Джуд Деверо - Побег (Фонтан желаний)
— Я знаю Сару! — воскликнула она. — И ты не говорил, что мне нужно отдохнуть; ты сказал — я должна отдохнуть! Ты никогда ничего не предлагаешь, а всегда только требуешь. Не приходило ли тебе в голову, что у меня есть собственное мнение? В Англии ты держал меня под замком, не разрешал мне даже выйти за дверь, а теперь держишь взаперти в этой комнатке. Почему бы тебе не привязать меня к кровати или приковать цепью к столу? Почему не признать честно, кто я для тебя?
На красивом лице Тревиса отразилась целая гамма чувств, но главным из них была растерянность.
— Я же объяснял, почему ты не можешь остаться в Англии. Я даже спросил юношу, с которым ты была на палубе, не знакомы ли вы. Тогда корабль еще был в порту, и если бы он ответил утвердительно, я бы еще мог вернуть тебя семье.
На глаза Риган опять навернулись слезы: она-то думала, что Тревис ревнует, а в действительности он искал еще один повод избавиться от нее.
— Прости, что я обременяю тебя, — высокомерно сказала она. — Может быть, тебе лучше бросить меня за борт и избавиться от лишних забот?
Тревис в изумлении посмотрел на нее:
— Если я проживу даже тысячу лет, то вряд ли пойму ход твоих мыслей. Поешь-ка чего-нибудь, и потом, если захочешь, я отведу тебя вниз. Тогда ты сможешь целую ночь поддерживать головы страдающих над горшками.
Он был так красив, его большие выразительные глаза так молили ее, он так старался доставить ей удовольствие. Ну как объяснить Тревису, что ей нужна именно свобода выбора, право принимать решения самой? И самой себе, и дяде она пыталась доказать, что чего-то стоит.
Оперевшись его протянутую руку, она пошла за ним к столу, но никак не могла избавиться от мрачного настроения. Она размазывала еду по тарелке, но почти ничего не стала есть. Риган пыталась слушать Тревиса, но никак не могла сосредоточиться на его словах. Она думала о том, что всю жизнь ей суждено быть чьей-то пленницей, которой не позволят самостоятельно принять хоть одно решение.
— Выпей вина, — ласково предложил Тревис. Она покорно опустошила свой стакан и почувствовала, как расслабилась. Казалось естественным, что Тревис подхватил ее, крепко прижал к себе и отнес в кровать. Пока он раздевал ее, она была как в тумане и уже дремала. Даже когда он раздел ее и поцеловал в шею, Риган только улыбнулась и крепко заснула.
Догадавшись, что больше всего ей нужен сон, Тревис укутал ее одеялами, а потом поднялся на палубу выкурить сигару.
— Ну как, устроились в каюте? Тревис повернулся к подошедшему сзади капитану.
— Думаю, все будет хорошо.
Капитан посмотрел на Тревиса, который, зажав в зубах сигару, облокотился о поручни, и спросил серьезным тоном:
— Что у тебя не ладится, дружище? Тревис улыбнулся. Многие годы капитан дружил с отцом Тревиса, пока тот не умер.
— Что тебе известно о женщинах?
— Мужчины знают о них мало, — сказал капитан, сдерживая улыбку и радуясь, что ничего серьезного не произошло. — Извини, что я не познакомился с твоей молодой женой. Говорят, она красавица.
Разглядывая сигару, Тревис ответил не сразу.
— Да, моя жена… Просто мне не удается ее понять. — Он был не из тех, кто делится своими сокровенными мыслями, поэтому не сказал ничего больше. Выпрямившись, он перевел разговор на другую тему. — Думаешь, мебель благополучно доплывет в трюме?
— Думаю, что да, — ответил капитан. — Но зачем тебе еще мебель? Ты ведь пока не пристроил к своему особняку новое крыло.
Тревис усмехнулся.
— Нет, это не понадобится по крайней мере до тех пор, пока у меня не будет хотя бы пятидесяти ребятишек, чтобы заполнить те комнаты, что уже есть в доме. А мебель для одного друга. Правда, я прикупил участок земли. В нынешнем году посею хлопка еще больше.
— Еще больше! — удивленно проговорил капитан, а потом обвел рукой лежавшую перед ними палубу. — А мне нужно только вот это. Я не помню — сколько у тебя сейчас акров земли?
— Думаю, около четырех тысяч. Не веря своим ушам, капитан недоверчиво хмыкнул.
— Надеюсь, твоя женушка — хорошая хозяйка. Твоя мать отдала вашему хозяйству все свои способности и силы, а после смерти отца, пожалуй, оно удвоилось.
— Думаю, она справится, — уверенно ответил Тревис. — Спокойной ночи, сэр.
Вернувшись в каюту, он неторопливо разделся, лег в постель и прижал к себе Риган. Засыпая, он пробормотал:
— Вопрос в том, справлюсь ли я с ней?
Риган потребовались сутки, чтобы убедиться:
Тревис был прав, утверждая, насколько тяжело иметь дело со страдающими от качки. С раннего утра и до глубокой ночи она занималась только тем, что вытирала следы рвоты и смывала ее с одежды людей. У пассажиров не было сил держать головы над фарфоровыми сосудами, которые она подставляла, и они слишком сильно страдали, чтобы заботиться о том, куда девается содержимое их желудков. Матери лежали на узких койках, рядом с ними плакали дети, а Риган и две другие женщины убирали грязь и в течение многих тяжелых часов пытались успокаивать пассажиров.
К собственным заботам Риган прибавился ужас, который она испытывала, видя, в каких условиях живут пассажиры. Их разместили в трех помещениях: одно — для семейных пар, а два других — для одиноких мужчин и женщин, и команда строго следила за тем, чтобы холостые пассажиры держались отдельно друг от друга. Сестрам не дозволялось разговаривать с братьями, отцам — с дочерьми. А в эти первые дни пути страданий и невзгод все так беспокоились о своих близких.
В каждом спальном отсеке были рядами расставлены жесткие узкие койки. В проходах лежали вещи пассажиров: сундуки, ящики, свертки, корзины, и не только с одеждой и вещами, необходимыми для жизни в Новом Свете, но и с запасами еды на все время плавания. Кое-что уже начало портиться, и от этого запаха пассажиров тошнило еще больше.
Риган и две другие женщины сновали по общему отсеку для женщин, им приходилось все время переступать через сундуки или обходить их.
Когда она вернулась в свою каюту, которая по сравнению с увиденным казалась дворцом, то почувствовала, что устала гораздо сильнее, чем предполагала.
Тревис сразу же отложил книгу и обнял Риган.
— Тебе пришлось трудно, любимая, — прошептал он.
Приникнув к его груди, она смогла только кивнуть, радуясь, что рядом с ней здоровый и сильный человек и что теперь она вдали от увиденной за день жалкой нищеты.
Прижавшись к нему в полусне, она расслабилась, едва понимая, что происходит, когда он опустил ее на стул и пошел открыть дверь, в которую кто-то стучал. Даже когда она услышала шум плещущейся воды, у нее не хватило сил на то, чтобы открыть глаза. В конце концов, в течение целого дня она слышала только его, когда стирала одежду, пеленки и мыла грязные ночные горшки.
