Джо Беверли - Возлюбленная демона
– Другие? – Ее разум застрял на его предыдущих словах. Он был возбужден? Сейчас? Ею? Между ее бедрами возникла чувствительная пульсация.
– Кон. Хоук. – Он выпил непочтительное количество ее очень хорошего коньяка. – Кон был вторым сыном, и долг стал его обязанностью. Победить корсиканского монстра. Спасти женщин и детей Англии от вторжения, насилия и грабежа. Хоук увидел возможность сбежать от семьи. Что касается меня… Что еще нужно шестнадцатилетнему парню, поддавшемуся возбуждению и получившему вызов? – Его опасные глаза встретились с ее. – Я питаюсь возбуждением, как вампир питается кровью, дорогая леди. Хотите подойти поближе и позволить мне выпить вашу бледную, ангельскую кровь?
– Нет, – солгала она, начиная гореть примитивной жаждой. Она должна уйти… – И моя кровь такая же красная как ваша, уверяю.
– Тем лучше. – Он поставил свой стакан и, переместившись, начал ползти к ней. Другой, возможно, выглядел бы неуклюже, но она сразу же подумала о волке, гибком и смертельном. Мария хотела сбежать, но знала, что это будет катастрофа. И часть ее требовала остаться, даже пролить кровь…
Он встал на колени около нее и поднял руку к ее шее.
– Такая бледная, такая чистая…
– Я – вдова. – Несмотря на пальцы, поглаживающие ее шею, она говорила прохладно, пытаясь отрицать все, найти силы, чтобы сбежать.
Его напряженные глаза были так близко, зрачки расширены в тусклом свете.
– Вы не должны были сковывать меня, дорогая вдова, если не нуждались во мне.
Нужда. Она действительно нуждалась в нем. Все было так давно, и в этом крылась опасность, которая всегда выводила ее из себя.
Теперь это была реальная опасность. Не ее муж, который только притворялся, что возбуждает ее, и возбуждается сам. Это был дикий и раненый молодой мужчина, разгоряченный и источающий сексуальные флюиды как струю пара.
Мудрая женщина поднялась бы и сбежала.
Приличная женщина спасла бы его от себя.
Пересохшими губами, со страхом и тоской, она прошептала:
– Вы нуждаетесь в женщине, Вандеймен?
– Я нуждаюсь в тебе.
– Тогда возьми меня.
Он поцеловал ее с пропитанным бренди жаром и жадной страстью, и она отчаянно ответила на поцелуй, сползая вдоль кресла. Такой долгий, слишком долгий поцелуй, на вкус как ад и небеса вместе.
Потом она легла на спину, ее ноги на его плечах, и он в ней, глубоко, полностью. Он возвышался над ней, уперев ладони в пол по обе стороны от ее головы, глаза смотрят на нее торжествующе.
Великолепный. Красивый. Зрелый.
Смертельный – и она любила его.
Она стиснула его руки, двигаясь, затем разрядилась, переносясь в ее собственные особые небеса, полные адского огня.
Когда она открыла глаза, замерев от наслаждения, то все еще находилась в той же позе, под ним, желая заглянуть за его закрытые глаза и застывшее лицо.
Он на небесах или в аду?
Ван переместился, выскальзывая из нее и позволяя ее ногам опуститься, отворачиваясь от нее.
– Не надо, – быстро сказала она, – не говори, что сожалеешь.
Он встал на колени между ее ног, потный, взъерошенный, обеспокоенный, но все-таки посмотрел на нее.
– Тебе понравилось?
– Это неподобающе? В таких вещах я не леди.
Она видела, что он выискивал отговорки, вежливую ложь. Она не могла убедить его словами и просто ждала, непристойно растрепанная, лежа на полу.
– Что еще ты любишь? – Неприкрытый голод в его голосе заставил ее захотеть улыбнуться, но она боялась, что улыбка могла бы быть неправильно понята.
– Кровать, для начала. Я слишком стара для ковров на всю ночь. – Она сознательно упомянула о своем возрасте. Она хотела этого, но честно.
Мария протянула ему руку, чтобы он помог ей встать, но Ван подошел, просунул под нее руки и поднялся на ноги. Его дикая сила вновь вызвала у нее дрожь возбуждения. О, она была дурной женщиной, чтобы так любить секс, но так и есть.
Он немного покачивался, пока нес ее к кровати, но это от выпивки, а не от слабости.
Она воспользовалась пьяным?
Он был не то, чтобы пьян, и получил от случившегося так же много, как и она.
Он осторожно положил ее на кровать.
– Ты разденешься для меня? – спросил он. – Пока я смотрю?
Она немного заколебалась.
– Если ты будешь помнить, что мне уже за тридцать, и я не могу соперничать с нежной молодой восемнадцатилетней девушкой.
– Это имеет значение? – Он прислонился к столбику кровати, готовясь смотреть.
Его комментарий можно было истолковать по-разному. Она приняла решение проигнорировать его. Ее это даже захватывало – требование, что она делает что-то нечто трудное и смелое.
Он понимал ее слишком хорошо?
Глядя на него, она ослабила завязки своего платья и стянула его через голову. Он все еще смотрел. На ней больше ничего не было, кроме сорочки и корсета. Сердце, казалось, билось прямо в горле, и она расстегнула передние крючки своего корсета, один за другим.
Он внезапно подошел, чтобы отодвинуть ее пальцы в сторону и самому расстегнуть последние крючки, почти благоговейно раскрывая корсет. Она не хотела благоговения. И вытащила его рубашку из расстегнутых панталон.
– Раздевайся.
Со смехом он повиновался. Она подумала, что застонала при виде совершенной красоты его тела. Анатом мог изучать его мышцы без вскрытия, но все они были очаровательно сглажены плотью – и шрамы. Десятки рубцов, некоторые сморщились от грубого лечения.
А еще, как она подозревала, был и внутренний шрам. Раны, однажды полученные, оставались постоянными, хотя время действительно смягчало их. Какие шрамы отметили его сердце и душу?
Она увидела темную краску татуировки на его груди и вспомнила комментарий герцогини.
– Слухи говорят, что это – демон, – сказала она.
– На сей раз слухи говорят правду.
Он приблизился к ней, и она увидела, что это действительно демон, с вилами в руке, среди языков красного огня.
Что она делает здесь, в постели с безумным молодым демоном?
Он снял ее корсет и отбросил его, затем толкнул ее на кровать прямо в сорочке. Внезапно усмехнувшись, он разорвал ее, обнажая ее тело.
Безумный. Демон. И он понимал ее. Ее это пугало, но и волновало.
Ее сердце все еще безумно колотилось, он раздвинул остатки сорочки так широко, что, казалось, она лежит на них, и склонился, чтобы пососать ее левую грудь, сильно и настойчиво.
– Я люблю так, – выдохнула она, даже при том, что дрожь ее тела, должно быть, подсказала ему. – Люблю. Зубы тоже, только не до крови.
Он поднял глаза, сияющие и яркие. Что бы ни было, сейчас он жив, жив в этот момент. Каждый его дюйм. – А что, если я действительно прикушу до крови? – спросил он, заставляя ее еще раз безумно задрожать.
