Ирина Сахарова - Роковая ошибка княгини
— Саша, милая моя Сашенька, прости меня! Я так перед тобой виноват! Я ничтожество, я… я недостоин тебя, я знаю, но, умоляю тебя, милая моя девочка, прости! Я не смогу без тебя жить, Саша, не смогу, понимаешь?! Я люблю тебя!
«Господи, какая банальность, — думал в то же самое время Мишель, укоризненно качая головой. — Ты идиот Авдеев, красивыми словами её не вернёшь и прощения не добьёшься! Либо целуй её, пока она не перестанет сопротивляться, либо зови замуж! Но лучше, конечно, проваливай к чёртовой матери!»
— Саша, прошу тебя, прости! — Продолжал Авдеев покаянно. — Это было ошибкой! Я не могу, слышишь, не могу тебя потерять из-за этого…! Я без тебя не проживу и дня! Саша! Выходи за меня замуж!
«Твою же мать, Авдеев…», подумал Мишель с разочарованием. Хотя таким решением Сергея, кажется, надо было, наоборот, гордиться.
Сашенька, надо сказать, подумала о том же, о чём и Волконский, даром что не решилась сквернословить вслух.
Нате, пожалуйста, дождалась-таки! Спустя десять лет, наконец-то услышала она от Серёжи те самые слова! И, по иронии, именно теперь, когда они ей были уже и не нужны.
«А ведь скажи он мне это месяц назад, я была бы самой счастливой на свете!», с невыразимой тоской подумала онаа, и, невесело усмехнувшись, сказала:
— Оставь меня в покое, Серёжа.
У Мишеля от сердца отлегло, когда он услышал эту фразу. Странно, но он заметил за собой, что не дышал вот уже с полминуты, прислушиваясь: что, что она ответит? Слава богу, его она не разочаровала! А вот Сергея, видимо, ещё как.
— Что?! Ты мне отказываешь?!
— А тебя это удивляет? — Саша с напускным безразличием пожала плечами. — Ах, да, как я могла забыть? Бедная мещанка из провинции по определению не может отказать благородному графу!
— Саша, что ты такое говоришь?! Я вовсе не это имел в виду! Саша, прошу тебя, не отказывай сразу… Хотя бы подумай!
— Я уже подумала, Серёжа. И, на твоём месте, я бы сейчас пошла с тем же самым предложением к Ксении Андреевне. С твоей стороны это было бы честно, учитывая то, что между вами произошло.
— Саша, ты не можешь со мной так жестоко! — Простонал Авдеев, вновь хватая её руки, которые она отчаянно пыталась высвободить. — Я же люблю тебя, как ты не понимаешь?! Мне никто не нужен, кроме тебя!
«А с Ксенией, стало быть, исключительно ради минутных радостей? Вот ублюдок!», думал тем временем Мишель, от души забавляясь над горем отвергнутого жениха. Так ему и надо, мерзавцу!
— Поди прочь, Серёжа, — тихо произнесла Сашенька. И озвучила мысли Мишеля: — Ты мне отвратителен!
Авдеев так растерянно смотрел на неё, что у Саши возникал непреодолимый соблазн обнять его, как прежде, погладить по волосам, поцеловать в щёку и с улыбкой убедить его не расстраиваться. Серёжа, не вешай нос, всё будет хорошо, милый! Месяц назад она ему так и сказала бы. Сейчас же подле него ей представлялась Ксения Митрофанова, стройная красавица-брюнетка с жемчужной улыбкой победительницы.
«Всех она у меня забрала», подумала Саша с грустью. И того, что стоял теперь на коленях перед ней, в безнадёжных попытках вымолить прощение, и того, о ком она вот уже столько времени думала с замиранием сердца. Обоих, надо же! С обоими она была, оба они любили её, проводили с ней ночи… А к ней, к Сашеньке, шли исключительно в те моменты, когда им было что-то от неё нужно. Или, когда делалось слишком скучно, и хотелось какой-нибудь диковинки: подружки-мещанки, например! Слёзы застилали глаза, и, чтобы не разрыдаться перед Авдеевым, Саша прошептала тихое:
— Прощай, Серёжа. — И, развернувшись, подобрала юбки и зашагала прочь, в ту сторону, куда пару минут назад убежала Элла, чтобы распорядиться на счёт кареты. Авдеев так и остался стоять на коленях, глупо глядя ей вслед, а затем, тяжело и прерывисто вздохнув, спрятал лицо в ладонях.
Он, что, плакал?! Мишель поймал себя на мысли, что не желает этого знать. Поэтому, развернувшись, он обошёл усадьбу по проходному балкону, и вышел во двор с другой стороны, где его уже ждал его верный Игнат.
«Интересно, — спрашивал он себя в задумчивости, — а согласилась бы она, если бы не его измена с Ксенией?»
И почему-то Мишелю в ту секунду показалось, что положительного ответа он бы попросту не пережил. Самому было странно: почему, ну почему его так это волнует?! Такой умный, и такой глупый одновременно, Мишель всё ещё отказывался признавать, что безнадёжно в неё влюбился.
Глава 28. Арсений
Утро было хмурым и мрачным, и ни малейшего облегчения не принесло. Хуже всего было то, что отрывной календарь на стене показывал 31 мая, а это значит, что Володе Владимирцеву сегодня исполнялось двадцать пять лет, а малодушный Мишель ну никак не был расположен к празднику сегодня. Умом-то он понимал, что бросить друга в такой день — поступок ужасный и недостойный, но в душе… ох, о том, что творилось у него на душе, лучше и не говорить вовсе!
Беспробудный, беспросветный мрак. И чем дальше — тем хуже. Позавтракав наскоро, он оделся, спустился вниз, и велел Игнату везти себя на Неглинную. Решение уже было принято, оттягивать неизбежное не имело смысла. Но, скажите на милость, отчего это Игнат всю дорогу бросает на него такие хитрые многозначительные взгляды? Под конец они Мишелю надоели, и он сказал:
— Не надо так хитро на меня глядеть. Не уезжай, пожалуйста, я не задержусь у неё. — Подумав немного, справедливости ради он добавил: — Не в этот раз.
Неудачный какой-то был сегодня день! И чем дальше он тянулся, тем хуже становилось настроение Мишеля. Его можно было сравнить с серым небом над головой. Оно хмурилось вот уже второй день, но спасительного дождя всё никак не случалось. Удушливая, гнетущая жара от этого переносилась ещё тяжелее, а дышать спёртым, горячим воздухом становилось совсем уж невозможно. И только вечер приносил спасительную прохладу, но Мишелю теперь уже и вечера были не в радость.
«Побыстрее бы уж», подумал он, вспоминая свой последний разговор с Гербертом. И, поднявшись на третий этаж, к квартире Митрофановых, негромко постучал.
Она открыла ему сама, поскольку горничных отпустила ещё с вечера. Андрея Юрьевича не было дома, Ксения была совсем одна в квартире, и не готовилась к приёму гостей. На ней было простое домашнее платье, стоившее, однако, едва ли не столько же, сколько парадно-выходное, и в этом платье она была невероятно хороша. Светлые тона шли ей невероятно, приятно контрастировали с длинными чёрными волосами, ныне распущенными по худеньким плечам. Когда-то, ещё совсем недавно, Мишель любил касаться этих волос, вдыхать их запах… Сейчас эти воспоминания не вызывали у него абсолютно никаких чувств, кроме безграничной тоски и… разочарования? Да и было ли оно, это разочарование? Он никогда её не любил и осознавал это в течение каждого дня, что они проводили вместе. Зачем он тогда был с ней? Зачем вообще всё это было?
