Эллен Марш - Пожнешь бурю
– Ну хорошо, – нехотя согласился он.
Мереуин, благодарно вздохнув, опустила раскалывающуюся голову, длинные ресницы дрогнули, глаза закрылись, и на нее навалилась страшная усталость.
– В-вы очень любезны, – слабо пробормотала она.
Стоявший над ней мужчина замер. Тихо, как кошка, он повернулся, бросил по сторонам настороженный взгляд, и удостоверился, что улица пуста. Из левого кармана медленно появилась рука, сжимающая небольшую дубинку, к которой его пальцы были явно привычны.
Эдмунд Ансворт, являясь много лет членом бандитской шайки, научился прекрасно владеть оружием. Юной девушке, что сидела перед ним на каменной ограде, достаточно небольшого удара, решил он. Очнувшись, она отделается пустячным синяком.
Дело, по правде сказать, постыдное, думал он глядя на худенькие плечики девушки и слушая ее прерывистое дыхание. Прежде он редко испытывал к кому-либо сочувствие и с недоумением обнаружил, что сейчас испытывает именно это чувство, хотя немало успел натворить в своей жизни. Лучше действовать быстро, пока он не совсем раскис… и дубинка, взметнувшись вверх, ловко опустилась на золотую головку.
Мереуин, не издав ни звука, свалилась на тротуар маленьким жалким комочком. Эдмунд быстро подхватил ее, бесцеремонно перебросил через могучее плечо, опасливо огляделся и решительно зашагал к реке, зная, что там его уже ждут.
Льюис Кинкейд, капитан трехмачтовой баркентины «Горянка», стоял на юте, расставив короткие толстые ноги, и вглядывался прищуренными глазами в темнеющие над переплетением снастей и свернутых парусов небеса, отчетливо различая видимые в это время года созвездия, несмотря на множество огней, горящих внизу, в доке и на покачивающихся вокруг судах. Не сумев заснуть, он с час назад вышел на палубу и отпустил изумленного вахтенного, приказав отправляться вниз. На душе у него было тревожно, хотя Кинкейд не принадлежал к числу чересчур совестливых людей.
Волны бились о корпус судна и под сваями гавани, «Горянка» слегка покачивалась в ответ, шпангоуты скрипели под крепчавшим бризом. Док внизу пустовал, хотя Кинкейд знал, что на каждом судне, бросившем якорь в переполненной гавани Глазго, поставлен дозорный. Из ближайшего кабачка доносились приглушенный смех, песни и стук о деревянные столы глиняных кружек с элем.
«Горянка» готовилась покинуть гавань с утренним приливом, и большая часть команды уже находилась на борту. Льюис Кинкейд не думал о беспомощных пассажирах, упрятанных к тому времени в трюм, о том, как там холодно в зябкое весеннее время и как будет сыро, когда судно выйдет в открытое море и корпус начнет протекать.
На протяжении последних восьми месяцев, в ходе которых воюющие страны продвигались к подписанию Договора, заключенного наконец в феврале в Париже, угроза подвергнуться нападению мало-помалу ослабевала, и «Горянка» успешно совершила переход через Атлантику в Америку с полными трюмами живого товара, вернувшись с грузом рома, табака, черной патоки и леса. Торговое судно «Горянка», принадлежащее именитому англичанину, перевозило только законно завербованных, подписавших контракт работников, и ладная баркентина считалась быстроходной, вместительной и не вызывающей никаких подозрений.
Репутацией этой капитан Кинкейд гордился и старался всеми силами ее поддерживать. Тех, кто был превращен в рабов силой или другими незаконными способами, транспортировали в столь же строгой секретности, как лишние бочки рома, патоки или кипы табака, которые Кинкейд доставлял в Англию, не указывая ни в каких документах.
Опытный контрабандист, слишком умный, чтобы рисковать незапятнанным именем, Кинкейд был связан с очень немногочисленными, тщательно подобранными людьми, которые демонстрировали абсолютную преданность и получали хорошие деньги. Он возлагал на них всю ответственность, что, как правило, позволяло ему оставаться совершенно непричастным к содеянным преступлениям и не навлекло бы на, него никаких подозрений, случись кому-то из этих людей попасть под арест.
Прислонясь к поручням, капитан Кинкейд вытащил часы, взглянул на изукрашенный циферблат и с легким кивком снова спрятал их в карман. Озабоченность в умных глазах сменилась облегчением, когда он заметил внизу, в гавани, движение. Капитан спустился по трапу со всей скоростью, на какую были способны его коротенькие ножки, и пересек верхнюю палубу как раз вовремя, чтобы встретить ступившего на борт запыхавшегося Эдмунда Ансворта.
– Тебя кто-нибудь видел? – спокойно спросил маленький человечек.
– Нет, конечно. – Ансворт положил на палубу неподвижное тело в красно-коричневом бархате и выпрямился, устало расправляя могучие плечи. – Черт, она совсем маленькая, да от тюрьмы до реки путь неблизкий.
– Обождал бы, пока подойдете поближе, а потом уж действовал дубинкой, – заметил Кинкейд, расставив ноги, сцепив за спиной руки и задумчиво глядя на то, что принес Ансворт.
Эдмунд пожал плечами:
– Момент был хороший, не хотелось упускать.
– Дай-ка мне поглядеть.
Ансворт носком сапога поддел легонькое тело Мереуин, перевернул на спину, обратив бледное личико к темному ночному небу. Длинные черные ресницы лежали на прозрачной коже впалых щек, резко обозначивших скулы, что придавало нежным чертам зрелую красоту, округлые крепкие груди вздымались и опадали в ритмичном дыхании.
– Неплохо, – пробормотал Кинкейд, особо оценив пышные локоны золотых волос. – Я позабочусь, чтобы за время плавания ничего не пропало. За нее дадут хорошую цену. – Прищуренные глаза сверкнули. – Вот именно, настоящую, справедливую цену. Бумаги при тебе? Эдмунд Ансворт протянул бумаги:
– Как видите, подписаны по всем правилам. Она не сможет протестовать.
Капитан покачал головой, изучая аккуратно выведенное в конце листа имя.
– Они частенько заявляют, будто подписывали под принуждением. Никто ей не поверит. Я подпишу за другую сторону у себя в каюте. Давай лучше снеси ее вниз, пока никто не видал.
Эдмунд наклонился к девушке, а капитан Кинкейд задумчиво пробормотал:
– Макэйлис… Я где-то слышал это имя.
– Вы, может, думаете про кернлахских Макэйлисов? – подсказал Эдмунд, поднимая Мереуин на руки. – Про тех, у которых прядильни тут, в городе?
– А, точно. – Кинкейд бросил проницательный взгляд на маленькое, прижатое на груди Ансворта личико. – Не знаешь, это она и есть?
– Господи Иисусе, – расхохотался Ансворт, – да вы что, правда думаете, будто женщина из семейства Макэйлисов промышляет проституцией в Глазго?
Тонкие губы Кинкейда расползлись в невеселой усмешке:
– Не думаю. Не хотел бы я иметь ее на борту, если б это было правдой. Слишком рискованно связываться с высшим обществом.
