Альма-Мари Валери - Единорог и три короны
Когда Филипп явился в тюрьму, он уже почти справился с волнением и в какой-то мере взял себя в руки — во всяком случае, в камеру он вошел с совершенно бесстрастным выражением лица. Камилла затаила дыхание. Она стояла спиной к окну в лучах света: белокурые волосы золотым ореолом окружали ее голову, и она походила на небесное видение.
Девушка ждала этого свидания с нескрываемой тревогой. Когда шевалье возник на пороге, у нее екнуло сердце. Как он красив! Она забыла, насколько он неотразим с этими тонкими мужественными чертами, высокой стройной фигурой, мрачным и победительным обаянием! В этот день на нем был великолепный красный мундир с золотыми галунами — форма Королевского батальона, которая делала офицера еще более блистательным, чем обычно.
Не говоря ни единого слова, он пристально смотрел на узницу. И она решилась первой приступить к боевым действиям, чтобы нарушить тягостное молчание.
— Надеюсь, вы оправились от раны, — произнесла она и тут же прикусила язык, но было уже поздно.
Напомнив дворянину об унизительном поражении, она проявила ужасающую бестактность.
Он не ответил. С медлительно грацией хищного зверя надвигаясь на нее, он пристально следил за ней горящими черными глазами. Камилла задрожала, но устояла на месте, не желая показывать свой испуг. Наклонившись, он слегка приподнял подол савоярской юбки, которую девушка надела перед возвращением в тюрьму, и властно бросил:
— Снимите это!
Она вздрогнула всем телом, не веря своим ушам:
— Что?
Отступив на три шага назад, он скрестил руки на груди с решительным видом и отчеканил:
— Раздевайтесь.
— Да вы… Об этом не может быть и речи!
— Полагаете, будто я не знаю, что в вашей одежде спрятан целый арсенал?
Она покраснела — значит, он догадался! Тут же овладев собой, она гордо вскинула голову и с вызовом посмотрела на него:
— Вам это приснилось, мой бедный друг.
Этого он уже не смог вынести. Бросившись к ней, он грубо схватил ее за волосы.
— Не вынуждайте меня применять силу, — прошипел он угрожающе. — Вы разденетесь, нравится вам это или нет.
— Лучше умереть!
— Не доводите меня до крайности, — выдохнул он, борясь с неистовым желанием дать ей оплеуху и силой сорвать платье.
Сделав над собой сверхчеловеческое усилие, он отпустил свою жертву и направился к двери.
— Что ж, вы сами этого захотели, пеняйте на себя… Стража!
Вошли охранники.
— Разденьте заключенную догола! — распорядился Филипп.
— Нет! — в ужасе вскрикнула Камилла. — Не смейте… Я сама!
Она подняла руку к корсажу, лихорадочно пытаясь придумать какую-нибудь уловку. Если она не найдет выхода, то этот солдафон, смеющий называть себя дворянином, выставит ее обнаженной напоказ перед целым полком!
— Я жду, — бросил он с раздражением, видя, как она с отчаянием закусила губу.
— Шевалье, — пролепетала Камилла с мольбой, судорожно закрыв ладонями шнуровку корсажа, — вы человек чести. Как же вы можете требовать, чтобы женщина раздевалась перед солдатней? Лучше бросьте меня в карцер!
Филипп невольно усмехнулся. Положительно эта девка неистощима на выдумки! И она прекрасно знала, что от него всего можно добиться, взывая к чувству чести. Но на сей раз он не позволит обвести себя вокруг пальца!
— Стража! Привести сюда жену привратника, — сказал он с коварной улыбкой.
Камилла с недоумением смотрела на него. Когда появилась жена привратника, шевалье твердо произнес:
— Выбор за вами. Либо вы добровольно соглашаетесь, чтобы эта женщина раздела вас, либо я это сделаю сам.
Камилле пришлось смириться, ибо выхода действительно не было. Двое стражников, повернувшись к ней спиной, натянули простыню, а жена привратника стала раздевать девушку.
Филипп, небрежно развалившись на постели узницы, наблюдал за этой операцией — из-за простыни ему были видна голова и шея узницы. Камилла должна была признать, что ее враг не делал попыток воспользоваться ситуацией, тем не менее она трепетала от страха, что простыня вдруг обвиснет, открыв ее наготу. Сняв все свои вещи, она облачилась в широкую рубаху из грубого полотна, доходившую ей до пят.
— Ну вот сейчас я и в самом деле похожа на преступницу, — вскричала она, состроив комичную гримасу.
Даже не улыбнувшись в ответ на эту шутку, шевалье отослал обоих тюремщиков и жену привратника, которая унесла с собой одежду Камиллы.
— Зачем она взяла мою одежду?
— Эти вещи вам больше не понадобятся.
— Как? Неужели я должна буду все время носить эту рубаху?
— Именно так.
Задохнувшись от негодования, девушка собиралась высказать ему все, что о нем думает, но он опередил ее:
— Прошу вас воздержаться от очередных тирад на тему вашего дамского достоинства. Здесь вас никто не увидит. И еще, буду с вами совершенно откровенен, вам вряд ли придет в голову бежать в подобном наряде… Хотя от вас всего можно ожидать.
— Хорошо, — раздраженно сказала она, — вы позабавились и насладились своим торжеством, а теперь закончим. Будьте любезны оставить меня одну.
— Но я еще не закончил с вами.
— Чего же вам надо еще?
— Ложитесь!
— Что это еще за выдумки?
— Исполняйте мои распоряжения без всяких разговоров, — произнес он тоном, не терпящим возражений. — Или я должен опять позвать стражу?
Она покорно растянулась на постели, с беспокойством смотря на д’Амбремона и мысленно спрашивая себя, не сошел ли тот с ума.
— Вы удобно легли? — осведомился он с опасной кротостью.
Она кивнула.
— Прекрасно. Не шевелитесь, — сказал он, направляясь в коридор, и через минуту возвратился оттуда с цепями.
Камилла изумилась настолько, что обрела дар речи лишь тогда, когда запястья ее оказались прикованными к стойкам кровати.
— Что вы делаете? Вы в своем уме? Неужели вы собираетесь держать меня в цепях, как дикого зверя?
— Именно так, драгоценная моя, — удовлетворенно промолвил он, разглядывая беспомощную Камиллу. — Затем он приковал к стойке правую ногу и добродушно отметил: — Видите, как я великодушен? Одну ногу я оставил свободной!
— Если это шутка, шевалье, то она дурного тона!
Не обратив никакого внимания на ее слова, он дерзко уселся на край постели. Ему хотелось до конца насладиться своим триумфом — пусть эта девка знает, что находится в полной его власти! Притворившись, будто хочет еще раз убедиться в прочности цепей, он склонился над девушкой и впился взглядом в ее светлые глаза. Она затрепетала от волнения, чувствуя на себе тяжесть мужского тела, а он, вполне довольный произведенным впечатлением, поднялся, сардонически усмехаясь.
