Джоанна Линдсей - Будь моей
— Тем больше у меня оснований оставаться в этой чертовой ловушке. Моего отца уже не уговоришь, а с вашим еще можно попытаться. Так почему бы вам, сударыня, не взять это на себя? Или вы предпочитаете взглянуть, каким я буду, если мы поженимся? Даю слово, что вы всегда останетесь для меня помехой, хоть я и постараюсь не обращать на вас внимания. Ради своей матери я позабочусь о наследнике, после чего вы будете развлекаться, как вам будет угодно, — впрочем, как и я. Моя жизнь не изменится ни на йоту, но ваша, весьма вероятно, станет совсем иной. Как вам это кажется — приемлемым?
На мгновение Александра стиснула зубы, но сумела овладеть собой, даже улыбнулась:
— Вполне, если вы не имеете ничего против весьма обременительных сцен на людях.
— Прошу прощения.
— Я просто предупреждаю. Если мне придется выйти за вас замуж, вы будете принадлежать мне; а я ни с кем не делюсь тем, что считаю своим. И вам не удастся пренебрегать мною, обещаю это.
Выдержав паузу, девушка бросила графу в лицо его же собственные слова:
— Как вам это кажется — приемлемым? Василий навис над ней, стараясь подавить ее своим ростом и вызвать замешательство, но Алин не отступила.
— Я не люблю угроз, сударыня.
— Разве это угроза? Вы показали мне, каков будет наш брак, а я всего лишь объяснила, как я это восприму. На вашем месте, граф, я бы хорошенько выспалась. Вполне возможно, это последняя ночь, когда вы можете спать спокойно.
Глава 9
Александре удалось закрыть дверь так же тихо, как и выходя из кабинета отца, но своей, расположенной дальше по коридору, она хлопнула так, что задрожали стены. Девушка была в такой ярости, что готова была плеваться и кусать ногти. Эта свинья посмела угрожать ей браком без любви, любовницами — она правильно поняла его намеки — и больше того — детьми? Дети! Этот хам искушал ее, сам не понимая, что делает! Высокомерная свинья! Дети — единственное, что ей мучительно хотелось иметь! Но не от него. От кого угодно, но не от него!
В ее комнате кто-то был. Грохот, произведенный Алин, когда она вошла, напугал Дашу, склонившуюся над раскрытым чемоданом, и Терзая, с угрожающим ворчанием выскочившего на шум. Но, узнав хозяйку, пес ринулся к ней, всем своим видом выражая раскаяние.
По привычке днем Александра заперла его, потому что ожидала гостей, а пес не очень хорошо ладил с чужими. Пожалуй, не следовало этого делать. Надо было выпустить его и пусть творит с этими кардинскими выскочками, что заблагорассудится! Возможно, кусок мяса, вырванный у этого щеголя, сделал бы их беседу куда более приятной, и окончилась бы она гораздо успешнее.
Алин попыталась взять себя в руки. Она и не подозревала, что может желать мести, по крайней мере в душе. Жаль, что Терзая всегда использовали лишь для защиты, потому что мысль о кардинце, воющем от боли, доставила ей невыразимое удовольствие.
Уверив огромную овчарку, что на нее не сердятся за не слишком ласковую встречу, Алин перевела взгляд на Дашу, на сундук и на кучу одежды, разбросанной по постели.
— Так ты уже знаешь?
— Слухом земля полнится, — бесстрастно ответила Даша, — а вот чего мы не знаем, так это ваших намерений. Вот я и решила упаковать ваши вещи — вдруг вы решите выйти за этого кардинца.
Ни единым движением Даша не выдала своих чувств, не показала, какой ответ предпочла бы услышать, хотя у нее наверняка уже сложилось свое мнение.
Преданная хозяйке, она бы согласилась с любым ее решением, хотя весьма вероятно, что и поспорила бы с ней. За это Александра и любила свою подругу.
Их социальное положение было неравным, и выглядели они совершенно по-разному. Черные вьющиеся волосы Даши были пышными и непокорными, а светло-голубые глаза — огромными, отчего она немного смахивала на сову, и, когда бывала серьезной, сходство это несколько обескураживало. В остальном же Даша была этакой милой пышечкой, круглолицей, невысокой, с ямочками на щеках и грубоватым юмором. Девушки были очень близкими подругами.
Александра присела на край кровати и провела пальцем по розовато-лиловому бальному платью, вспоминая, как надевала его — первый и последний раз в жизни. В тот вечер ее впервые поцеловал Кристофер, причем именно так, как она и воображала себе любовный поцелуй.
Алин приподняла платье на растопыренных руках и спросила:
— Зачем ты его укладываешь?
— Но вам же понадобится подвенечное платье, — ответила практичная Даша.
Александра горячо надеялась, что до этого не дойдет, но, уж если брачная церемония состоится, она сумеет настоять, чтобы ее свадебное платье было роскошным и сшито на заказ, потому что это дало бы возможность выиграть время.
Хотя не исключено, что она потребовала бы черное платье.
— Выбрось из головы этот чемодан, — сказала Алин решительно. — Мне нужны сундуки, много сундуков. Пусть кто-нибудь пороется на чердаке и поищет их, а потом попроси, одолжи или даже укради еще несколько в городе. Мне нужно столько сундуков, чтобы заполнить доверху две повозки.
Даша перестала сдерживаться. Ее улыбка стала всепонимающей.
— Стало быть, вы и в самом деле будете женой королевского кузена?
Александра холодно посмотрела на подругу:
— Нет. Я дала слово, но это не значит, что свадьба состоится, если я смогу что-нибудь предпринять. Мой жених считает, что не вправе отказаться от помолвки, а я знаю, что и я в таком же положении. Уговаривать его бессмысленно. Поэтому мне остается только одно — показать ему, какой я буду ужасной женой.
— Но вы будете великолепной женой, — преданно возразила Даша.
— Нет, только не для него! Впрочем, он об этом все равно никогда не узнает, он даже думать об этом не захочет к тому времени, когда я с ним покончу.
Даша села рядом и неуверенно спросила:
— А может, проще было бы выйти за него?
— И предать Кристофера?
— Кристофера следовало бы предать, — пробормотала Даша.
Александра вздохнула, потому что не была готова опять вступать в эти бессмысленные споры о единственной в своей жизни любви. Ни у кого из Разиных не находилось больше добрых слов о Кристофере, и особенно у Даши: Александра устала выступать в его защиту, тем более что сказать ей было нечего.
— Даже не будь Кристофера, ни за что я бы не вышла за этого надменного кардинца! А чтобы мы окончательно уяснили суть дела, скажу тебе, что и он не горит желанием жениться на мне.
Даша недоверчиво, если не сказать — негодующе, уставилась на хозяйку:
— Он сам это сказал?
— Да. Но он, понимаешь ли, собирается пожертвовать и собой и мной, потому что, хотя отец его и умер, он не может его опозорить, отказавшись от этой помолвки. А хочешь узнать, как ему представляется наш брак? Сначала я рожу ему ребенка, а потом он обо мне забудет. Он сказал мне прямо в лицо, что у него куча любовниц и он не собирается с ними расставаться. Конечно, он проявит «великодушие» и позволит мне тоже иметь любовников.