Элизабет Чедвик - Наследница Магдалины
Напоминавший краба в своих массивных латах толстяк Сито вместе с де Монфором наблюдал за разорением города, посмевшего оскорбить воинов христовых.
Симон, преднамеренно забрызгав свою белую лошадь кровью, с интересом разглядывал свой обагренный меч.
— Ну что, не пора ли прекратить эту бойню? — спросил он.
— Что, что? — не расслышал Сито сквозь непрерывные крики и звон мечей.
— Как насчет верных христиан? — продолжил Симон. — Не оставить ли их в живых? В особенности тех, кто побогаче, — пусть откупятся данью и идут на все четыре.
Сито уставился на труп зарубленной женщины, через который побоялась переступить его лошадь. Кровь расползлась по горячей летней пыли. Мухи уже облепили лицо, на котором застыла странная улыбка. Аббат вспомнил о доверенной ему священной миссии.
— Нет, — тихо промолвил Арно Амальрик. — Убивай их всех. Господь разберется.
Симон вложил меч в ножны.
— Ты сам решил? — лаконично изрек он, возлагая всю ответственность на плечи легата. В конце концов, Сито являлся лишь номинальным предводителем крестового похода. Симону самому хотелось, чтобы бойня продолжалась. Его планам вполне соответствовало, чтобы эта первая битва за первый крупный город стала кровавой резней. Пусть другие города теперь быстрее капитулируют, иначе их постигнет судьба глупцов.
Однако весьма предусмотрительно было изначально переложить всю вину за содеянное на аббата. Повернувшись в седле, Симон крикнул Амори и двум своим крестоносцам:
— Передайте приказ — убивать всех по всему городу безо всякой пощады. А также я требую, чтобы командиры расставили охрану во избежание стихийного мародерства. Все будет разделено поровну, как только город будет наш.
— Да, сир, — ответил старший из оруженосцев, Жифар, которого скоро должны были посвящать в рыцари. Амори и Вальтер побледнели как смерть, но так и не посмели произнести ни единого слова.
— Поедете со мной? — спросил Симон у Сито, когда юноши, отсалютовав, ускакали выполнять приказ. В его голосе чувствовалась легкая издевка. — Посмотрим, что мы сегодня добыли для царства христова.
* * *На голове Рауля был боевой шлем, а значит, тошноту приходилось сдерживать. Золотистый Фовель то и дело вставал на дыбы, чувствуя трепетными ноздрями запах дымящейся крови. «И посмотрел я, и увидел коня бледного, и имя сидящего на нем было Смерть».
Рауль, его отец и подчиненный им монваланский отряд вошли в город последними, да и то только после настоятельных требований де Монфора. Полководцу требовались не одержимые жаждой крови и разбоя люди, способные положительно повлиять на других. У Рауля было такое ощущение, будто бы он проходит по кругам Ада. Все городские здания были в огне, в том числе и церкви, которые участники крестового похода должны были по идее защищать. Удушливый дым выедал глаза. Сквозь черные клубы и красные языки пламени взгляд рыцаря то и дело наталкивался на изрубленные трупы безуспешно пытавшихся спастись горожан: юноши, девушки, старики, матери, отцы, малые дети. Фовель осторожно переступил через лежавшую лицом в грязи старуху. Ее посиневшие руки намертво вцепились в ребенка, которого она пыталась защитить. Рауль подумал о Клер, о том, что ей скоро рожать.
— Нет, — судорожно прохрипел он. Его руки были залиты кровью точно так же, как и у негодяя, убившего слабую женщину и невинное дитя. Чуть дальше по улице Рауль наткнулся на несколько отрезов ярко-зеленого шелка, валявшихся у входа в небольшую торговую лавку. На пороге сплелись в вечных объятиях мародер и местный горожанин. Они удавили друг друга одновременно.
Беренже поравнялся с сыном.
— Это проклятый день для всех нас, — с трудом выдавил он.
Рауль хотел было перекреститься, но его одолел сильнейший позыв рвоты. Из узенького прохода между домами появился небольшой отряд армии северян. Стук их сапог был совершенно не слышен из-за рева бушующего пожара и падающих перекрытий. Предводитель отряда подошел к монваланцам. Он был крепко сложен, имел лисье лицо и совершенно невыносимый взгляд.
— Я так понимаю, что о приказе вы уже знаете?
— Каком приказе? — не понял Беренже. Нижняя часть лица северянина, не прикрытая стальной личиной, искривилась в презрительной ухмылке.
— Приказано убивать всех безо всякой пощады. Легат сказал, что все они должны погибнуть потому, что посмели нам сопротивляться. Всю добычу приказано свозить в лагерь. Распоряжение самого де Монфора. А если поймают того, кто спешит побыстрее набить свои собственные карманы, его ждет такая же печальная участь, как и вот этих ублюдков.
Он потянул шелковый отрез из-под убитых. Темно-красное пятно поплыло по искрящейся ткани. Погрузив отрезы на лошадь, командир северян вернулся к Монваланам с бурдюком вина.
— Ну и работенка. Так сушит, — заметил он, предлагая выпить Раулю и Беренже.
Рука молодого де Монвалана мгновенно метнулась к рукояти меча, но отец сумел вовремя ее перехватить.
— Нет, большое спасибо, но у нас есть свое, — как можно вежливее ответил он, не желая усугублять ситуации.
— Что, желудок слаб для моего пойла? — рыцарь выдернул деревянную пробку и как следует приложился к бурдюку. Вино залило его подбородок подобно струйкам крови. — Покрепче затягивайте ремешки, ребята. Все это еще только цветочки. — В его тоне чувствовалась нахальная издевка. Заткнув бурдюк, он оседлал коня, преднамеренно возложив руку на рукоять меча.
— Мы уж позаботимся, чтобы приказ был выполнен в точности, и проверим сами остальные дома.
Пальцы Рауля дрогнули, он почувствовал, как отец еще сильнее сжал его запястье.
— А что, вы имеете что-то против? — продолжал издеваться северянин. Ухмыльнувшись, он обвел взглядом свой отряд.
— Нет, — проглотил застрявший в горле комок Беренже и, прежде чем Рауль успел что-либо сделать, пнул Фовеля мыском сапога в живот. Жеребец инстинктивно встал на дыбы. Беренже постарался держать своего коня как можно ближе к Раулю, чтобы у сына было меньше пространства и он побыстрее покинул место возможной стычки. Смех северян все еще отдавался в его ушах. Рауль обратил к отцу свое искаженное яростью лицо.
— Ты бы им еще задницу полизал, — прошипел он. — Мне стыдно носить фамилию де Монвалан.
Беренже наотмашь ударил сына кольчужной перчаткой.
— Не смей судить меня, мальчишка! — прохрипел он. — Ты ведешь себя, как несмышленый юнец, и тем самым позоришь наш славный род. Только что ты чуть было не погиб из-за пустяка. Из-за какой-то пары вздорных оскорблений. О господи, да он бы тебя с первого удара положил!
