Барбара Картленд - Страсть и цветок
«Кухня же была простовата, обильна и немного старомодна на манер благопристойного отеля».
Отведав творений неподражаемых поваров княжеского дома, вкусив снеди со стола британского посольства, лорд Марстон был разочарован угощением в той же мере, что и обществом.
Убранство залы было пышно-театральным; дамы в прекрасных вечерних туалетах слепили взор драгоценностями; сопровождавшие их мужчины явились во фраках и орденах; всеобщее внимание снискал паж императрицы Евгении, нубиец Искандер.
В своих покрытых золотым шитьем туалетах он, казалось, сошел с полотен мастеров XVIII столетия.
При такой оснастке, рассудил лорд Марстон, было совсем нетрудно завязать интересную беседу. Но императрица осталась к ней безучастной, а император хотя и пытался направлять обмен мнениями, делал это без особого успеха.
Ввиду присутствия слуг вне обсуждения оказалась политика и другие деликатные материи; разговоры же об искусстве и литературе были тогда не в моде у знати, исключением служил разве что салон принцессы Матильды; впрочем, при любой ситуации собравшиеся бы не смогли похвалиться тонкими познаниями в этой области.
Когда обед подошел к концу, продолжение вечера стало явно тяготить гостей, и без того разомлевших от нестерпимой жары, которая установилась в зале благодаря нещадно пылавшим четырем люстрам и камину.
Лорд Марстон испытал несказанное облегчение, когда увидел, что император с императрицей наконец поднимаются со своих мест. Это означало, что и он может удалиться.
В зале княжеского дома к нему обратился камердинер:
— Его высочество ждут вас в гостиной, ваша светлость.
Лорд Марстон отдал слуге шляпу и плащ и вошел в гостиную через двери, которые придержал перед ним другой лакей.
Он был несколько удивлен тем, что застал князя дома, ибо склонен был думать, что тот намерен откликнуться на одно из приглашений (как всегда написанных на цветной ароматизированной бумаге), которые едва ли не ежечасно поступали в княжеский дом.
Князь Иван стоял у окна гостиной и задумчиво смотрел в сад.
— Совсем не ожидал тебя здесь встретить, Иван, — громко обратился к нему друг.
Князь повернулся к нему, и по тому, как вспыхнул его взор, лорд Марстон предположил, что стряслось какое-то несчастье.
— Я видел ее! Я говорил с ней! Я целовал ее руку! — Слова эти срывались с уст князя подобно звукам бравурной оратории.
Лорд Марстон подошел к нему поближе:
— Надо полагать, ты говоришь о Локите.
— Но как же это возможно?
— Она прекрасна, Хьюго, она еще во сто крат прекраснее вблизи, чем издали, на сцене, и она моя… Моя! Как то назначено было со дня творения!
Голос его напоен был таким восторгом, что лорд Марстон не удивился бы, если б в аккомпанемент ему зазвенели хрустальные подвески на люстре.
— Надеюсь услышать подробный рассказ, — присев на диванчик, с улыбкой произнес он и вытащил сигару из золотой коробочки, усеянной огромными аметистами, что добывались на сибирских рудниках.
Князь, однако, хранил молчание, и лорд Марстон заговорил снова:
— Как-то маловероятно, что она вдруг согласилась на свидание, отказав в этом всему Парижу.
— Не то чтобы она согласилась… согласилась, но не сразу, — загадочно улыбнулся князь.
— Чувствую, что ты осмелился на какой-то предосудительный поступок. Лучше бы ты мне все рассказал заранее, Иван.
— Ты меня так запугал своими историями про стерегущего дракона, про ту самую англичанку, мисс Андерсон, что единственным приемом, с помощью которого можно было попытаться взять крепость, мне показался некий обходной маневр.
— Не нравится мне все это, — пробубнил лорд Марстон.
— Разыграть похищение было вовсе нетрудно. С ролью бандитов трое моих секретарей справились просто блестяще.
Лорд Марстон прижал руки к вискам:
— Иван! Иван! Если только об этом вынюхают газетчики…
— Никто ничего не вынюхает. По моему указанию их отвезли в замок герцога де Гиза, нашего соседа. Этот замок пустует уже около года.
— И что же произошло дальше?
— Я стал их спасителем! Герой в облике настоящего головореза!
— И они, разумеется, были тебе за это безмерно благодарны? — саркастически осведомился лорд Марстон.
— Естественно! И знаешь, Хьюго, когда я приподнял ее, чтобы помочь выбраться из окна, я в тот же миг понял, что мои чувства к ней совершенно не похожи на то, что я испытывал раньше к другим женщинам!
Лорд Марстон не ответил, но вид имел достаточно скептический.
— Понимаю, что это звучит банально, знаю и то, что ты сейчас думаешь. Но это действительно так. Я боготворю, я обожаю ее! Она чиста, Хьюго, так чиста, что я даже не осмелился поцеловать ее в губы.
— Да уж, на обычную твою пиратскую манеру это как-то не похоже! — иронично заметил Хьюго. — Ты же сам мне постоянно твердил: «Мужчина должен сначала получать то, что хочет, и только потом ввязываться в споры».
— Здесь не было предмета спора, — возразил князь. — Но я не согласился бы получить то, чего она не захотела бы дать.
— Поставив на свое неотразимое обаяние, ты рассудил, что долго тебе ждать не придется, — заметил лорд Марстон.
Он пристально посмотрел на князя:
— А что сталось с этим, как ты говоришь, «драконом»? Что она поделывала все это время? Неужто сидела и спокойно наблюдала за тем, как ты целуешь ручки и милуешься с красоткой, которую она так свирепо охраняла?
— Она спала, — кратко ответил князь.
Лорд Марстон резко выпрямился:
— Иван, ты хочешь от меня что-то утаить! Рассказывай, какие еще преступления на твоей совести!
— Никто не пострадал. Одна небольшая пилюля в чашку кофе, такая безвредная, что она даже не почувствовала, как ее проглотила.
— С меня довольно! — возопил лорд Марстон. — Это немыслимо! Если ты рассчитываешь таким поведением заслужить себе право на моего Зимородка, ты жестоко заблуждаешься!
— Не нужен мне твой треклятый жеребец! — в ярости вскричал князь. — Я не собираюсь толковать о пари одновременно с рассказом о Локите. Она всегда будет стоять особняком, она — существо, чье имя не должно стать предметом толков, как это случается в этом прогнившем, распутном городе!
Внимательно посмотрев на него, лорд Марстон смущенно произнес:
— Знаешь, Иван, ты говоришь так, что я и в самом деле готов поверить, будто ты влюбился.
— Да, я влюбился, — тихо промолвил князь Иван, — но это еще не все. Она — часть моего естества. Разделить нас невозможно. И в то же время я готов пасть перед ней ниц, готов славить ее как божество, потому что она совсем не такая, как остальные женщины.
