Кэтрин Гэскин - Я знаю о любви
Голос Розы нарушил тишину, нарушил этот миг.
— Адам!.. Адам! Это Адам и Ларри!
Я заметила, как быстро изменилось выражение его лица. Он смотрел — на Розу. Взгляд его стал невыразимо тоскующим. Я больше не сомневалась, что Адам любит Розу.
Ощущение своей привлекательности исчезло.
VВремя испытывало всех нас там, на Эрике. Мы узнавали друг друга, и раздражение от нашей совместной повседневной жизни становилось сильнее: ни у кого не было личной жизни, но никто из нас не хотел бы оказаться совершенно один, друг без друга.
Стояли жаркие дни; солнце и полчища мух изнуряли нас. Но ночи были великолепные, прекрасно восстанавливающие силы, благоухающие, со звездами, невероятно ярко сверкающими в темно-синем небе. Вечерами мы слушали визг детворы вокруг и жалобы на малое количество добываемого золота. При таких нагрузках Дэн был так же добр, как всегда, но Кэйт уже иногда заставляла себя быть бодрой, и мы видели это. Роза была милой и мягкой, пока в лагере оставался Адам; стоило ему уехать, как она становилась унылой и изливала свое раздражение на Тома Лэнгли.
Пэт часто выходил из себя из-за методов полицейской администрации Балларата и платы за лицензию. Син был с ним заодно. Временами казалось, что один Ларри счастлив; Он работал так же упорно, как любой из нас, но не покорялся этой убийственной монотонности. Пэт завидовал его месту возчика.
Я стала реже вспоминать о Гриббоне. И должна была стоять в стороне, наблюдая, как Адам и Том Лэнгли все глубже запутывались в играх очаровательной Розы.
Это случилось ночью, когда горняки сожгли пивную Бентли. Толпа, среди которой были Пэт и Син, собралась у пивной, чтобы протестовать против снятия с Бентли обвинения в убийстве. Он заявил, что вынужден был убить старателя, который требовал нормального обслуживания в его гостинице, и был освобожден от суда благодаря своей дружбе с полицией. Судья слушал это дело и отказался передать Бентли суду присяжных.
Теперь старатели собрались около пивной в яростном протесте. Никто точно не знал, кто бросил камень, который разбил окно и опрокинул лампу. Но очень скоро мы в лагере услышали шум пламени и сильный треск стекол.
Ларри вскочил на ноги, зовя Адама. Адам, Том Лэнгли и Дэн последовали за ним. Так поступили все мы — Кэйт, Роза, я и Кон тоже побежали.
Здание горело, и толпа кричала на Бентли. Трудно было узнать в наших миролюбивых, добрых соседей, людей, которые трудились ради золота терпеливо и неустанно. Временами казалось, что это был голос неистовства, вызов неповиновения был брошен власти.
Внезапно послышались крики:
— Бентли за шиворот! Сюда его!
Пэт и Син были среди толпы, которая, огибая пивную, двигалась к заднему выходу из кегельбана. Ларри, Адам и Дэн двигались за ними. Мы потеряли их из виду. Блеск огня падал на широкие шляпы и фланелевые блузы, и все выглядели одинаково.
— На небе Господь! — крикнула Кэйт.
А затем я увидела Кона, упорно проталкивающегося среди сжатых тел, стремящегося доказать, что он тоже взрослый. Он был из Мэгьюри и хотел быть там, вместе со своими братьями. Но для меня он был все еще ребенком, и не имело значения, что я разговаривала с ним, как с мужчиной. Я боялась за него и стала протискиваться к нему. Удары почти оглушили меня. Большинство мужчин и не сознавали, что бьют женщину, во всяком случае, они могли сказать, что мне не место здесь. И были бы правы. Я боялась, что попаду под их тяжелые башмаки. А Кон пробивал себе путь к Ларри. Он молча оглянулся, когда я настигла его, бьющегося и толкающегося в толпе. Я обхватила его руками, но у нас и вдвоем не было сил вырваться из толпы и вернуться назад. И поэтому мы были там и видели, как Ларри и Адам добрались до Пэта.
Все они втянулись в круговорот вокруг Бентли, который вырвался из огня и вскочил на кавалерийскую лошадь. Животное обезумело от страха, и четверо тянули за узду, чтобы сдержать его, пытаясь стащить Бентли с седла. Он держался и свободной рукой жестоко бил дубинкой по головам. Пэт вцепился в сапог Бентли, не замечая того, что тот бьет его прямо в лицо.
Ларри, наконец, пробился к нему.
— Пэт, ты же весь в крови! Ты сошел с ума!
— Повесьте его! — пьяно бормотал Пэт.
Он получил еще удар дубинки и, казалось, был оглушен. Глаза его застлало пеленой, но он пытался держаться прямо. В этот момент Ларри растолкал толпу, но не успел: кулак Бентли пришелся прямо по подбородку Пэта. Медленно, словно нехотя, Пэт выпустил ногу Бентли и начал падать. Ларри поймал его и в это время сам получил удар по голове от Бентли. Ларри с Адамом сделали что-то вроде люльки для Пэта, а Дэн расчищал им путь через толпу. Я подтолкнула Кона за ними, и мы пошли плотно друг за другом. Мы наконец выбрались из толпы, настолько ошеломленные, что с трудом осознавали: дубинка Бентли, бьющие копыта лошади, избавление от цепляющихся рук — все это осталось позади.
В лагере Мэгьюри Пэт стал приходить в себя. Он, казалось, протрезвел, осторожно ощупал свои разбитые губы и голову. Кэйт заплакала. Она обмывала ему лоб и одновременно бранила сына.
— Ты принесешь нам еще беду и разрушение… — Пэт резко оборвал ее, стараясь сидеть ровно, посмотрел на Ларри и резко спросил:
— Ты что, собираешься погибнуть?
Ларри пожал плечами. Он успокоился; его гнев прошел.
— Я должен был стоять и смотреть, как вы убиваете? Я должен был позволить тебе погибнуть? Господу известно, что ты дурак, но я не желаю смерти даже дураку.
Пэт бешено зарычал:
— Кем ты себя считаешь, Ларри? Ты что, Господь Бог?
— Замолчи! Ты пьян!
— Да, пьян. Но не позволяю себе осуждать других, когда они собираются выпить. Какое ты имеешь право?..
— Мое право — спасти тебя от полиции. Если бы мы не вытащили тебя оттуда, они убили бы тебя или заперли в участке с остальными твоими друзьями, которых забрала полиция.
Пэт взорвался.
— Черт тебя подери! Я пойду ко всем чертям, если захочу, и в прекрасной компании!
— Не бывать этому! — вдруг закричал отец.
Пэт не обратил на него внимания.
— Ты мне надоел, Ларри. Явился сюда, как мелкий паршивый английский лавочник, и смотришь на нас свысока, потому что наши руки запачканы этой грязью, поднятой из земли, а ты пачкаешь свои, только беря деньги. Что тебе известно о живущих в этой забытой Богом дыре? Ты сидишь здесь, как старая дева, и советуешь мне, когда пить, с кем дружить…
Он тяжело вздохнул, махнув рукой на Ларри.
— Ладно, я скажу тебе, Ларри, — я скажу тебе. Это моя беда — моя собственная. И отстань от меня, Ларри! Не лезь в мои дела!
