Сюзанна Энок - Уроки плохих манер
Схватившись за спинку стула, она встала. Однако когда подошел Лайонел, остановилась. Она могла занять свои мысли чем-нибудь другим, прогнать прочь картины, навеянные словами Толли. Но он не мог этого сделать.
— Посмотрите на меня, — тихо попросила Тереза. Он устремил на нее взгляд золотисто-карих глаз.
— Я не дразнила вас, — продолжала она. — Я действительно хотела потанцевать с вами. То, что вы рассказали, ужасно, но это не моя вина. И пока я готова довольствоваться вашим визитом ко мне.
— В самом деле? А вы сейчас не нарушаете никаких правил?
В этот самый момент Тереза дословно вспомнила абзац из написанного ею «Руководства для леди по благопристойному поведению», в котором говорилось, что леди ни при каких обстоятельствах не должна просить джентльмена приехать к ней с визитом. Уже не в первый раз она нарушала ею же самой установленные правила, когда дело касалось Толли Джеймса. Он волновал ее, и Тереза не могла заставить себя перестать думать о нем, хотя и не понимала, отчего так происходит.
— Думаю, что нет. Поскольку вы еще не наносили визитов, это будет хорошим началом. — Тереза наградила полковника улыбкой, в то время как возбуждение, охватившее все ее существо, кололо кожу мириадами иголочек. — Мы оба знаем, что вы заглянете к нам. — Прежде чем Бартоломью успел что-либо ответить, Тереза взяла лорда Лайонела за руку и прошла с ним на середину танцевального зала.
— Этот тип постоянно рядом с вами, — заметил второй сын маркиза, закружив Терезу в танце.
— Разве только он? — с улыбкой парировала девушка. Ей требовалось время, чтобы привести в порядок мысли, и, к счастью, Лайонел не слишком донимал ее разговорами.
— Этот чаще всех.
Тереза с трудом подавила вздох раздражения. В такие моменты ей начинало казаться, что удовольствие от танцев несколько переоценивают.
— Мне что, перечислять имена джентльменов, постоянно толкущихся возле меня? Ваше имя тоже окажется в этом списке, милорд.
— Однако Монтроуз не возражает против моего присутствия рядом с вами. А вот Бартоломью он недолюбливает.
— Почему это?
— Спросите его самого. Я сплетни не распространяю.
Лайонел только и занимался этим весь вечер, и Тереза едва удержалась, чтобы не сказать ему колкость. Вместо этого она украдкой бросила взгляд туда, где сидел Толли. Однако его стул опустел.
Терезу охватило разочарование. Она досадовала на себя — за то, что забыла о правилах вежливости и позволила себе наговорить лишнего, и на Бартоломью — ведь тот ушел, воспользовавшись в качестве предлога их разговором, хотя с самого начала не испытывал желания здесь находиться.
После его страстных поцелуев пусть лучше найдет в себе силы нанести ей визит, иначе Терезе придется вновь встретиться с ним и выяснить, почему он отказывается сделать это. Только описание этого поступка ни за что не появится в ее руководстве.
Выйдя из наемного экипажа в Чипсайде, Бартоломью остановился перед весьма скромным домом. Чувство самосохранения и интуиция во весь голос взывали к нему, требуя немедленно вернуться в экипаж и как можно скорее оказаться в Джеймс-Хаусе. Но вместо этого он оперся на трость и похромал вперед.
Взявшись за медное кольцо, Бартоломью постучал в дверь. В десять часов вечера светские люди еще вовсю веселились на балах и званых вечерах, но в этом доме жил простой человек.
Дверь распахнулась, и на пороге возникла сурового вида женщина в огромном чепце, халате и со свечой в руке.
— Мы уже закрыты, сэр, — сказала она гораздо приветливее, нежели Бартоломью мог ожидать.
— Знаю, — ответил Толли. — Я лишь хотел узнать, не уделит ли мне доктор минутку своего времени.
— Проходите в комнату. Я спрошу.
Вновь идти, садиться, а потом снова вставать…
— Я лучше подожду здесь, — решил Толли.
— Как вас представить, сэр?
— Полковник Джеймс.
Кивнув, женщина захлопнула дверь прямо у него перед носом. Бартоломью стиснул зубы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не сбежать, или, вернее, не похромать прочь. В его сознании продолжалась битва. Он был полон решимости принять удар судьбы и чтить память своих товарищей, продолжая страдать от ран, полученных в бою, отнявшем у них жизнь. Но с другой стороны, изматывающая его на протяжении многих месяцев боль наталкивалась на преграду в виде женщины. Тереза Уэллер хотела, чтобы Бартоломью приехал к ней с визитом, хотела танцевать с ним. А он просто хотел ее.
Дверь дома вновь распахнулась, и на пороге появилась знакомая фигура доктора Прентисса.
— Чем я могу помочь вам, полковник? — спросил он. — Вы умудрились сделать так, что ваша многострадальная рана вновь открылась?
— Нет. — Бартоломью судорожно сглотнул. — Я хотел спросить, не могли бы вы навестить меня завтра в Джеймс-Хаусе. Я… я хочу, чтобы вы сломали мне ногу и заново вправили кости.
Доктор с минуту смотрел на Бартоломью, а потом кивнул.
— Вам удобно в полдень?
Целых четырнадцать часов раздумий о том, какой он глупец, раз согласился рискнуть и, возможно, окончательно потерять ногу.
— Да. Спасибо.
— Не стоит благодарности, полковник. Потому что завтра вы меня возненавидите.
Скорее всего завтра к полудню Бартоломью возненавидит себя самого. Кивнув, Толли заковылял к поджидавшему его экипажу.
Он знал, что поступает глупо, ведь его привела сюда минутная надежда. Надежда на то, что через несколько недель он сможет ходить, не испытывая при этом невыносимой мучительной боли. Надежда на то, что, если все пойдет лучше, чем он заслуживает, ему удастся потанцевать вальс с Терезой Уэллер. Проблема лишь в том, что в последние восемь месяцев отношения Бартоломью Джеймса с надеждой складывались не слишком хорошо.
— Я не могу одобрить этого, Толли.
— А я и не прошу. — Всем сердцем желая, чтобы брат не затевал спор, Толли продолжал делать вид, что просматривает карточки, лежащие стопкой на столике в холле. Для него не было ни одной, но это не имело значения.
— Кто такой этот доктор Прентисс?
Бартоломью начал просматривать карточки в третий раз.
— Нас познакомил один мой… друг. — Бартоломью не считал герцога Соммерсета своим другом, но не знал, как иначе назвать этого человека, не раскрыв тайны «Клуба искателей приключений». — Он справится не хуже любого другого, ты так не думаешь?
— Не уверен! У тебя сейчас две ноги. Так благодари Бога за то, что имеешь, и оставь все как есть.
Бартоломью внимательно посмотрел на брата.
— У меня не две ноги, а только одна да еще якорь, который с бряцаньем волочится за мной, куда бы я ни пошел. Но как уже сказал, я не нуждаюсь в твоем одобрении. Я поставил тебя в известность лишь потому, что некоторое время мне придется провести в постели. Если ты предпочитаешь, чтобы я лечился в другом месте, то…
