Алисса Джонсон - Леди-наследница
— Суррейский театр, — ответил Гидеон и повернулся к Уиннифред. — А также Британский музей и…
— О, ваш брат так любил этот музей, — со смехом вставила Лилли.
Взгляд Гидеона метнулся к ней.
— Вы встречали моего брата в Лондоне?
Лилли на мгновение заколебалась, а потом вдруг нашла исключительно интересным свой гренок.
— В детстве мы были знакомы. Передай, пожалуйста, масло, Фредди.
— Люсьен не обсуждает с малознакомыми людьми свою любовь к истории, — сказал Гидеон.
— Полагаю, в юные годы он был более общительным.
— Нет, насколько я помню.
— Ну что ж… без сомнения, вырастая, люди сильно метаются. И младший брат, возможно, не посвящен в каждое малейшее изменение в характере старшего. Особенно когда они оба очень молоды. Масло, пожалуйста, Уиннифред.
Уиннифред поставила масленку перед Лилли, хотя что подруга собиралась с ней делать, ей было невдомек. Лилли разорвала свой гренок на полдюжины кусочков.
Однако если Гидеон и заметил ее волнение, то не подал виду. Он просто кивнул и протянул руку за своим бокалом.
— Должно быть, вы правы. Вы долго пробыли в Лондоне в последний свой визит?
— Очень недолго, всего несколько коротких недель. У меня не было возможности испытать и половину того, чего хотелось. Я ужасно хотела попробовать мороженое у «Гантера».
Уиннифред лишь вполуха слушала Лилли и Гидеона, снова принявшихся перечислять достопримечательности Лондона. Разбираемая любопытством, она ковырялась вилкой в своем омлете. Лилли что-то скрывает. Об этом нетрудно догадаться, потому что она совсем не умеет врать, но в присутствии Гидеона невозможно потребовать объяснения.
Полагая, что придется ждать еще час или больше, чтобы поговорить с Лилли наедине, она была несколько удивлена, когда Гидеон пять минут спустя отложил свою вилку и объявил, что сыт. Его тарелка, на которой только недавно возвышалась целая гора еды, была подчищена. Уиннифред разинула рот, недоумевая, как он умудрился так быстро все съесть, при этом принимая участие в разговоре. А потом задалась вопросом, не овладеть ли и ей таким мастерством, дабы использовать его на лондонских обедах? Пожалуй, нет.
— Как вы быстро, — заметила она и почувствовала слабый укол разочарования, что ему так не терпится уйти.
Гидеон поднялся при помощи трости, своим крупным телом отбрасывая на одеяло тень.
— Сегодня утром мне надо заняться кое-какими делами.
Ей хотелось спросить, что же за дела такие требуют от него проглатывать еду не жуя, но она сдержалась. Она подождала, пока он поклонился и зашагал прочь, потом обратила взгляд на Лилли.
— Что ты скрываешь?
Лилли подняла глаза от тарелки.
— Что, извини?
— Ты только что солгала про Лондон и про брата Гидеона. Что ты скрываешь?
— Ничего, я… — Лилли как-то вдруг обмякла. — Да, ты права. Я солгала. Прости, Фредди. Это вышло по привычке.
— Ты не имеешь привычки лгать.
— Об этом — имею. Я была знакома с лордом Энгели не в детстве. — Она громко выдохнула. — Я познакомилась с ним, когда мне было семнадцать. Мы были… помолвлены.
Уиннифред могла бы поклясться, что земля под ней закачалась. Попроси ее угадать, о чем была ложь, помолвка никогда бы ей даже в голову не пришла.
— Ты шутишь! Помолвлены? С братом Гидеона? С лордом Энгели?
— В то время он еще не был лордом Энгели, и о нашей помолвке не было объявлено публично. Его отец и мачеха не одобряли наших отношений.
— Почему?
— Потому что я была бесприданницей, дочерью простого сельского джентльмена. Этот брак не сулил семейству Энгели никаких выгод. Мы держали нашу помолвку в тайне от всех. — Лилли медленно улыбнулась, вспоминая. — Он называл меня Роуз.
— Роуз?
— Мне было семнадцать, а ему двадцать, мы встретились в розарии, и наша связь была запретной. Мы считали, что использовать прозвище — это так умно.
— Ясно.
Уиннифред отнюдь не было ясно, но, с другой стороны, ее мир в семнадцать был совсем иным.
— Мы оба были глупыми детьми, — тихо промолвила Лилли.
— Любить не глупо.
— Нет, не глупо. Но глупо верить, что мы можем защитить свое будущее одним лишь глупым прозвищем и нежными чувствами. Он купил офицерский патент, чтобы мы могли жить без поддержки его отца, и обещал вернуться ко мне, как только сможет. Он писал каждый день в течение месяца. А потом перестал. Без предупреждения, без объяснения причины. Просто перестал писать, и все.
Уиннифред некоторое время поразмышляла над этим, прежде чем опять заговорила:
— Как ты думаешь, леди Энгели могла приложить к этому руку?
— Это кажется вероятным. Полагаю, у меня будет возможность спросить его, если он вернется в Лондон во время нашего пребывания там. — Она громко выдохнула и расправила плечи. — Но на самом деле какое это имеет значение теперь? Столько времени прошло.
Имеет, подумала Уиннифред. Она слишком хорошо знает Лилли, чтобы за небрежным жестом и безразличным тоном разглядеть, что ей совсем не все равно. И слишком хорошо ее знает, чтобы понимать, когда можно приставать с расспросами, а когда лучше не лезть в душу.
Лилли поднесла ладонь к животу.
— Ты не против, если мы на полчасика отложим наш следующий урок? Кажется, я переела.
О да, подумала Уиннифред. Это имеет значение, и еще какое. Она потянулась к другой руке Лилли и мягко сжала ее.
— Прогуляйся, Лилли, или полежи.
Подруга поднялась и ушла. Помолвка с маркизом Энгели. Это почти невозможно представить. Насколько иной была бы жизнь Лилли, если б их не разлучили. Каждый сезон она бы проводила в Лондоне, среди всех этих магазинов и театров, которые обожает. Она никогда не приехала бы в Шотландию. И поскольку некая маленькая эгоистичная частичка Уиннифред была рада, что подруга не стала маркизой Энгели, Фредди решительно отодвинула эти мысли в сторону, отряхнула юбки и встала. У нее целых полчаса свободного времени, и уж она найдет, чем их занять.
— У вас найдется еще минутка, Уиннифред?
Она вздрогнула при звуке голоса Гидеона и, развернувшись, увидела, что он снова выходит из дома. По позвоночнику пробежало приятное покалывание. Быть может, он все же не так уж и спешил покинуть ее.
— Так уж случилось, что у меня есть полчаса. К вам вернулся аппетит?
— Нет. — Он жестом предложил ей снова сесть. — Я пришел, чтобы расспросить о Лилли.
— О Лилли? А почему… — Она осеклась, глаза ее расширились. — Вы что, подслушивали?
Его губы скривились в улыбке.
— Нет, но я наблюдал из окна.
— Для чего?
— Я не слепой и видел, как она разволновалась при упоминании имени моего брата, — мягко проговорил он, усаживаясь рядом с Уиннифред.
