Рита Тейлор - Девочка из рода ОХара
Евлалия стрелой отлетела от замка и бросилась к себе в спальню. Не раздеваясь, юркнула под одеяло и закрыла глаза. За дверью раздались шаги. По поступи Евлалия догадалась — отец.
Шаги зазвучали в коридоре, замерли между спален трех дочерей и двинулись к двери спальни Евлалии. «Господи, не выдай». Дверь со скрипом отворилась, и шаги приблизились к изголовью. На Евлалию кто-то в упор смотрел. Это был недобрый взгляд — она чувствовала это. Ее мать тоже чувствовала. Когда муж смотрел на нее во сне, она видела кошмары, будто ее сына, которого у ней не было — режут. Она это рассказывала только Евлалии — своей любимице. Сердце готово было выскочить из груди — дыхание не успокаивалось. Отец наклонился над дочерью и дотронулся губами до ее чела.
— Спи спокойно, доченька, — прошептал он, и шаги удалились.
Заскрипела дверь в спальне Эллин.
«В любимые записал и ничего не заметил», — подумала Евлалия.
Шаги проскрипели в спальню к младшей Полин и, наконец, затихли внизу. Через пару минут раздался приглушенный стук копыт. Евлалия подлетела к окну. Черный мрачный всадник выезжал из поместья «Страшный Суд». Девушка облегченно вздохнула и вернулась под одеялко. Теплое. Мамой покойницей пахнет. Юная мисс любила запах покойников. Это рисовые веточки так пахнут. В Европе на мертвецов еловые лапки кидают, чтобы не оживали, а на Юге Штатов — рис.
Евлалия немного полежала и на самом деле заснула. Ей снилось, что Пьер Робийяр повесился.
К завтраку ни она, ни Эллин не вышли. Старая Дева зашла к каждой в спальню. Евлалия спала безмятежным сном, а Эллин сидела, уставившись в одну точку. Старая Ду походила вокруг маленькой девушки, повертелась и ушла. За дверью ей послышалось, будто Эллин тихо плачет, нянька Ду воротилась — Эллин сидела в той же позе. Ду помрачнела и вышла. На этот раз хлопнула оконная ставня. Ду подождала. Прошелестели легкие шаги, повисла тишина — Ду перекрестилась и заглянула в спальню. Эллин стояла на подоконнике.
— Доченька моя! — закричала Ду.
Эллин обернулась на крик, дернулась, потеряла равновесие и закачалась на самом краю. Ду подоспела вовремя, оставались считанные доли секунды до падения в пустоту. Ду схватила Эллин под руки и увела в свою спальню. Она заперла в ней Эллин, а сама пошла наверх.
За обедом Евлалия поинтересовалась, где папа.
— Спит, — недовольно буркнула нянька Ду. — Ночью ему работы хватает.
— А где Эллин? — спросила Евлалия.
— У меня — заперта.
— А что случилось?
— Выброситься из окна хотела.
— Бедняжка, может, она просто воздухом подышать надумала?
— И для этого встала на подоконник, чтобы носом не промахнуться?
— Никогда не поверю, что наша Эллин решила сигануть с третьего этажа. С нашей крыши прыгни — ничего, кроме хвоста не сломаешь. Надеюсь, за этот поступок против нее не выдвинуто обвинение судебным прокурором. Где она? Отвечай, нянька, я хочу увидеться с заключенной Эллин Робийяр.
— Господь с тобой, какая же она заключенная? Так просто, ради острастки, заперла я ее у себя в шкафу.
— Как в шкафу?
— В шкафу. Так еще моя мама-покойница поступала, когда я напрокажу.
— Ду! Она ведь не рабыня.
— Рабыня.
— Как это?
— Своих страстей. Раз так, пускай посидит — подумает, как папашу Робийяра расстраивать. Не волнуйтесь, я ей дырки в шкафу сделала — не задохнется.
— Господи, это возмутительно! Вы ей могли сверлом кости повредить.
— Ничего. Не повредила. Пока сверлила сидела как мышь. Тихо. И вообще! Здесь я мужчина, — выпалила нянька Ду. — Мне господин, когда уезжал…
— Что? — Евлалия многозначительно замолчала. — Кто уехал?
Нянька Ду проговорилась.
— М-м-м. Никто. Мне мистер Робийяр, когда засыпал, велел смотреть за Эллин, а если она на себя руки наложит, кто отвечать будет? Пускай сидит в шкафу. Пока не проснется.
— Или вы сейчас меня допускаете к Эллин, или я иду к отцу, чего бы это мне ни стоило.
В воздухе запахло разоблачением. Если Евлалия уйдет в кабинет к Робийяру, ложь няньки Ду откроется.
— Что ты, детонька! Не ходи — не буди. Так и быть, пущу тебя к Эллин. Может, она тебя послушается и сигать в окошко не будет.
— Не будет. Уж я знаю, что ей сказать, чтобы она этого не делала.
Евлалия вышла из-за стола победительницей.
