секунды и минуты, а она мучилась от отчаяния. Затем она услышала глубокое, ровное дыхание и повернулась, чтобы взглянуть в лицо Стеда.
Он лежал с закрытыми глазами, его лицо расслабилось. Элиза прикусила губу, заставляя себя лежать не шевелясь. Время еще не пришло, надо было ждать…
Она не сомневалась, что Брайан действительно просыпается мгновенно. Но он очень устал и сразу же заснул… Если дать ему время глубже погрузиться в сон…
Она вновь прикрыла глаза, молясь, чтобы время шло побыстрее. Ей было ненавистно прикосновение этого человека, его руки, так беспечно обхватившие ее за талию, касающиеся груди… Ей было отвратительно лежать рядом с ним, ощущать себя обнаженной и беспомощной; она ненавидела Стеда за все, что он сделал.
Какое отвращение вызывала у Элизы мысль, что он побывал внутри нее: ей казалось, что от этого на ней осталось несмываемое пятно, снаружи и внутри. Она ненавидела его силу, власть, мужественность, так ошеломившую ее.
Ненавистно было даже то, что за одну ночь она полностью изменилась.
Она была глупа. Прежде жизнь защищала ее, Генрих помогал почувствовать себя всесильной.
Сегодня она узнала, что может быть беззащитной, что все ее уловки — детское оружие в настоящем бою.
Она ждала, что этот человек станет вести себя так, как и подобает мужчине… и не ошиблась. Но прежде она не представляла, что существуют мужчины, которых нельзя дразнить или обманывать.
Полученный урок был суровым. Суровым и горьким. Семя мщения прорастало в ней. Встретившись со Стедом вновь, она не станет сомневаться, что это за человек. И больше никогда не будет недооценивать его.
