Соня Пелтон - Тайное сокровище
Когда дверь с шумом захлопнулась, Элизабет тяжело опустилась на стул возле пяльцев с вышиванием. О нет… Она ведь обещала Отем… Но все-таки сделала это. Орион сразу же отправит несколько рыцарей на поиски. Возможно, так будет даже лучше, потому что баронесса чувствовала, что Отем подстерегает опасность.
Волосы потоком огня струились за спиной, серый туман окутывал лес, Отем мчалась по длинному тоннелю между деревьями. Нижние ветки оставляли царапины на коже. Время от времени она останавливалась и быстро оглядывалась. Они подходили все ближе и ближе, двигаясь по непроторенной тропе. Отем сделала глубокий вдох и стрелой понеслась по зеленому тоннелю. Земля гудела под ногами, последние силы были отданы бегу. Отем наугад повернула направо и наткнулась на цепь лошадей, отрезавших путь к спасению. Всадники – их было четверо – окружали ее. Отем чувствовала горячее дыхание, пена с морд лошадей падала ей на плечи; она пронзительно вскрикнула, и этот крик придал новую энергию ее измученному телу. Впереди какая-то женщина на белом коне пересекала тропинку. Винтер… Гоуст! Стук копыт напоминал раскаты грома, а в конце тоннеля сверкал розово-лиловый драгоценный камень – семейная реликвия. И сестра Винтер – маргаритки вплетены в светлые волосы – держит камень в руках. Но нет, вот уже какой-то мужчина захватил драгоценность… и быстро перебросил кому-то еще – красивому молодому человеку в странных одеждах.
– Девушка, смотри, – услышала она низкий голос.
Отем подняла голову, пристально вглядываясь в темный силуэт на фоне лунного света. На мужчине был зеленый плащ, черная рубашка, коричневый кожаный жилет. Ниже пояса она не смотрела. Не хотела, потому… потому что там он, казалось, был совершенно не одет. Прозвучал тихий призыв ночной птицы. Отем наблюдала, как мужчина медленно исчезал из виду.
Она поняла, что видит сон.
Отем проснулась и обвела взглядом палатку в поисках кого-то.
– Барри, я видела сон о… Где ты?
Низко согнувшись, вошел деревенский дурачок. Девушка взглянула на волосы, прилипшие к голове, и сальные пряди, нависающие на глаза. Он был неуклюж, и Отем с улыбкой встретила его появление. Она уже привыкла ко всем его недостаткам, плохим манерам и даже грязи, которой он был постоянно покрыт. Грязь, говорила себе Отем, это всего лишь грязь.
– Я здесь, принцесса, – пробормотал Барри. – Ты видела еще один сон, я слышал, как ты разговаривала во сне, – широкая ухмылка прорезала белые морщинки на его грязном лице. – А я ходил за дровами, – он говорил невнятно, казалось, что во рту у него комок овечьей шерсти.
Сновидение Отем уже потускнело.
– Надо сварить суп. Спасибо за дрова, Барри. А где моя лошадь?
– А, с Гоуст все прекрасно. Она и вьючные ослы возле ручья. Я стреножил их.
– Ты должен запомнить одну вещь, – Отем заметила, что Барри с недовольной глуповатой гримасой глянул на нее. – Я не принцесса. Ты не должен называть меня так.
Барри мигнул, не сводя с девушки обожающего взгляда.
– Но ты говоришь совсем как она. И вид у тебя такой… который… ну… почти королевский.
Отем покачала головой и рассмеялась:
– А ты, когда начинаешь вести подобные речи, не похож на деревенского идиота!
Барри опустил голову и неловко переступил с ноги на ногу. Отем тут же стало стыдно.
– О, Барри, прости меня, я совсем не то хотела сказать. Правда!
– Нет, именно это, принц… госпожа Отем. Я знаю, все считают меня глупым увальнем и толстокожим болваном, и тупицей, и…
Отем хихикнула:
– Это означает одно и то же, Барри.
Но увидев, что он еще ниже опустил голову, девушка вскочила с места, желая прикоснуться к его плечу. Барри резко отстранился, крепко сжав губы.
– Барри… ты действительно волнуешься по поводу своей внешности и отсутствия… – Отем опустила слово «ума». – А я порою так небрежна. Ты совершенно особенный!
– Неужели? – Барри взглянул на нее серыми глазами, потом кустистые брови опять сошлись над крупным длинным носом. – Особен-ныйдля тебя? – голос его стал высоким и гнусавым. – Да, госпожа Отем?
– Ну… да, – Отем задумалась.
Она встретилась с Барри несколько недель назад в деревне Херст. Жители говорили, что он просил милостыню на улицах, и пекарь взял его к себе. Барри помогал печь пироги, но очень скоро пекарь вышвырнул его из-за туповатости и нерасторопности – Барри ухитрился вывернуть короб пирогов с клубникой и ревенем прямо на землю. Отем со своей горничной делала покупки в деревне, когда на глаза ей попался мужчина, сидевший с грязноватым куском пирога в руке. Отем спросила, что с ним случилось, и ей поведали всю историю. Единственное, чего не мог сообщить Барри, это где его дом.
– У меня нет сейчас дома, – сказал он, вытирая нос оборванным рукавом.
– Но ты ведь жил где-то раньше? – Отем всплеснула руками.
– К северу от Лондона. Работал в одном поместье в Ноттингемшире, но меня выгнали за мою неловкость. Совсем как сегодня.
– У тебя нет семьи? Значит, тебе совершенно некуда идти?
– Да, некуда.
В его серых глазах промелькнула тень одиночества, хотя Отем не могла с уверенностью сказать, были ли эти глаза серыми или тускло-зелеными. Она рассказала Барри о Сатерлендском замке: там нашли приют многие сироты, и она сама была одной из них.
– Хочешь, пойдем с нами в замок? Мы нашли бы тебе какое-нибудь занятие. Моя госпояса баронесса Сатерлендская – я зову ее Элизабет, потому что она настаивает на таком обращении – очень добра и подыщет тебе работу.
– Я слышал, что Сатерленд – место, где находят приют обездоленные.
– Да. А есть у тебя фамилия, Барри?
– Ага. Барри Жеро, – он почесал за ухом.– Полагаю, во мне есть немного французской крови.
Отем задумалась на мгновение, потом заметила:
– Во мне тоже есть кровь французов. Я – Отем Мюа. Моя мать была англичанкой, но сейчас она уже мертва, как и мой отец. Сестры… – она тяжело вздохнула, не в состоянии продолжать и полагая, что это не так уж важно.
Барри лишь кивнул и ухмыльнулся, затем поднялся, вытер руки о штаны и направился вместе с Отем в Сатерленд по дороге, поднимавшейся среди зеленых холмов прямо к сияющей голубизне неба. Это произошло несколько недель назад.
А сейчас они находились на опушке леса, где Барри поставил небольшую палатку, позаимствованную в кладовых Сатерленда. Они расположились на прекрасной поляне: завитки утреннего тумана рассеялись, и высокая трава казалась почти синей; невысокие холмы и вересковая пустошь за лесом переливались множеством оттенков серого, розовато-лилового, фиолетового и красноватого; ни один звук не нарушал тишину раннего часа.