Рита Тейлор - Девочка из рода ОХара
«Неужели нельзя спросить напрямую: мистер Чарльз, не прячете ли вы у себя в доме Филиппа? Это так просто: раскрыть свое сердце другому, но почему-то нельзя. Как тоскливо в этом доме, если в нем никогда не было Филиппа!»
— Я, собственно, по глупости к вам пришла, — безвольно прошептала девушка. И в уголках ее глаз блеснули слезы.
Если бы Батлера не душил гнев, оттого, что присутствие Филиппа может открыться этой девчонке, которая явилась в его дом шпионить, он не склонил бы своего лица вниз, скрывая маску гнева, и заметил бы две мелькнувшие слезинки. Тогда он понял бы, что девушку привели любовь и тоска, а не хитрость и ненависть.
Сердце старого дуэлянта было глухо к бесхитростным знакам отчаяния беззащитной девочки.
— Мистер Батлер, скажите, у вас в доме не живет наш кузен Филипп? — беззвучно прошептали губы Евлалии.
— Что? Что вы сказали? — подозрительно спросил у девушки-подростка страшный хозяин. — Я не слышу. Говорите громче. Вы глухая и немая? Или ваш папаша научил вас так разговаривать со старшими?
— Не кричите на меня, — еще тише произнесла Евлалии. — Я не могу, когда на меня кричат. Мне было страшно, пока я ехала к вам. Мне надо успокоиться, смилуйтесь.
У сердца бедной самоотверженной сестрички Эллин лежало письмо, которое должно было спасти жизнь обоим влюбленным.
— Я хочу вас… спросить…
— Что? — перебил ее Батлер. — Что вы шепчете? Вам было страшно? Так зачем вы тогда ехали?
Если бы этот громила, который пользовался своей безграничной властью в доме, знал, какого труда и страха стоило бедной маленькой девочке обмануть черных злых рабов, которым было приказано стрелять на малейший шорох в темноту — а она выводила коня негодяя-отца! Если бы этот закоренелый картежник, который похвалялся самообладанием мог представить, какого страшного труда — почти до обморочного состояния — стоило маленькой девушке одеть мужской костюм, сесть на страшного Гнедого, который подпускал к себе только своего хозяина, и маленькой детской ручкой вывести его за ограду и провести через ночь к этому страшному большому дому, который звался Озерным имением! Если бы ЭТО Батлер знал, он бы покраснел, потому что он не совершил и сотой доли того, что сделала маленькая девочка.
Ее лицо было красным не от жары в комнате, оно было расцарапано ветками, что хлестали девушку по лицу, пока она всю дорогу молила тоненьким голоском:
— Филиппчик, родной, пожалуйста, будь в имении Батлера. Я прошу тебя, дорогой Филипп, будь в имении Чарльза Батлера, Я на коленки встану среди этого страшного леса, я в этом лесу на ночь останусь, только будь там, где тебя ищем я и Эллин.
Маленькая Полин тебя об этом просит тоже, она маленькая и сейчас спит — ей нельзя знать наши взрослые тайны. Но в душе она постоянно просит об этом.
— Я никогда тебя не просила так сильно, Господи. Дай Филиппу попасть в имение человека, к которому я еду.
Евлалия как в тумане слышала, что с ней разговаривает Батлер. Она стояла под градом его упреков и не уходила…
…Филипп в это время наверху поднял мокрое лицо от подушки. Казалось, луна светила еще ярче. Ему безумно захотелось пить. Графин с вином стоял в кабинете Батлера. Надо спуститься к нему. Батлер еще не спит. Этот злой человек по ночам никогда не спит, все обдумывает планы. Надо войти, выпить стакан вина, может быть, он сжалится над Филиппом и позволит ему это сделать. Ведь Филиппа держали почти как пленника в доме Батлера.
Имя его не хочется произносить. Маленькая Эллин, наверное, спит и видит сны, как она с Филиппом идет по полям. Филипп ей тогда сказал: «Эллин, а ты знаешь, что это солнце, которое дотрагивается до тебя своими лучами, — мое сердце? Оно такое же большое. И оно любит весь мир. Но этот мир — ты».
И Эллин вложила свою маленькую ручку в ладонь Филиппа и тихо произнесла: «А этот ветер, который шевелит твои кудри, это — мои слова, обращенные к тебе, любимый».
— А можно я тебя поцелую? — сказал Филипп, возвращаясь из воспоминаний и обращаясь к луне. — Очень нежно, ты не почувствуешь. Ты спи, любимая. Ты не почувствуешь, как я тебя поглажу, ты только узнаешь это по хорошим снам, что придут к тебе. Но только не просыпайся, тогда мы встретимся. Это совсем не сложно — не просыпаться. Никогда. Мы не разлучимся. Я это тебе обещаю. Помнишь мою клятву? Я ведь сильный. Я ее выполню….
