Ани Сетон - Омела и меч
Снова поднялись руки, уже медленнее, но Квинт протолкался и выступил вперед.
— Я, губернатор. Квинт Тулий Пертинакс, знаменосец третьей когорты… Девятого легиона!
Глаза губернатора из-под набрякших век покосились на других добровольцев, затем вернулись к Квинту. Светоний склонился и что-то прошептал легату Петиллию, который кивнул в ответ и спокойно улыбнулся Квинту.
— И почему же ты, — спросил губернатор, — так жаждешь получить это задание?
Квинт не мог признать, что страдает из-за Реганы и жаждет любого действия, ни рассказать в такой неподходящий момент о своих поисках — а сердце его подпрыгнуло, когда он понял, что задание может привести его туда, куда он всю жизнь стремился попасть. Но были и другие причины, которые он тут же привел.
— Я достаточно узнал британцев и у меня много личных оснований ненавидеть их — кроме желания отомстить за Девятый. Я немного понимаю по-кельтски, и думаю, что смогу добраться до Глочестера.
По лицу губернатора он увидел, что тот еще не убежден. Взгляд его вновь обратился к лицу другого добровольца — старого трибуна.
Неожиданно раздался звонкий девичий голос;
— О римский губернатор, могу я сказать?
Удивленные офицеры расступились, и Регана вышла и совершенно хладнокровно встала перед колесницей губернатора.
— Кто это? — хмурясь, проворчал Светоний. — Одна из беженок?
И снова легат Петиллий дал быстрое объяснение; Квинт ранее доложил ему о прибытии Реганы и Пендока.
— А, — сказал Светоний с несомненным интересом, — ты та самая, что бежала от Боадицеи? Ну и что тебе, девушка?
— Я поняла большую часть того, что ты сказал, губернатор. Но ни Квинт Туллий, ни кто-либо другой не достигнет Глочестера по указанному тобой пути.
— Почему? — резко спросил губернатор. — Откуда ты знаешь?
— Потому что этого не сможет никто из римлян. Там непроходимые леса… где происходят странные вещи, — она внезапно осеклась. — Прежде это была моя страна — я родилась на священной равнине запада… поэтому я знаю.
Вот, значит, откуда она родом! — изумленно подумал Квинт и еще более удивился, когда спокойный голосок продолжал:
— Но мы можем помочь. Пендок и я. Квинт должен одеться, как местный житель. Он темноволос, поэтому мы скажем, что он — из страны силуров за горами Уэльса. Мы будем говорить за него. И мы… — она поколебалась… — проведем его этим путем. Я не причиню вреда своему народу, но это я могу сделать для Рима.
— Ну, а… — пробормотал губернатор, взирая на эту маленькую, но решительную девушку с явным восхищением. Серые, ясные глаза Реганы в упор смотрели на него. — Если бы она не была британкой, я бы… план кажется вполне разумным…
— Да, Светоний, и я так думаю, — серьезно сказал Петиллий. — Наше положение слишком отчаянно, чтобы играть словами. Квинт Туллий, подойди сюда. — Когда тот подчинился, Петиллий тихо спросил: — Ты полностью доверяешь этой девушке?
Квинт ответил, следуя глубинному инстинкту:
— Да, легат. Она говорит немного, но то, что она говорит — правда.
Петиллий кивнул.
— Британцы необычайно обязательны в отношении своих долгов. Они педантично платят как за каждый добрый, так и злой поступок. Ты спас девушку в городе иценов, поэтому она спасла тебя от Боадицеи. Ты защитил ее от Боадицеи, поэтому она проведет тебя в Глочестер. Они все таковы, и если бы… — его лицо потемнело, — этот трижды проклятый дурак-прокуратор не учинил насилия над иценами, мы не были бы сейчас в такой переделке.
— Да, — согласился Квинт, и посмотрел на Регану, продолжавшую беседовать с губернатором.
Петиллий уловил этот взгляд и полушутливо, полусерьезно сказал:
— А теперь скажи — ты не испытываешь никаких неподобающих римскому воину чувств к этой маленькой британской дикарке?
— Если и испытываю, ты можешь быть уверен, что они не взаимны. Ею движет, как ты заметил, исключительно чувство справедливости.
— Квинт, — произнес легат, положив твердую руку на его плечо. — Я не должен напоминать тебе, что успех твоей миссии имеет невероятное значение, что от него может зависеть судьба Рима… и никакие чувства не должны вторгаться…
— Да, легат, — сказал Квинт, мрачно стиснув зубы. — Тебе не нужно мне напоминать.
* * *Через час трое незаметных британцев покинули форт на низкорослых лохматых местных лошадках. Первым ехал Пендок, его длинные ноги в обтрепанных штанах почти касались земли, жесткую рыжую шевелюру, разбросанную по плечам, трепал морской ветер, сменивший жару, затем Регана в своем лиловом тартане — ее роскошные волосы были спрятаны под грубым льняным шарфом, и последним — Квинт. Если бы ситуация не была столь мрачной, Квинт бы вдоволь посмеялся над собой, да и уловил мгновенную усмешку в глазах легата, когда тот передавал ему свернутый напечатанный пергамент — официальное послание губернатора к Валериану, легату Второго легиона, и повторил последнее указание.
Регана проделала тщательную работу, превращая Квинта из римского офицера в туземца, приказав принести из деревни возле форта кое-какую одежду. Теперь на Квинте были заляпанные грязью штаны, перетянутые в талии и у лодыжек ремешками, и шерстяная туника, столь грязная и заношенная, что цвет невозможно было определить. На этом настояла Регана. Большинство британцев распознавали по тартанам принадлежность к тому или иному племени, и Квинт выдавая себя за силура с дальней окраины Уэльса, не должен вызывать сомнений. Довершила она наряд ветхим плащом из лохматых шкур выдры, сколотым у шеи спиральной железной пряжкой, оружием ему служило грубое копье с кремневым наконечником, изготовленным Пендоком. Регане пришлось поломать голову над тем, как разрешить вопрос с его короткими волосами и гладко выбритым лицом, безошибочно выдававшим римлянина, и она справилась с ним, велев надеть рогатый британский шлем, к которому она прикрепила пряди черных конских волос.
— Сойдет, — критически произнесла она, обозревая свое творение. — У силуров много странных обычаев, которых никто как следует не знает. Но твое лицо! Все британцы носят бороды. — Она нахмурилась, затем вытащила из очага прогоревшую головню. Намазала сажей его подбородок и верхнюю губу. — Уже лучше, хотя бороду тебе все равно придется отпустить. А пока старайся прикрывать лицо плащом.
— Не беспокойся, — сухо сказал Квинт, разглядывая свое отражение в полированном щите. — Ты превосходно поработала. Родная мать не узнала бы меня.
— Твоя мать? — быстро спросила девушка, изменив постоянно выказываемой деловой интонации.
— Да, — ответил Квинт несколько иронически.. — У меня есть мать — в Риме, очень добрая и хорошая. И младшая сестра Ливия.
