Мэгги Дэвис - Прелестная сумасбродка
— Это вы! — горячо выдохнула растрепанная амазонка. — Я представляла вас себе отвратительным чудовищем, но все же не сомневаюсь, что это именно вы!
Доминик хотел ответить, но в этот миг красавица вскочила и, театрально простерев вперед руку, вскричала звенящим голосом:
— Знаете ли вы, зачем я ворвалась к вам в карету? Я пришла за справедливостью! Вы знаете, как страдают по вашей вине бедняки? Знаете, что на вашей совести десятки смертей?
Уэстермир испуганно покосился на поднятую руку, полагая, видимо, что сейчас ему влепят пощечину. Девушка, однако, перевела дух и все так же горячо продолжала:
— Во имя христианской справедливости я Требую, чтобы вы обеспечили несчастным, работающим у вас на фабрике и на шахте, достойную плату и достойные условия труда!
Пока она говорила, Уэстермир не отрывал взгляда от ее полных розовых губок и ровных, удивительно белых зубов. Но теперь он раздраженно захлопнул чемоданчик с «образцами». Бог весть что там несет эта сумасшедшая, но представление пора кончать.
— Уверяю вас, мадемуазель, — внушительно ответил он, — среди моих владений нет ни единой фабрики, шахты или какого-либо еще интересующего вас объекта. А теперь будьте добры покинуть мой экипаж. Джек, — крикнул герцог, снова постучав рукояткой трости в потолок, — остановись!
— Ну уж нет! — Девушка вскочила, стукнувшись головой о потолок кареты; небесно-синие глаза ее сверкнули гневом и решимостью. — Я не выйду из кареты, даже… даже если мне придется пожертвовать собой! Скорее умру, чем предам дорогих подруг, отправивших меня на подвиг, и отрекусь от учения великой Мэри Уоллстонкрафт!
При этом имени герцог поморщился, словно от зубной боли. Он наконец начал что-то понимать.
Черт побери, так эта ненормальная красотка — последовательница той самой Уоллстонкрафт, скандальной женщины-философа, проповедовавшей всякую ерунду вроде «женских прав» и «социальной справедливости»!
Герцог Уэстермир считал себя просвещенным человеком, служителем современной науки, однако в некоторых вещах был довольно консервативен. По его мнению, сама природа дала женщине достаточно прав, и какие-то дополнительные им вовсе ни к чему. Еще он полагал, что «борьба за права» — свои ли, чужие ли — истинной леди не к лицу, как и всякая борьба вообще, поскольку она убивает в женщине женственность. Наконец, он давно заметил, что все эти «просвещенные женщины» удивительно тускло и убого одеваются, словно специально выбирают себе самые скучные, серые платья. Одного этого было достаточно, чтобы возненавидеть их философию всей душой.
Бог свидетель, ни единой минуты не потерпит он в своем экипаже сторонницу Мэри Уоллстонкрафт!
Карета остановилась у поворота напротив гостиницы «Корона и скипетр», и герцог потянулся к дверце, другой рукой нашаривая в кармане монету, чтобы дать девице на кеб, на еду — или чего ей там не хватает.
Девушка склонилась к нему, и герцог ощутил тепло ее взволнованного дыхания.
— Вам не удастся от меня избавиться, сэр, — вскричала она, — пока вы не дадите обещания загладить свои преступления! Желательно в письменном виде!
— Не дождетесь, — твердо ответил Доминик.
Отказавшись от мысли о милостыне, он попытался схватить девицу двумя руками, чтобы вышвырнуть из кареты силой. Его лакеи, спрыгнувшие с запяток, позаботились бы о том, чтобы хулиганка не забралась в экипаж снова.
Но девушка ухитрилась увернуться.
— Вижу, сэр, вы не принимаете моих требований всерьез? — задиристо осведомилась она.
— Как вы догадались? — прорычал Уэстермир, делая новый рывок.
На этот раз она ускользнула, вскочив на пустое сиденье.
В толпе, собравшейся вокруг кареты, герцог разглядел двух девушек в таких же мышиного цвета платьях и уродливых чепцах. На одной был особенно безобразный шотландский плед — желтый в черную полоску.
— Сэр, вы толкаете меня на крайние меры! — воскликнула девушка, выпрямляясь на сиденье.
Подруги снаружи поддержали ее ободрительными воплями.
Девушка отважно вздернула подбородок.
— Если вы не согласитесь на мои условия, клянусь, я закричу так, что услышат все вокруг, и… и… разорву на себе одежду!
При этих словах она метнула на герцога отчаянный взгляд.
— Все эти люди будут свидетелями! Я позову на помощь и скажу… скажу, что вы пытались меня изнасиловать!
Сперва Доминик даже не понял, о чем речь, но мгновение спустя до него дошло, что дело принимает неприятный оборот.
О таких вещах он уже слышал. Ему угрожают, попросту говоря, шантажируют. Красавица-амазонка влезла к нему в карету, чтобы добиться своей цели шантажом!
«Если я не соглашусь на эту чепуху, — подумалось герцогу, — она, пожалуй, и в самом деле заявит, что я на нее напал!»
Такого удара его самообладание не выдержало.
— Пытался изнасиловать?! — взревел он. — На глазах у этой черни? Уверяю вас, мадемуазель, если бы такая мысль взбрела мне в голову, я не ограничился бы какой-то жалкой «попыткой» — я бы в самом деле вас изнасиловал!
Нет, терять самообладание явно не стоило. От таких слов ахнули все — даже лакеи.
Скривившись, словно от мучительной боли, герцог вскочил и протянул к нахалке руки, собираясь вышвырнуть ее вон. Он ожидал чего угодно — только не того, что амазонка прыгнет на него и собьет с ног.
Он грохнулся на пол, машинально обхватив ее руками; над ухом у него слышалось ее тяжелое дыхание, он чувствовал мягкое тепло груди и нежность отчаянно извивающегося тела. Внезапно острое желание пронзило Уэстермира… И в тот же миг раздался отчетливый треск материи.
Сообразив, что происходит, герцог оттолкнул женщину и сел.
Толпа любопытных сгрудилась вокруг кареты; и в окошке, и в раскрытой дверце торчали заинтересованные физиономии.
Да, решимости девице было не занимать! Лежа на полу фамильной кареты Уэстермиров, в невольных объятиях самого герцога, амазонка ухитрилась разорвать на себе платье, стянуть лифчик и обнажить пару великолепных белоснежных грудей!
Зрители с улицы увидели не меньше, чем герцог. По толпе пробежали ахи, охи, взвизги и мужские возгласы восхищения.
Девушка не пыталась прикрыться, выставив обнаженную грудь напоказ перед толпой. Лицо ее пылало, и Доминик заметил, что на него она старается не смотреть.
«Господи боже, она действительно это сделала!» — подумал он с невольным восхищением.
— Он на меня напал! — дрожащим голосом выкрикнуло прелестное видение.
— Черта с два! Это наглая ложь! Гони, Джек, гони!
Доминик больше не пытался выкинуть красотку на улицу — она могла бы довести взбудораженную толпу до бешенства. Он попытался усадить девчонку на сиденье, но отпрянул, как только руки его коснулись соблазнительной теплой плоти.
