Нора Робертс - Мятеж
— Добро пожаловать в Гленфиннан. — Доналд Мак-Доналд поднял свой кубок. — За ваше здоровье, Иэн Мак-Грегор.
Иэн выпил и взглядом одобрил качество виски Мак-Доналда.
— И за ваше.
— Лорд Эшберн. — Мак-Доналд подал знак налить еще виски. — Надеюсь, мой старый друг устроил вас удобно?
— Очень удобно. Благодарю вас.
— За ваше успешное пребывание в Гленфиннане. — Мак-Доналд выпил снова. Не в первый раз Бригем был признателен своей способности поглощать виски без последствий. При виде того, с какой легкостью пили его компаньоны, он решил, что унаследовал этот дар от бабушки. — Так вы родственник Мэри Мак-Доналд из Слита на острове Скай?
— Ее внук.
Тогда Мак-Доналд предложил тост за нее:
— Я ее помню. Она была красивой девушкой, хотя я был слишком мал, когда посещал ее семью. Вас воспитывала она?
— Почти с десяти лет, когда умерли мои родители.
— Поскольку вы здесь, я не сомневаюсь, что она проделала хорошую работу. Очевидно, вы голодны, джентльмены. Мы устроим для вас поздний ужин.
— А остальные? — спросил Иэн.
— Ожидаются завтра. — Мак-Доналд посмотрел на дверной проем, и его мясистое лицо расплылось в улыбке. — А вот и моя дочь. Иэн, вы помните мою Маргарет?
Повернувшись, Бригем увидел маленькую темноволосую девушку лет восемнадцати в широкой голубой юбке с обручем под цвет глаз. Девушка присела в реверансе, потом шагнула вперед, протянув руки Иэну с улыбкой, от которой на ее щеках появились ямочки.
— Вот так красавица! — Иэн со смехом расцеловал ее в обе щеки. — Ты выросла, Мэгги.
— Прошло два года. — Голос у нее был мягкий и певучий.
— Она копия ее матери, Доналд. Слава богу, что она не унаследовала внешность от вас.
— Будьте осторожны, оскорбляя меня в собственном доме. — Мак-Доналд вроде бы насупился, но в голосе его звучали нотки гордости. — Лорд Эшберн, позвольте представить вам мою дочь Маргарет.
Мэгги сделала еще один реверанс и протянула кончики пальцев Бригему:
— Милорд.
— Мисс Мак-Доналд. Приятно увидеть цветок бурным зимним вечером.
Девушка хихикнула, испортив элегантный книксен:
— Благодарю вас, милорд. Я нечасто слышу лесть. Вы близкий друг Колла, не так ли?
— Да.
— Я думала… — Она перевела взгляд с Бригема на Иэна. — Он не сопровождает вас, лорд Мак-Грегор?
— Не из-за отсутствия желания, Мэгги. И не так давно я был для тебя просто дядей Иэном.
Девушка улыбнулась и поцеловала его бородатую щеку.
— Вы по-прежнему остаетесь дядей Иэном для меня.
Он похлопал ее по руке и повернулся к Мак-Доналду.
— По дороге из Лондона Колл и Бригем нарвались на неприятности с Кэмбеллами.
— Колл? — быстро спросила Мэгги, обнаружив больше эмоций, чем намеревалась. — Он был ранен?
Иэн улыбнулся:
— Он уже поправляется, девочка, но Гвен топнула ногой и заявила, что ему нельзя много двигаться.
— Пожалуйста, расскажите мне, что случилось. Насколько тяжело его ранили? Он…
— Мэгги. — Мак-Доналд с усмешкой оборвал быстрые расспросы дочери. — Я уверен, что Иэн и лорд Эшберн расскажут нам все об этом. А сейчас они, наверное, хотят отдохнуть перед обедом.
Девушка постаралась сдержать нетерпение.
— Конечно. Простите меня. Я покажу вам ваши комнаты.
Грациозно подобрав юбки, Маргарет повела гостей отца из гостиной и вверх по лестнице.
— Скажите, если вам что-нибудь понадобится. Мы обедаем через час, если это вас устраивает.
— Ничего не устроит меня лучше. — Иэн ущипнул ее за щеку. — Ты стала совсем взрослой, Мэгги. Твоя мать гордилась бы тобой.
— Дядя Иэн… Колл был тяжело ранен?
— Он поправляется, даю тебе слово.
Вынужденная довольствоваться этим, она оставила двух мужчин наедине.
Они обедали в большой просторной столовой. Были поданы устрицы, такие крупные, каких Бригем никогда не видел раньше, и лосось, за которыми последовали жареная утка под соусом из крыжовника и бараньи лопатки. Кларет был превосходным и в достаточном количестве. Далее хозяин велел подать сладости — пироги, печенья и тушеные груши.
Мэгги исполняла обязанности хозяйки с легкостью и живостью, которые были ей к лицу. Когда она поднялась из-за стола, оставляя мужчин пить портвейн, то успела очаровать всю компанию — от Иэна до последнего из его слуг.
Разговор перешел на политику. Они обсуждали намерения Людовика в отношении Англии и его поддержку принца Чарлза и якобитов, покуда слуги приносили свежие свечи и поддерживали огонь в камине.
Здесь, в столовой дома на диком западе Хайлэндса, царила единодушная поддержка красавчика-принца. Бригем видел, что эти люди были не только готовы за него сражаться, но любили его, как символ надежды, почти с самого его появления на свет.
Бригем лег поздно, но засыпал с трудом. В камине горел огонь, пологи кровати, сделанные из пледов, избавляли от сквозняков, хотя он слышал, как ветер воет и стучит об оконные стекла. Его мысли, как бы он ни старался отогнать их, снова и снова возвращались к Сирине.
Спит ли она сейчас крепко в своей кровати, отдыхая душой и телом? Или же она, подобно ему, беспокойно ворочается, мечется из стороны в сторону, будучи не в силах заснуть?
Какое безумие влечет мужчину к женщине, которая ненавидит его самого и все, что он собой представляет? В жизни Бригема было немало более хорошеньких и, во всяком случае, более ласковых женщин. Одни из них смеялись и резвились, нисколько не заботясь о том, английский он лорд или французский крестьянин. Другие, исполненные достоинства и элегантности, охотно приглашали его к чаю и сопровождали в поездках верхом по парку.
Почему же ни одна не заставляла его лежать в кровати и мучиться видениями тонких белых рук и растрепанных рыжевато-золотистых волос? Ни одна не вызывала у него внутреннего жара при одной мысли о ее имени, лице и глазах. Он и Сирина не имели ничего общего, кроме идеи поддержки свергнутого королевского дома. Бригем не мог найти ни логики, ни причины в том, чтобы терять голову из-за женщины, которая с удовольствием бы раздавила его каблуком.
Но он любил ее. Бригему пришло в голову, что он бы с куда большим удовольствием следовал этому чувству, чем якобитскому делу.
Спал Бригем плохо и был разбужен вскоре после рассвета прибытием Кэмеронов.
К полудню дом кишел людьми. Мак-Доналды с западных островов, Кэмероны, Драммонды, другие Мак-Грегоры из отдаленных округов. Собрание союзников превратилось в праздник с волынками и обильными возлияниями. На грубые манеры смотрели сквозь пальцы, и по всему дому гремел смех.