Старая Ду провела ее к себе в спальню, выпустила из шкафа Эллин. Та молча уселась перед сестренкой.
— Ду, оставь нас.
Старая нянька что-то почуяла, но Евлалия не давала поводов к расспросам. Ду вышла, но прилипла к замочной скважине.
Евлалия хищно посмотрела на дверь, достала из волос длиннющую шпильку и подошла к двери. Л потом начала медленно просовывать ее в дырочку.
— Если старая Ду будет подсматривать, я ей выколю глаз.
За дверью послышался тихий вскрик и нянькины тяжелые шаги, топающие прочь от двери.
Евлалия зашлась тоненьким детским смехом. Достала из кармашка кусочек воска, какой подарил ей пасечник Таурика, залепила им замочную скважину и бросилась к сестре.
— Элли, дорогая, я знаю, как тебе соединиться с Филиппом. Отец покинул имение — это страшная тайна. Дом никто не охраняет. Ты должна написать записку Филиппу, чтобы он приехал за тобой — я доставлю ее к нему. Где он скрывается?
Надежда окрасила щеки Эллин.
— Я этого не знаю. Мне казалось, что ему помогает кто-то из наших соседей.
— С чего это ты взяла?
— Когда мы с ним последний раз виделись у озера его сопровождал конный негр с очень хорошим выговором. Такие есть только у одного соседа — у Батлера, да и озеро, в которое нырнул Филипп, принадлежит Чарльзу. Так что, если где Филипп и может быть, то у него.
— У нашего злейшего врага?
— Ах, оставь, Евлалия! Мы теперь сами враги всему свету и прежде всего отцу.
— Ты права. Поэтому у меня план. Ты должна написать Филиппу, срочно его предупредить, пусть выручает, тебе осталось жить пару дней.
— Меня хотят убить?
— Да нет! Глупышка. Запереть в доме бабушки Робийяр, откуда тебе не выбраться.
— Я умру без Филиппа.
— Именно потому я и говорю — «осталось жить». У нас в распоряжении пара дней. Я сегодня же ночью хочу отправиться к Батлеру.
— Но ведь дом охраняется. Тебя не выпустят.
— Это моя забота. Отец сам поможет мне.
— Его же нет, или ты бредишь?
— Сама поймешь скоро брежу или говорю правду.
Еще одна жертва
В это время старая Ду не находила себе места от волнения. Что-то будет? — спрашивала она у себя. У нее трижды падала вилка на пол — дурной знак.
К ужину спустилась только одна Евлалия.
— А что папа, почему он нас не хочет видеть? — капризным тоном осведомилась она.
— Тише, мисс Евлалия. Он отдыхает. У него вечером ночной дозор.
— А что же так слуги шумят. Скажите им, что у папеньки ночной дозор, пусть угомонятся. Пусть поспит, я правильно поняла?
— Да-да.
Евлалия откушала за двоих. А когда вставала, неловко опрокинула поднос с приготовленной для отца едой.
На лице няньки отразилось сомнение, как на это реагировать.
— Мистер Робийяр остался без ужина.
«Сама ведь обед за Робийяра сжирала, я спасла тебя от ужина. Лопнешь ведь», — подумала Евлалия. И ушла спать.
Скоро пошла наверх и нянька. Лево и Право она наказала стеречь ворота и никого не выпускать.
Знаменитые тупостью близнецы устроились сторожить дом. Они помнили наказ Евлалии: «Смотрите не засните, когда мой отец ночью на дозор выезжать будет.» Пробило полночь. Лево заснул первый. Право клевал носом, но еще держался. Вдруг в конюшне раздалось какое-то шевеление. Братья встрепенулись и с ружьями наперевес устремились к сараю. Факелы в их руках дрожали — ночь выдалась больно жуткая.
В неверном свете огня, который норовил совсем погаснуть, они разглядели мистера Робийяра, который садился на верного Гнедого. Его старый военный мундир бросался в глаза. Старый господин был заметно ослаблен. Он с трудом забрался на коня. Гнедой плохо слушался. Братья переглянулись. Такого еще не бывало.
— Может, колючка под хвост попала, масса Пьер? — робко спросил Право.
Вместо ответа старый Пьер, конь которого доковылял только до двери сарая, обернулся к рабу и огрел его плеткой. И в наказание тут же зашелся в неудержимом кашле — бабьем, повизгивающем.
— Открывай ворота, мерзавец! — сдавленным от гнева фальцетом воскликнул хозяин. Он наконец-то справился с конем.
Раб поежился, братья еще не видели старого Пьера таким злым. Ворота открыли, и мрачная фигура капитана армии Соединенных Штатов выехала за ограду.
Ни говоря больше ни слова, Пьер Робийяр растаял во тьме. Братья зашептали слова молитвы.
Они не видели, что когда Гнедого пустили галопом, у старого Пьера из-под его такой же старой шляпы выбилась длинная каштановая коса. Мужчина с таким украшением держал путь к «Беременному озеру».
