Анн Голон - Анжелика. Путь в Версаль
— Так ты не хочешь говорить, моя прелесть? — произнес он с неожиданной мягкостью. — Знаешь, это весьма нелюбезно с твоей стороны. Ты хочешь, чтобы я рассердился?..
Мужчина по-прежнему держал Анжелику под локти. Очень медленно его руки скользнули к ее ладоням и резко отвели ей локти назад. Тело пронзила острая боль, и она громко закричала. Казалось, что ее руки разрывают железными щипцами. Хватка полицейского была столь сильной, что Анжелика не могла даже пошевельнуться, не испытав при этом чудовищной боли, как будто бы меж ребер ей вонзают кинжал. Но больнее всего было пальцам, которые Дегре выворачивал из суставов, растягивая в разные стороны, так что любая попытка шевельнуть ими превращалась в изощренную пытку.
— Давай, говори! Что там произошло у Глазера?
Пот струился по лицу Анжелики. Невыносимая боль разрывала затылок, спускалась к лопаткам и разливалась по пояснице.
— Я не требую от тебя каких-то ужасных признаний. Всего лишь незначительные сведения по делу, которое тебя в сущности не касается — ни тебя, ни твоих друзей-бандитов… Говори, красавица, я тебя слушаю. Ты по-прежнему не желаешь говорить?
Дегре сделал чуть заметное движение, и тонкие пальцы Анжелики хрустнули. Женщина взвыла от боли. Без тени сострадания полицейский продолжил:
— Итак, твой приятель Осторожный на допросе в Шатле говорил про муку, белую муку… ты ее тоже видела?
— Да.
— Что это было?
— Яд… мышьяк.
— Ого! Ты даже знаешь, что это был мышьяк? — бывший адвокат рассмеялся.
Он отпустил Анжелику и о чем-то задумался. Истерзанная болью, молодая женщина попыталась восстановить дыхание.
Вскоре Дегре прервал свои раздумья и, снова толкнув Анжелику на стул, придвинул к ней свой табурет и уселся напротив.
— Теперь, когда ты стала послушной, я больше не причиню тебе боли.
Он устроился совсем близко и сжимал своими коленями дрожащие колени Анжелики. Она взглянула на свои ладони, которые показались ей мертвенно-бледными и как будто мертвыми.
— Теперь расскажи мне свою маленькую историю.
Полицейский склонил голову и больше не смотрел на собеседницу. Он вновь превратился в строгого исповедника, готового выслушать самые страшные тайны. Монотонным голосом Анжелика начала рассказ.
— У Глазера была комната с ретортами… лаборатория.
— Ничего особенного… Всем известно, что он — аптекарь.
— На столе на бронзовом блюде лежал белый порошок. По характерному запаху чеснока я сразу же поняла, что это такое. Осторожный хотел попробовать. Я ему помешала и сказала, что это яд.
— Что еще ты заметила?
— Рядом с блюдом мышьяка лежал пакет из грубой бумаги, запечатанный красным сургучом.
— Там была какая-нибудь надпись?
— Да: «Для господина Сен-Круа».
— Отлично! Затем?
— Осторожный опрокинул реторту, она разбилась. Должно быть, шум разбудил хозяина дома. Мы бросились бежать, но, пересекая вестибюль, услышали, как по лестнице спускается аптекарь. Он крикнул: «Нанетт! (или какое-то похожее имя). Вы опять забыли запереть кошек». А еще он сказал: «Это вы, Сен-Круа? Ищете порошок?»
— Превосходно! Превосходно!
— Потом…
Полицейский пренебрежительно махнул рукой.
— Что было потом, уже не важно! Я узнал все, что мне необходимо…
Потом… Анжелика снова увидела темную улицу, приближающийся силуэт собаки Сорбонны. Она увидела себя, бегущую со всех ног. Прошлое не хотело умирать. Оно возрождалось, возвращалось вновь — черное, гнусное, отвратительное. Оно стирало годы кропотливого и честного труда. У нее перехватило дыхание, во рту все горело. Наконец она сумела выдавить из себя:
— Дегре… как давно вы знаете?..
Полицейский бросил на собеседницу насмешливый взгляд.
— Что ты — Маркиза Ангелов? С той самой ночи. Уж не думаешь ли ты, что я стану отпускать девку после того, как сцапал ее, а главное — возвращать ей нож?..
Так, значит, он ее узнал! Узнал, как низко она пала. Анжелика торопливо заговорила:
— Мне следует все вам объяснить. Когда-то Весельчак был маленьким пастухом, он жил в том же краю, что и я… друг детства. Мы говорили на одном и том же диалекте, он и я.
— Я не прошу пересказывать мне историю твоей жизни… — жестко оборвал ее Дегре.
Но Анжелика вцепилась ему в рукав и жалобно воскликнула:
— Нет… мне необходимо вам сказать… Нужно, чтобы вы меня поняли. Это мой товарищ по детским играм. Он был слугой в замке. Потом исчез. Он разыскал меня, когда я приехала в Париж… Вы должны понять, он всегда хотел обладать мной… А когда все меня бросили… И вы тоже, вы бросили меня… там, в снегу. А он подобрал меня, и я оказалась в его власти… Да, это правда, я была с ним, но я никогда не совершала тех преступлений, о которых вы говорили. Дегре, это не я убила стражника Мартена, клянусь вам… Мне пришлось убить всего один раз. Да, я убила Великого Кесаря. Но я это сделала, чтобы спасти свою жизнь и спасти моего ребенка.
Дегре изумленно поднял брови.
— Так это ты убила Великого Кесаря, Корытышку-Ролена, которого боялся весь воровской мир?
— Да.
Бывший адвокат тихонько рассмеялся.
— Ну и дела! Вот так номер, эта Маркиза Ангелов! Убила, сама? Своим огромным ножом? Чик!
Анжелика стала бледной как полотно. Она видела в двух шагах от себя слабеющее чудовище с перерезанным горлом, из которого сильными толчками выплескивалась алая кровь. Молодой женщине показалось, что сейчас ее вырвет. Дегре, смеясь, похлопал ее по щеке.
— Ну-ну, что за мрачный вид! Похоже, ты совсем закоченела. Иди ко мне, я тебя согрею.
Полицейский притянул Анжелику к себе на колени, крепко сжал ее и с неожиданной жестокостью куснул ее губу.
Анжелика вскрикнула от боли и вырвалась из его объятий.
Вдруг она вновь обрела былое спокойствие.
— Месье Дегре, — сказала она, пытаясь собрать остатки достоинства, — я была бы вам обязана, если бы в отношении меня вы приняли какое-то решение. Я арестована или вы позволите мне уйти?
— В данный момент — ни то, ни другое, — беззаботно заявил молодой человек. — После столь доверительной беседы, как наша, мы не можем просто так расстаться. Ты еще подумаешь, что полицейский — жестокосердное животное. А ведь я могу быть очень нежным.
Дегре встал рядом с Анжеликой. Он продолжал улыбаться, но в его глазах вновь заплясали красные искры. И не дав ей опомниться и защититься, молодой человек поднял ее на руки. Склонив к ней свое лицо, он прошептал:
— Иди сюда, моя красивая кошечка.
— Я не желаю, чтобы вы разговаривали со мной подобным образом! — закричала Анжелика.
