Алекса Смарт - Тайные страсти
Эти слова не были совершенно неожиданными для Гарета, но все же произвели убийственное впечатление, и у него на миг даже перехватило дыхание. Гарет медленно с горечью вздохнул, прогоняя видение захлестнувшей шею петли.
— В таком случае, ваше дело закончено, если только… вы не собираетесь пришить мне какое-нибудь еще нераскрытое преступление.
— Едва ли, милорд. Поверьте, я здесь для того, чтобы помочь вам выпутаться из неприятностей.
— Вы здесь, чтобы помочь мне? — недоверчиво переспросил Гарет, от которого не ускользнула странная ирония создавшейся ситуации.
Несмотря на то, что в костюме от дорогого портного Чапел выглядел как джентльмен, ист-эндский выговор выдавал его низкое происхождение. Если бы они не находились по противоположные стороны закона, Гарет несомненно мог бы найти явное сходство между собой и этим человеком. Однако сейчас он чувствовал к сыщику такую же враждебность, какую испытывали воины Веллингтона по отношению к солдатам Наполеона.
— Ваша задача — помочь мне оказаться на виселице, — отрезал Гарет, делая шаг к Чапелу. — А теперь убирайтесь отсюда, пока я не…
— Разумеется, вы не виновны в этом убийстве… на этот счет у меня нет никаких сомнений, — словно не слыша слов Гарета, продолжал сыщик. — Если бы вы действительно убили своего компаньона, то не стояли бы, как истукан, над его телом, а, как умный парень, бросились бы прятаться, действуя на манер грабителя или иного лихого человека. Кстати, джентльмен был мертв задолго до того, как вас обнаружили рядом с ним.
— Так вы действительно считаете, что это не моих рук дело?
— Вот именно. Вопрос заключается лишь в том, как доказать вашу непричастность. Думаю, вам нужен свидетель, который подтвердил бы, где вы находились той ночью.
— Вы хотите сказать, что мне нужно алиби? — спросил Гарет, переступив с ноги на ногу, в его душе сверкнула искра надежды.
Несмотря на то, что Сим и его приятели были неплохими парнями, но их таланты больше касались способности нагнать страху, чем найти преступника. Именно поэтому Гарет до сих пор не сообщил им имя одной лживой молодой женщины, которая могла бы подтвердить его показания о местопребывании в ту ночь. Вместе с тем Гарет почувствовал, что Кэлвин Чапел мог бы убедить Марселлу Ханникат свидетельствовать в его пользу.
Разумеется, было бы безумием довериться этому человеку, не выяснив сначала, что кроется за его неожиданным предложением о помощи.
— Признайтесь, мистер Чапел, что это значит для вас помимо значительного вознаграждения, которое, как вам должно быть известно, я могу заплатить?
Зеленые глаза Гарета сузились, а губы скривились в усмешке, когда он добавил:
— Почему-то мне кажется, что вы из тех, кто заинтересован в исполнении правосудия ради самого правосудия.
— В таком случае вы ошибаетесь, милорд, — ответил Чапел, впервые с начала разговора проявив какие-то признаки волнения. — Скажите, что вам известно о некоем Ричарде Нортрапе, графе Шербруке?
Шербрук…
Гарет нахмурился, удивленный неожиданной переменой темы разговора. Это имя ничего ему не говорило, не видел он также и причины, по которой Чапел задал такой вопрос, поэтому просто пожал плечами и отрицательно покачал головой.
Во взгляде Чапела мелькнула жалость.
— В таком случае вам предстоит узнать о себе правду, милорд. Все эти годы вы называли себя Гаретом Ричвайном. Однако это не настоящее ваше имя. Вы — Уильям Нортрап, законный наследник графа Шербрука. Что же касается той несчастной леди, которую вы считали своей матерью, то не она произвела вас на свет.
«Не она произвела меня на свет…» Эти слова молнией сверкнули в сознании Гарета, растревожив старые раны. Прошло уже столько лет, что воспоминания о матери стали весьма смутными: мрачная, с тусклыми глазами, состарившаяся раньше времени, мучимая каким-то демоном, которого она старалась умилостивить джином…
Гарет всегда любил мать несколько настороженно, потому что никогда не мог угадать, в какой момент демон освободится от пут алкоголя и с сокрушительной силой обрушится на них обоих. Впрочем, его скорбь после смерти матери была непритворной, как и чувство вины из-за облегчения, которое он испытал, пролив слезы печали.
— О чем, черт побери, вы говорите? — спросил Гарет, решительно отбрасывая неприятные воспоминания. — Моей матерью была Элспет Ричвайн, служанка, соблазненная богатым знатным хозяином, моим отцом, и выброшенная на улицу вскоре после моего появления на свет. Кажется, хозяйка дома воспротивилась перспективе лицезреть, как свидетельство неверности Его Светлости бегает по поместью в коротких штанишках.
— Поверьте, леди Шербрук никогда не беспокоилась на этот счет, — возразил Чапел. — Лорд Шербрук не смотрел ни на одну женщину, кроме своей жены. Он действительно был вашим отцом… но вашей настоящей матерью является леди Шербрук.
— А Элспет Ричвайн была…
— …неуравновешенной молодой женщиной, укравшей вас у законных родителей, когда вам еще не исполнилось и двух лет.
— Просто бессмыслица какая-то…
— Вовсе нет, милорд, разумеется, прошло уже столько лет, что многие считают вас умершим…
— …кроме вас, — хмуро закончил Гарет, со сжатыми кулаками шагнув к сыщику, его вдруг охватил леденящий душу страх, заставивший на миг забыть о реальной опасности. — Вы напрасно беспокоились, мистер Чапел. В последний раз прошу вас покинуть мою камеру, иначе меня точно повесят, но уже за ваше убийство…
С этими словами Гарет круто развернулся и направился к кровати, опасаясь, что не справится с собой и, в конке концов, набросится на сыщика. Впрочем, откуда же Чапелу знать, что эти безумные предположения вызвали в его душе боль, оживили мечты, давным-давно похороненные в глубинах сердца.
На какое-то мгновение Гарет снова стал тщедушным забитым двенадцатилетним подростком, одиноко пробирающимся по грязной улочке бедняцкого квартала, стараясь укрыться от беспощадного зимнего ветра. Его руки и ноги обморожены, несмотря на намотанные на них грязные лохмотья, но он мужественно борется со слезами боли… Правда, бывали в жизни Гарета и более трудные времена, особенно после того, как он сбежал от человека, к которому его отдали в ученики. Именно тогда Гарет познакомился с недремлющим зверем, что зовется голодом и непрерывно вгрызается во внутренности. «Может быть, именно сегодня наступит тот самый день». После смерти матери, которая умерла от джина, ставшего в последние несколько лет ее единственным утешением, Гарет шесть месяцев изо дня в день неустанно повторял про себя эти слова. Он надеялся, что, может быть, именно сегодня наступит тот день, когда за ним, наконец, придет его знатный отец и, завернув в длинный шерстяной плащ, увезет в позолоченной карете в великолепный дом, в котором никто не страдает от холода, голода или отсутствия любви…
