Шахразада - Избранница Шахрияра
– Увы, мой повелитель, – отрицательно качала головой девушка, – не в силах моей матери, не в силах даже всех ее соплеменников справиться с этим проклятием. Боюсь, я не могу найти даже лазейки… Пытаюсь, но не могу придумать, что же может заставить принца пожелать увидеть женщину еще раз.
– Должно быть, одного любовного искусства здесь мало.
– Кажется, любовное искусство – это вовсе не то, чем можно увлечь избалованного ласками принца. Думаю, мой повелитель, тебе следует вспомнить о своем брате нечто такое, чего не знает никто. Быть может, он более, чем страсть, любит, к примеру, военные состязания. Или долгие морские странствия, или…
– Ох, звезда моя, одного морского странствия нам уже никогда не забыть… Но я попытаюсь вспомнить, клянусь тебе.
В таких беседах проходили вечера. Но дни Герсими были по-прежнему посвящены занятиям с Шахразадой. Вернее сказать, Герсими делала вид, что слушает истории Шахразады и учится тому, что должна знать и уметь жена принца.
Мудрая же дочь визиря не только делала вид, что не замечает этого, но и пыталась понять, что происходит с Герсими и как ей помочь. Однако оказалось, что не Герсими нужна помощь…
Ибо увидев, что «охота» для него, Шахрияра, теперь всегда заканчивается ничем, он приказал, чтобы любая девушка, которая пройдет по улице, была изловлена и водворена в гарем. Увы, проклятие только усилило скверный характер принца, а страсть, ежеминутно пылающая в его разуме и чреслах, и вовсе сделала его более похожим на безумца, чем на наследника престола великой страны.
– Аллах всесильный, – прошептала Герсими в тот вечер, когда обеспокоенный Шахземан рассказал ей об этом. – Выходит, теперь по городу придется ходить в окружении дюжины стражников.
Шахземан протяжно вздохнул.
– Любовь моя, полагаю, что некоторое время тебе лучше вовсе не покидать нашего сада и Белой башни.
– Но как же мои уроки? Не могу же я ослушаться твоего доброго батюшки и перестать изучать быт и нравы великой Кордовы, да хранит ее Аллах во все дни и все ночи бытия!
– Милая, ты и так уже знаешь больше, должно быть, чем знаю о своей стране я сам.
Шахземан не договорил, так испугало его выражение лица жены.
– Шахразада… – прошептала девушка. – Она же ничего не знает! Надо немедленно спрятать ее!
– Повинуюсь, моя греза, – Шахземан кивнул.
Да, во власти принца, пусть и не наследника, сделать жизнь своих друзей чуть легче и проще. А потому уже через несколько минут быстроногий гонец отправился к дому визиря с распоряжением (о да, именно распоряжением) укрыть наставницу царской невестки от любых невзгод.
– Благодарю тебя, – нежно прошептала Герсими. – Однако, боюсь, это не выход. Как бы ни укрывали мы Шахразаду, рано или поздно она все-таки пройдет по улице… Не до седых же волос ей скрываться от посторонних глаз за толстыми стенами.
– Это верно. Но, быть может, безумное желание все же покинет Шахрияра. Быть может, взойдя на трон, он перестанет охотиться за прекрасными девами как голодный тигр.
– Ты так и не понял, любимый мой супруг. Это выше Шахрияра, выше любого смертного: над наследником тяготеет проклятие… Чары, каких не преодолеть простому человеку, будь он трижды наследник престола и самый сильный из силачей мира.
– Но тогда, выходит, Шахразаде надо будет прятаться воистину до седых волос…
– И всем остальным девушкам этого города и всех других селений тоже.
Супруги замолчали. Ибо правы были оба: Герсими понимала, что магия взяла верх над личностью Шахрияра, Шахземан же понимал, что вереница смертей бесконечна.
Молчание затягивалось. Мгновения будто уснули – не спешили сменить друг друга.
– Аллах великий, теперь евнухи и нукеры будут, словно ищейки, рыскать по городу и…
– Увы, это так. Думается мне, что Шахрияр, как ни старались вы с матушкой обезопасить наш прекрасный город, все же навлек на каждого из жителей великой Кордовы неслыханную беду.
– О да, обличий зла бесконечно много, и не в силах даже богине извести их все и навсегда. Магия, особенно черная, сродни хорошему судейскому или изворотливому имаму: всегда найдет лазейку, придумает, как избежать ловушки, ускользнет там, где все будут видеть глухое препятствие.
– Получается, выхода нет?
Ответом на эти слова были глухие рыдания, которые послышались у открытой двери в Белую башню.
Выскочивший Шахземан увидел визиря Ахмета, отца Шахразады. Вчера еще полный сил пятидесятилетний мужчина сегодня выглядел древним старцем. По его запавшим щекам катились крупные слезы.
– Принц Шахземан, – проговорил Ахмет, увидев Герсими и ее мужа. – И ты, далекая красавица. Моя старшая дочь, Шахразада, попала в беду. И виной всему я, старый осел…
– Что случилось, уважаемый Ахмет? – заботливо спросил Шахземан.
– Я велел своей мудрой и послушной дочери сегодня за час до заката прийти к дивану, дабы встретить меня. И там…
Слезы мешали визирю говорить.
– …и там ее увидели слуги нашего наследника, принца Шахрияра…
– О Аллах великий!
– Да, красавица. – Визирь обернулся к Герсими. – Я, глупый осел, не послушал разговоров, какие уже не один день ходят по городу. Я, неумный старик, не послушал и твоего вестника, умолявшего, приказывавшего мне беречь моих дочерей от глаз нукеров Шахрияра… И теперь…
– Да что случилось, почтенный? – вне себя воскликнул Шахземан.
– Сейфуллах Безухий, ближайший друг наследника престола, передал мне приказ Шахрияра: завтра на закате я должен привести свою дочь в покои принца. Сейфуллах трижды повторил, что мне и моей дочери оказана величайшая честь, ибо не каждую девушку принц хочет видеть в час своего отдохновения.
Герсими озабоченно покачала головой. Она знала куда больше, чем могла рассказать визирю Ахмету.
– Ослушаться приказа принца я не могу. А выполнить его приказ не в силах, ибо я потеряю дочь, если она появится в покоях Шахрияра, или собственную голову, если в указанный час моя крошка не появится на пороге царских покоев. И всему виной моя глупость… Ах, вареный я кушак…
Герсими было безумно жаль уважаемого и честного визиря. Но утешить его она не торопилась, ибо решения этой задачи еще не знала. Хотя чувствовала, что в одном шаге от прозрения…
– Почтенный Ахмет, не лей слезы. Аллах всесилен, он не позволит, чтобы случилось черное дело. Я полагаю, что твоей дочери и в самом деле оказана великая честь…
– О да, – горько усмехнулся визирь. – Ей оказана великая честь: умереть на рассвете от рук царского палача.
– Не говори так, глупый человек, не гневи судьбу. У тебя есть еще день, чтобы порадоваться тому, что твои дочери с тобой. А в тот час, когда тебе придется выполнить приказ, надеюсь, Аллах всесильный прояснит разум принца Шахрияра.
