Барбара Картленд - Сладкая месть
Леди Мелчестер осчастливила сэра Чарльза ребенком лишь на десятый год совместной жизни: она родила ему дочь. Единственную! После чего посчитала, что исполнила свой супружеский долг, и не сделала ни малейшей попытки одарить мужа столь желанным для него наследником. Естественно, Мелия росла ребенком, избалованным донельзя. Ее баловали дома, ее безудержно баловали многочисленные американские родственники, которых она навещала каждый год. Именно американская родня и приучила ее к мысли, что мир создан исключительно и только для женщин, которые должны идти по жизни как полновластные хозяйки земли и неба.
Новый Свет привил Мелии не только чувство собственного превосходства. В Америке она научилась элегантно и стильно одеваться, быть по-американски раскованной и общительной, остроумной и занимательной, вести себя свободно и легко и при этом сохранять присутствие духа и хладнокровие в самых непростых житейских ситуациях. Словом, она обладала целым набором качеств, которых не было у ее британских сверстниц. Годы взросления, то есть отрочество и раннюю юность, Мелия прожила исключительно в Штатах, ибо, как только началась война, леди Мелчестер тут же спровадила свою драгоценную дочурку подальше от ужасов бомбежек и авианалетов, вручив из рук в руки обожающим ее американским дядюшкам и тетушкам. Мелии еще не исполнилось и пятнадцати, а она уже стала заметной и вполне самостоятельной фигурой в нью-йоркском высшем свете. Ее общества искали, ее высказывания появлялись в светских колонках газет, ее почтовый ящик в буквальном смысле слова ломился от обилия корреспонденции. Ей предлагали сниматься в кино, просили автограф, ее засыпали признаниями в любви, поклонники делали предложения руки и сердца. А потому не было ничего удивительного в том, что Мелия выросла с сознанием собственной исключительности. История, география, международные события, национальные кризисы и катаклизмы — все интересовало ее лишь в той степени, в какой касалось, непосредственно или опосредствованно, ее самой. Дебют Мелии, уже в высшем свете Лондона, стал настоящей сенсацией. Но она привлекла к себе внимание не только светского общества. Простые британцы, всегда любившие поглазеть на красивых молоденьких девушек, но изрядно подуставшие от популярных кинозвезд, с радостью перенесли нерастраченные эмоции на гламурную красавицу по имени мисс Мелия Мелчестер. Газеты соревновались друг с другом в добывании новостей, касающихся жизни Мелии. Ее фотографии, сделанные в самых неожиданных местах, ежедневно мелькали в колонках светской хроники. А уж редакторы глянцевых журналов и вовсе не мыслили себе, чтобы очередной выпуск их издания обошелся без ее парадного портрета и пространной статьи, напичканной восторженными комплиментами в адрес самой известной английской красавицы послевоенного времени.
Поистине, слава Мелии взмыла вверх со скоростью ракеты. И вскоре уже было трудно отыскать человека по обе стороны Атлантики, который бы не знал, кто такая мисс Мелчестер. Разумеется, число соискателей ее руки множилось, но среди всех претендентов кандидатура Толли Брори была наиболее предпочтительной. В его пользу говорило и знатное происхождение, и его личная слава, и мужская неотразимость. Поначалу Мелию злило, когда он говорил ей, что они с детства предназначены друг другу в супруги. Она привыкла к безудержной лести и восхищенному поклонению своих кавалеров, а потому естественный, дружеский тон Толли в общении с ней страшно раздражал Мелию. Она решила дать ему урок, заставив влюбиться в себя по-настоящему. Это оказалось делом нетрудным.
Во время войны Толли было не до женщин. Конечно, у него случались скоропалительные интрижки и скоротечные романы, но на что-то более серьезное и обстоятельное не было ни времени, ни желания, ни возможностей. А потому по части любовного опыта он, несмотря на свой возраст, был даже наивен. Когда же, вернувшись с фронта, Толли стал ухаживать за Мелией, то девушка пришла в ужас от его прямолинейности и упрямой настойчивости. Казалось, он совсем не реагировал на холодность ее тона в отличие от других ухажеров. Те готовы были бежать куда угодно по первому же взмаху ее белоснежной ручки и впадали в полнейшее уныние от одного вида удивленно приподнятой брови или опущенных ресниц. Но в мужественности Толли было свое очарование, и его наступательный стиль ей, как ни странно, даже импонировал. Пожалуй, впервые в жизни она ощутила внутренний трепет, когда он, несмотря на все протесты, заключил ее в объятия и поцеловал так, как целуют зрелые мужчины.
— Нет, Толли! Не надо! — отчаянно отбивалась она.
— Почему не надо? — совершенно искренне удивился он. — Я тебя люблю и собираюсь на тебе жениться.
Мелия уже не раз ловила себя на мысли, что если бы она позволила их отношениям перерасти в настоящую любовную связь, то, пожалуй, Толли многому бы смог ее научить в качестве любовника, а заодно одарил бы ее и счастьем, которого она еще никогда не испытывала. Но Мелия всегда старательно избегала проявления открытых чувств. Нет, прежде чем уступить, она должна еще и еще раз все старательно просчитать и взвесить. Однако ее неприступность лишь раззадоривала Толли. Он прошел суровую школу, освоив науку побеждать не в учебных классах. Война научила его тому, что нет недостижимых целей, а есть цели труднодоступные и нужно лишь соответствующим образом подготовиться, проявить изобретательность и хитрость, и тогда любая цель будет достигнута. А потому покорение сердца Мелии было спланировано с той же тщательностью, с какой Толли планировал свои диверсионные рейды в тыл врага. Этим рейдам всегда сопутствовал успех. Атака на Мелию оказалась не менее успешной.
Мелия сдалась и приняла его предложение, предварительно позаботившись о соответствующих декорациях для сцены решающего объяснения. Под звуки томного вальса, доносившегося из танцевального зала, они рука об руку прогуливались по картинной галерее исторического дворца, в котором давали очередной бал, любуясь живописными полотнами прославленных мастеров. Казалось, они одни в целом мире, затерянные среди живописных шедевров, на которых были изображены люди из давно ушедших эпох.
Мелия задумчиво остановилась возле окна, опершись одной рукой на подоконник, а пальчиками второй руки стала нервно теребить жемчужное ожерелье, обвивавшее ее точеную шейку. На ней было бальное платье жемчужносерого цвета, украшенное на груди букетиком крохотных алых розочек. В этом наряде она и сама была похожа на красавицу, сошедшую со старинного полотна. Разве что тоненькая жилка, нервно пульсирующая на шее, выдавала в ней живое существо. Вот она взмахнула огромными пушистыми ресницами, подняла головку и посмотрела на Толли.
