Элен Фишер - Свет во тьме
Все еще тушуясь от его насмешек, Дженнифер запинаясь ответила:
— Я… я люблю гулять. — Ее тотчас осенило: он же решит, что она за ним бегает. Покраснев, она пояснила с некоторым вызовом: — Я хожу по этому лесу каждый день.
— Довольно длинная прогулка, — заметил Грей. — Да еще в такую жару. А что, если с вами случится обморок?
— У… меня никогда не бывает обмороков.
Ну конечно. Она не из тех жеманных дам его общества, которые несколько раз на день лишаются чувств. Виргиния — штат пограничный, и все женщины здесь были вынуждены работать как в поле, так и на кухне. Но за последние пятьдесят лет богатеи обзавелись достаточным числом рабов; их женам осталось только наблюдать за ними да давать указания.
Дженни — Дженнифер, как перекрестила ее сестра, прежде выполняла тяжелую работу и в течение виргинского сырого лета и в течение холодной зимы. И уж конечно, от простой прогулки она никогда не упадет в обморок! И все же Грей отметил, что из-за громоздких платьев, которые она теперь вынуждена носить, ей трудно дышать при ходьбе. Исподтишка глядя на ее тонкую талию, он в душе посетовал на тугой корсет. Он и сам упал бы в обморок, не сделав и пары шагов.
— А почему бы вам не ездить верхом, раз уж вы так любите бывать в лесу?
Удивленная его повышенным к ней интересом, она подняла на него глаза.
— Я не умею ездить верхом, сэр.
Грей впервые заметил, какие у нее огромные зеленые глаза. И золотистого цвета кожа из-за ее любви к солнцу и свежему воздуху.
— Но вы же ехали сюда верхом из графства принцессы Энн, — сказал он, любуясь волной ее распущенных медвяных волос.
— Я была вынуждена, — просто ответила она.
— Леди необходимо уметь ездить верхом, — сказал он, стараясь унять странное волнение в груди.
— Кэтрин не умеет ездить верхом, но никто не сомневается в том, что она — леди, — тотчас отозвалась Дженнифер и отвернулась, смутившись под взглядом его серых глаз.
— Она умеет ездить верхом, — возразил Грей, испытывая одновременно и облегчение, и огорчение от того, что она отвела взгляд, — хотя ей трудно садиться и слезать с лошади. К тому же она просто боится.
Услышав такое о своей наставнице, женщине, которую она считала воплощением женской грации, Дженнифер выступила на ее защиту:
— Она ничего не боится.
— Вы чертовски лояльны! — с восхищением произнес Грей. — Вы, в самом деле, так думаете? Моя сестра — сильная женщина или строгая, как хотите, но она действительно боится лошадей. Ее сбросила лошадь, когда она была еще моложе вас. Ногу не удалось должным образом вылечить, несмотря на все усилия врачей. Теперь она и близко к конюшне не подходит.
Дженнифер так нервничала под его упорным взглядом, что ответила, не подумав:
— Я вряд ли могу верить мужчине, который и сам не способен удержаться в седле.
Грей нахмурился на мгновение, а потом неохотно улыбнулся:
— Думайте как хотите. — Ее едкое замечание словно разрушило какие-то чары: Грей подошел к своему жеребцу и отвязал его. — Пойдемте. Я провожу вас домой.
Выбора у нее не было. Она застенчиво двинулась вперед, он же вел под уздцы своего громадного гнедого жеребца.
После недолгого молчания Грей с задумчивым видом произнес:
— Просто не знаю, что мне с вами делать. — Увидев ее вопросительный взгляд, он продолжил: — Напрасно я женился на вас. Такая молодая и хорошенькая женщина не должна связывать свою жизнь с пьяницей. С человеком, которому нет дела до нее. Положение весьма затруднительное. Развод в Виргинии невозможен. Можно аннулировать брак, но это так же трудно, как посадить сорняк в грязь и вырастить из него цветок. А мне не хотелось бы возиться в грязи.
— Но я еще не цветок, — неуверенно ответила Дженнифер, не зная, как отнестись к его странным словам.
— Пока. Но я сомневаюсь, что вы были бы рады вернуться в таверну. Вы уже не та простая девчонка, которую я забрал оттуда. Ваши горизонты расширились. Кэтрин говорила мне, что вам нравится учиться и что вы на самом деле очень умны. — Он вздохнул. — В общем, я не могу отослать вас обратно. Это было бы нечестно, да и, в конце концов, вы — моя жена.
— К лучшему или к худшему, — грустно согласилась Дженнифер.
— Скорее к худшему, — решил Грей, сардонически улыбаясь. — Поскольку я годен на все, кроме любви. Я… я сожалею, что привез вас сюда, Дженнифер, и готов извиниться перед вами.
Она подняла на него глаза, и он снова восхитился ее молодостью и красотой. И что ей здесь делать с женщиной-калекой и сумасшедшим мужчиной?
— Извиниться? — переспросила она. — Вам не за что просить прощения, сэр.
— Ради Бога, хватит называть меня сэром, — раздраженно воскликнул Грей. — Я чувствую себя вашим дедушкой. Зовите меня просто Греем. Все так делают.
Как бы избегая такой фамильярности, Дженнифер тихо повторила:
— Вам нет нужды извиняться.
Грей скривился:
— Ах, вот как! Верно, я дал вам возможность учиться, чего вы никогда не имели бы, останьтесь вы в графстве принцессы Энн. Но вы не понимаете, что потеряли. И, привезя вас сюда, я обрек вас на фарс. Пародию женитьбы. — Он немного помолчал, как бы сомневаясь, стоит ли ему продолжать, а потом сказал с грубоватой откровенностью: — Вы же знаете, у меня есть любовница.
— Да, я знаю, — спокойно ответила она. — Только я не могу понять, зачем она вам? Я думала, вы преданы памяти… — Она вдруг осеклась и замолчала.
Горькая улыбка появилась на губах Грея.
— Умом и душой, да, предан. А телом… ну, я еще молодой мужчина и не могу жить, как монах. Однако, уверяю, я не обращу на вас внимания. Вы заслуживаете лучшего, нежели мужчина, сердце которого уже в могиле.
— А ваша любовница не заслуживает того же?
Она тут же прокляла себя, что осмелилась сказать такое, но он воспринял ее вопрос совершенно спокойно.
— Она — другое дело, — ответил он наконец. — К тому же Мелисса замужем. И опять же знает, что я ее не полюблю. Уверяю вас, она не строит никаких романтических планов относительно меня. Она прекрасно знает, что теперь я не способен никого полюбить.
Дженнифер опомнилась и быстро двинулась дальше. Она ничего не сказала, но все ее мысли так явственно отразились на лице, что Грей, который никогда и никому не объяснял своих действий, почувствовал странное желание сделать это.
— Все это не так уж плохо, Дженнифер, — начал он. — Если говорить прямо, то она красивая, но лишенная всякой морали женщина. Меня вовсе не восхищает ни ее ум, ни характер, ничто не привлекает меня в ней, кроме тела. По-моему, ее во мне интересует то же самое. И уж если мы оба это понимаем, значит, никто аз нас не страдает, поскольку наши отношения основаны только на физическом наслаждении.
