Барбара Картленд - Танцуя на радуге
Просьба была такой неожиданной, что Лоретта смешалась и, хотя попыталась скрыть это, не могла вымолвить ни слова, а щеки ее залил румянец.
— Видимо, он очень странный человек, если позволил такой редкой красавице, как его жена, уехать в Париж одной, — продолжал Фабиан. — А также разрешил ей остановиться у Ингрид в ее двусмысленном положении, и в довершение позволяет вам знакомиться с мужчинами вроде меня, когда только каменные истуканы не будут говорить вам о любви.
— Я не могу… обсуждать это, — кое-как наконец выговорила Лоретта.
— Почему? Только не говорите, будто из любви к нему, ведь я знаю, моя прекрасная малютка Лора, что вам ничего — или почти ничего — неизвестно о любви, да и о мужчинах тоже, раз уж на то пошло.
— Не понимаю, почему вы… полагаете, что я такая… невежественная, — ответила Лоретта, чувствуя, что ей каким-то образом следует вступиться за себя.
Фабиан засмеялся очень нежно.
— Вы так молоды и так не испорчены, — сказал он. — Я забыл, что в мире есть женщины вроде вас, и тем не менее вы, как ни невероятно это звучит, вы замужем!
— Да, я замужем, — твердо сказала Лоретта. — И, как я уже предупреждала вас, месье, вы не должны говорить со мной таким образом.
— Но как я могу удержаться? — спросил Фабиан. — И как вы можете помешать тому, что чувствуете ко мне?
Лоретта хотела было сказать, что ничего к нему не чувствует, а просто видит в нем интересного знакомого.
Но тут она снова взглянула на него, и вновь ее глаза оказались в плену его взгляда. У нее не хватило сил их отвести.
— Мое сокровище, вы открыты душой, — сказал он негромко. — Я знаю о вас все и еще знаю, что волную вас. Пусть вы это отрицаете, но ваше сердечко бьется немного чаще, потому что мы здесь вдвоем, и ваши губы, на которых я еще не запечатлел поцелуя, ждут моих.
Его слова заставили Лоретту окаменеть.
С огромным усилием (ей даже почудилось, что она себя ударила) она сказала:
— По-моему… мне пора… вернуться домой.
— Я отвезу вас туда, — ответил Фабиан, — а вечером мы продолжим этот разговор с того места, где остановились.
Лоретта хотела сказать, что не будет его слушать, но она знала, что это ложь.
Ей хотелось, чтобы он говорил и говорил с ней этим особым голосом, от которого по всему ее телу словно пробегали солнечные лучи.
Она сознавала, хотя и пыталась отгонять эти мысли, что от его слов и звучащей в них искренности ее охватывает сладкая дрожь.
«Да, он флейтист из сказки, как сказала мне Ингрид, — думала она, — и подобно всем другим глупеньким женщинам я бегу за ним навстречу гибели!»
Она пошла впереди него через лужайку туда, где стоял его экипаж в тени деревьев.
Когда маркиз подсадил ее, она снова подумала, ощутив трепет от прикосновения его руки, что ей надо скорее уехать из Парижа.
«Не делай глупостей!» — сердито приказала она себе.
Тут он сел рядом с ней, взял вожжи, и ей почудилось, что это Аполлон правит лошадьми, запряженными в небесную колесницу.
Никто не мог бы выглядеть столь неотразимым, столь лучезарно-обаятельным, и тем не менее он был достоин презрения, как ее предостерегали.
Фабиан поехал по лесу кружным путем. Он хотел, чтобы Лоретта насладилась красотой деревьев и цветов, улыбнулась мальчуганам, игравшим на поляне в мяч.
Но через несколько минут они уже оказались на широком, обсаженном каштанами бульваре.
По тротуарам неторопливо двигались пешеходы, за столиками сидели люди с неизменными чашками кофе в руке.
Фабиан остановил лошадей перед домом Хью.
Когда грум подбежал взять лошадей под уздцы, маркиз спрыгнул на мостовую, помог ей сойти, говоря:
— Au revoir, моя прекрасная маленькая богиня, до вечера.
Лоретта остановилась у нижней ступеньки крыльца.
— Если я… поеду, — произнесла она с усилием, — вы не должны… говорить мне… подобные вещи.
— По почему?
— Потому что это… дурно, — начала она.
— Нет ничего дурного, — сказал Фабиан тихо, — в том, что я чувствую к вам и что вы чувствуете ко мне. Мы можем говорить об этом, пока звезды не осыпятся с небес, но свои сердца мы изменить не в силах, а отрекаться от любви, как вам известно, это кощунство.
И вновь он говорил с глубокой серьезностью.
А когда он взял ее руку, Лоретта вновь всем своим существом ощутила, как его магнетизм устремляется к ней, подчиняет своей власти.
Так ничего и не сказав, Лоретта поднялась по ступенькам.
— Так до восьми часов! — С этими словами маркиз сел в свой экипаж.
Ингрид ждала ее в вестибюле.
Она поцеловала Лоретту, восклицая:
— Меня удивило, любовь моя, когда Хью рассказал, что ты завтракаешь с Фабианом, и даже еще больше, что граф позволил себе подобное!
— Омерзительный человек! — воскликнула Лоретта.
— Согласна. И все же он имеет большой вес в финансовом мире, а я хочу, чтобы Хью был в хороших отношениях с «королями финансов», так же как с политиками, которые правят нами.
— Я понимаю, — тихо ответила Лоретта, — но мне так трудно быть… вежливой с графом, когда он ведет себя так… неслыханно.
— Он воображает, что каждая женщина влюблена в него, а не в его деньги, — сказала Ингрид.
— А почему он так ненавидит маркиза? Ингрид рассмеялась:
— И ты спрашиваешь? Потому что они уже не раз сталкивались, ухаживая за той или иной новой красавицей, и всякий раз победа оставалась за Фабианом.
— Я не хочу больше видеть графа! — твердо заявила Лоретта.
— Я постараюсь, — ответила Ингрид, — но это будет нелегко.
Лоретта сняла шляпку со словами:
— Я тебе в тягость, Ингрид? Ты хочешь, чтобы я уехала?
— Ну что ты! — воскликнула Ингрид. — Я в восторге, что ты здесь, и ты просто не можешь себе представить, как для меня важно, что в своих затруднениях ты обратилась ко мне!
Ее голос стал низким от волнения, когда она добавила:
— Могу только уповать, что сумею тебе помочь. Если мне это не удастся, то не по моей вине.
Лоретта нервно прошлась по комнате и остановилась у окна со словами:
— Ты мне уже помогла!
— Если бы я была в этом уверена! — проговорила Ингрид у нее за спиной. — Возможно, я ошибаюсь, но у меня такое чувство, что ты находишь Фабиана гораздо более привлекательным, чем ожидала.
Это была правда, и Лоретта сумела только кивнуть, а Ингрид сказала:
— Как ни странно, несмотря на репутацию Фабиана, несмотря на его успех у женщин, мужчины, как правило, за исключением графа, относятся к нему с симпатией и доверием. Хью его вернейший друг.
Лоретта прекрасно поняла, как много значат такие слова в устах Ингрид.
Когда ее отец отзывался о ком-либо неодобрительно или с презрением, он никогда не ошибался, и человек этот оказывался во всех отношениях нежелательным.
