Филиппа Грегори - Другая королева
– Я не сомневаюсь в том, что лорд Дарнли, ее супруг, был участником заговора против нее. Он примкнул к восставшим лордам, и его направлял ее сводный брат лорд Морей. Думаю, они вместе собирались ее свергнуть, заточить в тюрьму и посадить Дарнли на трон как короля-консорта. Ее сводный брат правил бы от его имени. Он был слаб, и все это знали.
Я киваю. Я знала Дарнли с тех пор, как он был мальчишкой – мальчишкой, чудовищно испорченным своей матерью, так я считаю.
– Лорды, верные королеве, вступили в заговор с целью убить Дарнли, Ботвелл мог быть среди них.
– А она знала? – настаиваю я.
Это главный вопрос: была ли она мужеубийцей?
Он вздыхает.
– Думаю, нет, – искренне говорит он. – Письма, подтверждавшие, что она отдала приказ, без сомнения, подделаны, остальные неубедительны. Она то входила в дом, то выходила из него, когда порох заносили в подвал, а она, конечно же, не стала бы так рисковать, если бы знала, какая ей грозит опасность. Она собиралась спать там в ту ночь.
– Тогда зачем выходить замуж за Ботвелла? – спрашиваю я. – Если он был одним из заговорщиков? Зачем его вознаграждать?
– Он ее похитил, – тихо отвечает мой верный муж почти шепотом.
Ему стыдно говорить о позоре королевы.
– В этом почти нет сомнений. Видели, как он ее увозил без ее согласия. А когда они вернулись в Эдинбург, он вел ее лошадь под уздцы, чтобы все видели, что она – его пленница и невиновна в сговоре с ним.
– Тогда зачем выходить за него замуж? – не унимаюсь я. – Почему не арестовать его, как только она вернулась в свой безопасный замок, и не отправить его на плаху?
Он отворачивается, он скромен. Я вижу, как алеют его уши – он покраснел.
– Он не просто ее похитил, – произносит он очень тихо. – Мы думаем, что он ее изнасиловал, и она зачала от него ребенка. Она, видимо, понимала, что погибла и как женщина, и как королева. Единственное, что она могла сделать, это выйти за него и притвориться, что делает это по согласию. Так она хотя бы могла сохранить уважение к себе, хотя и была погублена.
Я ахаю от ужаса. Королевская особа священна, даже поцеловать ей руку можно лишь с соизволения. Врачу нельзя ее осматривать, какова бы ни была ее нужда. Посягнуть на королеву – все равно что плюнуть в святую икону; никто, у кого есть совесть, не посмеет этого сделать. А удерживать и насиловать королеву – это разбить на куски раковину ее святости и власти.
Впервые я чувствую к этой королеве жалость. Я так долго считала ее чудовищем, еретическим и тщеславным, что никогда не думала о ней как о почти девочке, пытающейся править королевством волков и силой выданной в итоге за самого страшного из них.
– Господи, а по ней и не скажешь… Как она это выносит? Удивительно, что ее дух не сломлен!
– Видишь, она для нас не опасна, – говорит он. – Она была жертвой заговора, а не одной из заговорщиков. Она – молодая женщина, которой очень нужны друзья и убежище.
В дверь тихонько стучат, чтобы известить меня, что мои домочадцы собрались во внешнем покое и готовы для молитвы. Капеллан уже с ними. Я слежу за тем, чтобы в доме каждое утро и каждый вечер молились. Мы с Джорджем идем присоединиться к остальным, мысли мои все еще в смятении. Мы опираемся коленями на подушки, которые я вышила сама. На моей – карта моего любимого Дербишира, у Джорджа – герб его рода, гончая Талботов. Все мои домочадцы, от пажа до мажордома, опускаются на колени на свои подушки и склоняют головы, пока капеллан читает вечернюю молитву. Он молится по-английски, чтобы каждый мог говорить с Господом на языке, который мы все понимаем. Молится о Царствии Божием и об английском королевстве. Молится за моего господина и за меня, и за все души, вверенные нашему попечению. Благодарит Господа за дары, которые нам даны, потому что Елизавета на троне, а в церквях – протестантские Библии. У нас добрый протестантский дом, дважды в день мы благодарим Господа, который так щедро вознаградил нас за то, что мы, Его народ, усерднейшие протестанты в христианском мире. Так мы напоминаем всем, в том числе и мне, о великих наградах, которые получает добрый протестантский дом, и о прямом попечении протестантского Господа.
Вот урок, который может получить у меня католическая королева. Наш Господь, Господь протестантов, награждает нас прямо, щедро и сразу. Награждает богатством, успехом, властью – так мы понимаем, что избраны. Кто может усомниться в доброте Господа ко мне, если увидит мой дом в Чатсуорте, который сейчас в три этажа высотой? Кто, увидев мои расходные книги, в которых цифры идут стройными могучими рядами до самой нижней черты, усомнится, что я принадлежу к избранным, к детям Господним, осененным особой Его милостью?
1569 год, весна, замок Татбери: Джордж
Меня удивляет то, что я до сих пор не получил от королевы указаний готовиться к поездке в Шотландию, хотя я жду распоряжения каждый день. Я ожидал, что к этому времени мне уже велят подготовить сопровождение, чтобы доставить королеву Шотландии домой. Но послания нет, день идет за днем, погода улучшается, и мы начинаем жить одним домом, королевским домом. Это великая честь, и я должен напоминать себе: не возгордиться сверх меры тем, как хорошо ведет дела моя жена и как высок род моей гостьи. Она, кажется, довольна своим пребыванием у нас, и я не могу не радоваться тому, что мы принимаем ее в Англии. Какие блага может принести подобная дружба, я высчитывать не стану, не буду унижаться, я не компаньон на жалованье. Но, разумеется, нечего и говорить, что положение доверенного и самого близкого друга следующей королевы Англии – это преимущество, даже для семьи, положение которой и без того высоко.
Я получаю записку, не от самой королевы, но от Сесила, в которой мне сообщают, что мы должны задержать королеву еще лишь на несколько дней, пока шотландцы обсуждают ее безопасное возвращение в королевство и на престол. Потом она уедет. Шотландцы уже согласились принять ее как королеву, и она вернется в свою страну, с почестями, уже в этом месяце.
Я чувствую огромное облегчение. Хотя я и знал, что наше расследование ее обелило и сама королева вступилась за доброе имя кузины, я тревожился за нее. Она молода, некому дать ей совет. У нее нет ни отца, ни мужа, который защитил бы ее, и она окружена такими врагами! Чем больше времени я провожу с ней, тем больше надеюсь, что она будет невредима и что ее ждет успех. Она каким-то образом, – я никогда прежде не встречал подобную женщину, – каким-то образом внушает всем желание служить ей. Половина моих домочадцев в нее просто влюблена. Будь я холостяком, или будь я помоложе, или будь законченным дурнем, я бы сказал, что она обворожительна.
