Конни Мейсон - Охотник за приданым
Не увидев в ресторане таинственной брюнетки, Лили почувствовала странное облегчение. Она не знала почему, но ей упорно казалось, что эта женщина и Мэт как-то связаны. Впрочем, никаких доказательств у нее не было, а значит, и обвинять его в чем-либо она не могла. Решив, что все это лишь плод воображения, девушка сосредоточилась на еде, которая для корабельной кухни оказалась на удивление вкусной. Внезапно вилка застыла в ее руке.
«Я никогда не обещал хранить тебе верность», — сказал вчера Мэт. Она и так не возлагала на свой брак почти никаких надежд, а теперь оказывается, что их не осталось вовсе. Супружеская верность… Звучит как-то сухо и официально, словно выписка из постановления суда, и в то же время в этих двух словах, на ее взгляд, содержалась сама суть брака. От чего же она зависит? От любви? Наверное.
А если Мэт прав, и любви не существует? Лили окончательно запуталась, но одна мысль по-прежнему жгла ей мозг: неужели то, что она отказывает Мэту в близости, лишает ее права судить его или требовать от него верности? Ответ напрашивался сам собой, однако он ей совершенно не нравился.
Дни текли унылой чередой, и Мэт не делал больше попыток разделить с Лили постель. После той первой ночи он использовал их общую каюту только для того, чтобы переодеться или принять ванну. На людях, общаясь с пассажирами, они держались друг с другом вежливо и даже любезно, но наедине мгновенно превращались в двух отчужденных незнакомцев. Лили часто вспоминала те сладостные и волнующие ощущения, которые вызвали в ней прикосновения Мэта, но — не без основания, как ей казалось, — полагала, что если бы он действительно хотел ее, то не сдался бы так легко.
Для Мэта плавание превратилось в сплошной кошмар.
Жена отказала ему в праве распоряжаться ее телом, а от тела Клариссы он отказался сам. Несколько недель полного воздержания сводили его с ума, он уже всерьез начинал опасаться за свою потенцию. У Мэта не раз шевелилась шальная мыслишка вспомнить о всегда распахнутых для него объятиях бывшей любовницы, но какой-то внутренний стержень не позволял изменить единожды принятому решению. Более того, Мэта не переставала удивлять легкость, с какой он порвал с Клариссой, — словно они были знакомы не пять лет, а пять минут. Только сейчас, думая об этом, он постепенно осознавал, что у них, по сути, не было никаких общих интересов, кроме, разумеется, постели. Их отношения и даже подобие взаимной привязанности определялись одним словом — похоть.
Впрочем, происходившая в нем переоценка прошлой жизни вовсе не свидетельствовала о том, что он готов целиком посвятить себя жене и стать оседлым семьянином.
Предстояла война, мысли о морских сражениях, победах и добыче будоражили кровь, и роль терпеливого мужа при девочке-жене никак не входила в его планы. Что же до любви, то Мэт искренне не верил, что она существует, — по крайней мере, в том смысле, какой принято вкладывать в это слово. Он любил море, любил острое чувство опасности, любил успех, любил заниматься любовью, наконец, но никогда еще не говорил ни одной женщине, что любит ее, и сомневался, что когда-нибудь скажет. Другие слова, вроде «желание», «потребность», «возбуждение» и даже «страсть», были куда ближе и понятнее ему. Они значительно вернее описывали то, что происходит в сердце и душе мужчины. Чтобы поверить в любовь как таковую, ему требовались гораздо более веские доказательства ее существования, чем огульные заверения, охи, вздохи и прогулки при луне.
* * *Шторм разразился внезапно. Лили показалось, что не прошло и пяти минут, как мирные белые облака на сероватом осеннем небе вдруг превратились в сплошную завесу грозных черных туч, клубившихся теперь у самого горизонта, разрастаясь и постоянно меняя форму. Время от времени их прорезали вспышки молний, но грома слышно пока не было. Сгибаясь под мощными порывами пронизывающего до костей ветра, девушка как зачарованная смотрела на ревущие гигантские зеленовато-свинцовые валы, которые разбивались о борта «Гордости Бостона», покрывая палубу клочьями пены и солеными брызгами. Мэт был занят — он помогал команде готовить корабль к схватке с ураганом. Лили отлично понимала, что ей следовало бы переждать непогоду в каюте, но величественное зрелище разбушевавшейся стихии притягивало ее. Силы природы, вырвавшиеся разом на свободу, пугали своей свирепостью и мощью, но в них было столько неукротимой энергии и жизни, столько дикого, первобытного, неподвластного человеку чувства, что у нее поневоле захватывало дух.
— Иди вниз! — донесся сквозь вой ветра голос Мэта. — Здесь становится слишком опасно!
Чтобы не поскользнуться. Лили вцепилась в поручень, оглянулась и увидела его: заслоняясь ладонью от брызг, Мэт стоял всего в двух шагах от нее, но ветер и грохот волн едва позволяли расслышать его слова.
— Я спущусь, когда захочу! — упрямо ответила она и снова отвернулась.
В последние дни они почти не разговаривали друг с другом, и девушке стало обидно, что первая же обращенная к ней фраза оказалась приказом. Она уже и сама собиралась вернуться в каюту: палуба обледенела и ужасно качалась, — но теперь скорее превратилась бы в сосульку, чем сдвинулась с места. Кроме того, откуда вдруг такая забота? Не все ли ему равно? Даже если ее смоет за борт, деньги все равно останутся у него!
— Ведь ты здесь, на палубе, так почему же мне нельзя? — добавила она скорее для себя, чем для Мэта, и еще крепче вцепилась в ледяное железо поручня.
Мэт решительно шагнул вперед, оторвал Лили от поручня, подхватил на руки и понес к пассажирскому трапу.
— Море — моя профессия, моя жизнь, — сказал он, ставя ее на первую ступеньку. — Я способен о себе позаботиться, но, если мне придется волноваться эй тебя, беда может настичь нас обоих.
Сквозь какофонию бури донесся крик: кто-то звал Мэта.
— Я нужен капитану, — вздохнул он. — В команде не хватает рук. Пожалуйста, не спорь и иди в каюту.
С этими словами Мэт растворился в пелене соленых брызг и начинающегося дождя.
Лили шагнула вниз по узкому темному трапу, и в тот же момент корабль сильно качнуло. Она инстинктивно схватилась за поручень, да так и повисла на нем, тщетно пытаясь ногами нащупать ступени. Девушку охватила паника; пальцы медленно, но неуклонно скользили вниз, их пронизывал ледяной холод металла, и они с каждой секундой теряли чувствительность. О, как она проклинала себя за глупость и упрямство, помешавшие ей вернуться в каюту до того, как разыгрался шторм.
Корабль почти лег на правый борт, а затем начал выравниваться, и, когда пальцы Лили уже почти разжались, ее нога нащупала наконец опору. Но не успела девушка поблагодарить бога за чудесное спасение, что-то — или кто-то? — ударило ее в спину, и она полетела в черную бездну узкого проема. Руки беспомощно хватали воздух, отчаянный крик потонул в стоне ветра и скрипе переборок.
