Барбара Картленд - Невинная обманщица
Доббинс расставлял перед гостями паштет. Маркиз достал меню из специальной золотой подставки, украшенной его фамильным гербом. Прочитав его, он сказал Иветт:
— У нас сегодня ужин на французский манер — в вашу честь. Остается надеяться, что вы не будете разочарованы, все-таки моя повариха — англичанка.
— Как мы можем быть разочарованы чем-либо в этом замке, где все дышит любовью, для которой он и предназначен? — не раздумывая, ответила Иветт, у которой все мысли, по-видимому, были сосредоточены на одном.
Попробовав паштета, маркиз с улыбкой сказал:
— Должно быть, миссис Уэйд брала уроки у какого-нибудь французского повара или, по крайней мере, завела французскую кулинарную книгу. Я и не подозревал, что у меня в доме могут приготовить такой паштет!
Граф улыбнулся.
— Надо было мне сказать, что мы захватили его с собой из Лондона, но я как-то не додумался, — и он первым засмеялся над этим замечанием, найдя его очень остроумным.
«Зато теперь вы додумались до очередной глупой шутки», — в раздражении подумал хозяин дома, а вслух сказал:
— В таком случае это было бы равноценно приезду в Ньюкасл со своим углем, не правда ли, месье Граве?
Француз с готовностью кивнул и деланно улыбнулся, явно не понимая, что имеет в виду собеседник.
— Ах да, иностранцы ведь не знают этой пословицы, — заметил маркиз, как будто обрадовавшись, что ему представился случай напомнить графине и ее брату, что они никогда не станут своими у него на родине. — Видите ли, Ньюкасл — это город на севере Англии. Там добывают уголь. Привозить уголь в Ньюкасл значит приезжать куда-либо с тем, чего там и так с избытком.
Французские гости с воодушевлением закивали, выказывая живейшую заинтересованность.
— Впрочем, вам едва ли понадобятся эти тонкости нашего языка, — охладил их пыл маркиз.
Доббинс подал осетрину в собственном соку. Если до этого французы были весьма говорливыми, за осетриной они замолчали.
По правде говоря, у Иветт и ее брата никогда не было средств на подобную роскошь. Когда-то у их отца действительно была пара имений. Но они пришли в такой упадок, что Наполеон оказал наследникам услугу, издав указ об экспроприации дворянских земельных владений.
Благодаря этой мере имениям, которые и так должны были со дня на день отобрать за долги, можно было теперь посвящать ностальгические воспоминания. А графиня с братом, пострадав наряду с подлинными аристократами, получили формальное основание причислять себя к старой французской знати, к которой до революции их не подпустили бы и на пушечный выстрел.
Однако такое удачное возвышение не прибавило им гордости. Иветт с братом пользовались каждой возможностью, чтобы урвать побольше, когда не нужно платить.
Доббинс внес шербет, гости оживились, но оказалось, что единственная порция этого блюда предназначена маркизу.
Доббинс пояснил, обращаясь к хозяину, но достаточно громко, чтобы слышали все:
— Ваша светлость, повариха говорит, что в этих краях существует старинный обычай: героям, вернувшимся с войны, подается особое кушанье, сюрприз, который не значится в меню. Это обычно десерт, но может быть и другое блюдо. Что бы это ни было, его называют «голубь мира». Блюдо подается на счастье, чтобы воин навсегда вернулся к мирной жизни, а в его стране надолго воцарились покой и благоденствие. Блюдо необходимо съесть в одиночку и до последней ложки.
Маркиз рассмеялся:
— Может быть, это действительно обычай, но я о нем никогда не слышал.
Французы понимающе переглянулись.
— Хитрая бестия, — едва слышно пробормотал под нос граф.
— Мне не остается ничего другого, как подчиниться традициям, — продолжал маркиз. — Только я не понял, что полагается делать гостям; смотреть, как я ем в одиночестве?
— Нет, ваша светлость. Гостям предназначается другое блюдо. Повариха назвала его как-то мудрено, боюсь, что не смогу выговорить.
Лакей выставил перед гостями поднос с цыплятами. Начинка была особенной, а в густом соусе плавали маленькие гренки и тушеные грибы. На отдельных тарелочках подавался гарнир: зеленый горошек, мелкая морковка и свеколка, а также картофелины того же размера, сваренные «в мундире». Гарнир выглядел очень живописно.
Маркиз отведал шербет, нежный и душистый.
«Хорошо, что о голубе говорилось лишь фигурально», — подумал он. Ему с детства претило употребление голубей в пищу.
Разговор совсем прекратился. Гости с увлечением ели.
Вдруг месье Граве уронил голову прямо в тарелку и забормотал что-то нечленораздельно.
«Напился!»— не без удивления подумал маркиз: пили за столом очень умеренно.
Он не успел среагировать, как Иветт со стоном откинулась на спинку стула, неестественно изогнулась и рухнула на пол.
Маркиз вскочил на ноги. Тем временем граф, брат Иветт, тоже уронил голову на стол, задев бокал с шампанским.
Маркиз растерянно озирал гостей, потеряв дар речи от изумления.
Когда к нему подошел Доббинс, он в бешенстве воскликнул:
— Что, черт возьми, здесь происходит? Немедленно позовите повариху.
Доббинс поспешно направился за Манеллой, в то время как лакеи, приученные ничему не удивляться и ни на что без приказа не реагировать, стояли как ни в чем не бывало, каждый на своем месте.
Но маркиз не отдавал никаких приказаний, а молча рассматривал своих гостей. Сначала надо было разобраться, что произошло.
Манелла тем временем находилась поблизости, ожидая, что ее вот-вот вызовут в столовую.
Из опасения, что маркиз, не довольствуясь десертной переменой, предназначенной специально для него, отведает и цыплят, она подглядывала в щелочку, готовясь любыми средствами спасти его при первых же признаках опасности.
Девушка высыпала в цыплят весь порошок, содержавшийся в табакерке. Вполне возможно, что каждому, кто ел это блюдо, могло достаться больше чем по чайной ложечке зелья, надо полагать, наркотика.
Когда Доббинс вышел из столовой, Манелла, не дожидаясь Приглашения, прошла мимо него.
Маркиз посмотрел на нее с удивлением.
— Я же вызывал повариху, — раздраженно сказал он. — Где миссис Уэйд?
— Миссис Уэйд внезапно заболела, и меня наняли на ее место, — объяснила Манелла.
— Значит, это вы виноваты в том, что случилось с моими гостями! — вскричал маркиз.
— В том, что случилось с вашими гостями, виноваты они сами.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил маркиз, опешив.
— Его милость граф изволил пожаловать мне пять соверенов, чтобы я подсыпала вам в пищу наркотическое снадобье, — сообщила Манелла. — Я и подсыпала его, только в пищу ему самому, его сестре и сообщнику.