…— Аудиенция окончена. Я устал слушать вашу болтовню, убирайтесь из моего дома, — будто выстрелом в затылок, оборвал поток беззвучных слов Евлалии внизу в гостиной Батлер. Филипп расслышал его резкий голос. Евлалия вздрогнула, как от пощечины.
— Что вы сказали? — спросила она тихо.
— Я сказал вам, что у вас какая-то тяжесть на душе, мне это видно, как днем, но я не ваш отец, чтобы утешать, а потому обратитесь лучше к нему.
— У меня нет отца, — тихо сквозь слезы прошептала Евлалия.
— Он бросил свою дочь, мистер Батлер, — прошептала Евлалия…
…Филипп наверху будто укололся о что-то. Он вскочил с постели. Во рту его пересохло, он хотел броситься вниз хоть к Батлеру, лишь бы кого-нибудь увидеть, кто бы его утешил и сказал вслух:
— Ты увидишь Эллин!
Филипп застонал от сдерживаемых рыданий. Какие-то голоса раздавались снизу из кабинета. У Батлера — гости. Господи, этот суровый бездушный человек даже в такой час не может уделить Филиппу внимания, потому что ему не до него. У него гости. И эту жажду не утолить. Филипп не хотел видеть гостей Батлера — гнусных, уродливых, как Потифар или Бибисер.
Юноша сжал ладонями виски и ему почудилось, будто он слышит голосок Эллин — тоненький-тоненький, одинокий, затерянный в пустыне среди воя диких шакалов. Этот голосок доносился из кабинета Батлера. Только не такое желаемое наваждение мог выдержать Филипп. Этого родного голоса не могло быть там. Пьяные морды собутыльников… Чарльза, которые нализались. Нет, Филипп не пойдет к Батлеру, пока он принимает у себя не людей, а рыла. Почему же оттуда доносится этот голосок?
Филипп уронил голову на подушку…
…Евлалия поняла, что ошиблась. Она была не нужна Батлеру со своими просьбами. До Филиппа она не докричалась, и он ничего не услышал и не приехал в этот холодный мрачный дом.
— Что же, мистер Батлер, прощайте, — произнесла бедная девушка.
И тут в сознании бедной Евлалии все помутилось, она услышала голос Филиппа. Он звал: «Эллин! Эллин!»
— Что это?
Батлер тоже услышал это имя. Но он знал, что это не призрак: это Филипп спит наверху, над кабинетом.
— О чем вы, мисс? — холодно спросил он. — У меня во дворе бродячие шарлатаны ночуют. Они вам любые звуки изобразят. Репетируют ночную гиену. Хотите, спустимся вниз, послушаем.
Батлер хищно вытянул вперед черную волосатую руку, чтобы утащить маленькую девочку прочь из кабинета.
— Нет, что вы, — отшатнулась девочка. — Я, пожалуй, поеду. Извините, я сама не знаю, зачем к вам приехала. Так просто. Вы ведь знали Филиппа? Мы каждый вечер ждем, что он явится. Отец покинул имение.
— Не знал я вашего Филиппа, — сурово выговорил девушке Батлер.
— Не знали, — эхом повторила Евлалия. — извините. Он был хороший кузен.
— Почему был? — резко спросил Батлер.
— Потому что сейчас его нет.
— «Нет-нет», — передразнил Батлер. — Я устал от вас, мисс, и хочу спать. Идите, мисс.
Маленькая девочка представила, что ей надо возвращаться одной через лес. Лес, где нет мягких веточек, а торчат пики, которые выкалывают глаза. Но мистер Батлер гнал. Надо подчиняться. Он — хозяин.
— Я еду, еду. Сейчас. Мне только немного страшно. Может быть, у вас можно дождаться утра? Я даже спать не буду, места не займу. Я на крылечке постою.
— Нельзя, — неумолимо сказал Батлер. — Дом не приспособлен к приему гостей — я кричу во сне и хожу по комнатам.
Евлалия в ужасе попятилась. В сердце теплилась последняя надежда.
— А может, вы мне можете дать провожатого?
Маленькие пальчики сжались в комочек: «Мамочка, мамочка, что на небесах, защити, пусть он не откажет мне».
Батлер распахнул дверь кабинета, как пасть.
— Вон, милая барышня, — порог, у которого вас дожидается конь.
Евлалия поняла, что не сможет сесть на коня с такого низкого порога. Ее прогнали окончательно.
— У вас не будет подставочки для коня? Мне по росту не достать, — тихо попросила девочка.
— Я не держу подставочек. У меня нет девиц в доме, — равнодушно объяснил ей Батлер.
Евлалия сломала два ноготка, когда садилась на коня в конюшне отца. Под ними запеклась кровь. Всю дорогу девочка не чувствовала боли. Но сейчас маленькие пальчики распухли и почти не слушались.
— Я… хорошо… я сяду сама, — прошептала Евлалия.
Батлер повернулся к ней спиной. Его занимали другие проблемы. Поместье Робийяр осталось без хозяина.
