Светлана Беллас - Габи
Ему сообщали о том, что теперь после утраты, смерти матери, не стоит терять друг друга, как близких людей. Он просил понять и помочь, возможно, в последний раз, сыновьям, которые теперь остались без опеки близкого человека, их матери. Сообщая, что никаких средств им не осталось от матери, кроме долгов, как врачу, так и хозяину лавки, разумеется, и хозяину квартиры, которую арендовал для них Абель, тот оказался в затруднение, не может выплатить. И он, как сын просто просит отца проникнуться, простить обиды и помочь, хотя бы дать помощь в долг. Как встанут на ноги, они ему все вернут. Ниже приписал, что не желали никогда быть в тягость, никто не готовился к смерти, она вошла в их семью нежданно-негаданно. И что главная цель, что именно, он, Виктор ставит себе, это не быть в тягость никому. Они просят его приехать и уладить все дела. Отец проникся вниманием, с тяжестью на душе, все, же взялся за хлопоты своей бывшей семьи. Не смотря на устройство новой, что вот-вот зарождалась, хотя генерал жил в гражданском браке,18 лет, с тридцати семилетней Мадам Мари-Катрин Тома из Сактуан, теперешней вдовой помещика Анакле де Альме, в прочем всем она представлялась, как графиня Салькано. Генерал, овдовев, сразу женился на своей пассии. До сыновей доходили, слухи о женитьбе отца на Мадам Тома, но они не вмешивались, так как фактически были у него на содержании. Работал, только Абель, а долги еще имели длинный хвост, так как Мадам Гюго не предвидела наперед своей кончины, старалась держать свой дом и быт, хотя бы в поверхностном достатке. Порой, пуская пыль перед соседями из светского окружения.
Супруги Фуше видели бедственное положение семьи Гюго. Чтобы избежать общения, они сняли дом в пригороде Парижа, в Дре. Надеясь, что Виктор их не будет докучать вниманием, ведь это в нескольких лье от Парижа, добираться возможно только на дилижансе, а это лишние затраты, двадцать пять франков в одну сторону. Таких денег у Виктора не было. Но кажется, что желание Виктора Гюго в достижении цели было сильно и преград быть не могло. Он появился у них на следующий, же день их отъезда, прошел пешком 20 лье от Парижа до Дре. Увидев в незнакомом городе Пьера Фуше, он выследил их место проживания. Его появление, как усталого путника, просто растрогало до глубины души Фуше. Он так был похож на беспомощного малыша, которого держал когда– то на руках таким крохотным и хилым. Так и сейчас он стоял слабым и беспомощным. И он для себя, мысленно, отметил, – Кто, если не я? Я друг его отца. Он не смог отказать в гостеприимстве. С нежеланием встретила, лишь Мадам Фуше, Адель радовалась, тайно от глаз своих родителей. Пьер Фуше спросил в их присутствии, – Виктор, каковы ваши намерения в Дре? Он сказал, что приехал, чтобы просить руки Адель. Заверив, что нищета ему не грозит, так как уже пишет грандиозный роман «Ган Исландец», считает, что это будет роман века, в духе Вальтера Скотта. Пьер Фуше вздохнув, поверил в него. Пообещал дать ответ, только после благословения генерала Гюго, а пока он должен подождать, живя у друзей. Ожидание было тягостным. В переписке, Адель призналась, что, если отец Гюго не даст согласия, она согласится сбежать с Виктором в другую страну и там тайно с ним жениться. Это был их порыв, но не от отчаяния, а скорее от романтизма, он был присущ таким молодым, как Адель и Виктор. Тот согласился. Виктор Гюго отправился в Монфор – л’ Амори, там ждал ответа в компании друга, поэта Сен – Вальри. Отец прислал благословение. Супруги Фуше объявили о помолвке, назначив дату свадьбы. Молодые были счастливы. Все готовились к свадьбе, всем казалось, что 1822 г. вносит нечто новое.
ХХ. СВАДЬБА ВИКТОРА И АДЕЛЬ
Шел октябрь 1822 года. Генерал, граф Гюго на свадьбу к сыну не приехал. Свадьба была в доме Фуше. Потом все выехали свадебным эскортом на бал, который был назначен в большом зале Военного Совета. Старик, Пьер Фуше подсуетился, ради своей дочери. На балу был гостем и наставник Феликс Бискара, который со стороны наблюдал за своим некогда подопечным, Эженом Гюго, стоящим у окна, который ему был ближе по духу, нежели Виктор. Тот стоял в нервном возбуждении, глаза говорили о боли, с которой ему явно было тяжело справиться. Он не отводил глаз с танцующей пары, Виктора и Адель. Они были счастливы, он, же был подавлен ревностью, своим горем. По шепоту губ, можно было понять, что он проклинает своего брата. К Бискара подошел веселый и гостеприимный Абель, который был распорядителем на этой свадьбе. Наставник, отведя в сторону брата Виктора и Эжена, тихо сказал, – Я, Вам, просто советую обратить внимание на Эжена. Не дай Бог! Он покрутил пальцем у виска, продолжая, – Я за ним, уже час наблюдаю, что-то в нем я нахожу странное. Абель повернулся, с интересом посмотрел на брата, что стоял у окна, зло, бормоча, – Предатели! Предатели! Абель и Бискара подошли вдвоем к Эжену, взяв его под руки, увели с уговорами, тот шел, сопротивляясь, оглядываясь на танцующую счастливую пару. Никто из гостей ничего не понял, все считали, что Эжен изрядно пьян, провожали его взглядами сожаления, что, мол, тот напился и теперь пропустит самое интересное.
Молодые были счастливы, ничто не омрачало их радость. Так долго ждали они этого дня. Каждый из них заслужил, те минуты счастья. Ночь была вожделенной, ее ждали. Они вошли в спальню, чтобы отдаться пристрасти, с которой боролись несколько месяцев. От этого их отделяла, еще незакрытая дверь. Наконец Виктор Гюго закрыл дверь в юность, отрочество, детство. Адель стояла у двери, замерев дыхание, она словно боялась нарушить тишину в этой комнате. Гюго подхватив на руки Адель, по ходу целуя, то в губы, то в волосы, то в шею, понес свою маленькую жену на кровать. О, как долго они ждали этой ночи. Столько месяцев воздержания, делали их более любопытными. И сейчас любопытство присутствовало в одном и другом. Он осторожно положил Адель на большую в свадебном убранстве кровать и начал ее раздевать, соприкосновения с ее телом обжигало кончики его пальцев. Он наклонялся, касаясь ее сосков. Она напоминала мраморную статую Венеру, именно таким был оттенок ее кожи, так маняща, пахнущая молоком. Она в трепете снимала одежду с него, касаясь горячими губами его сосков. Он и она были в возбужденном состоянии, снимая и сбрасывая всевозможные женские подвязки, в волнении он шептал, – Если, тебе будет больно, скажи, ладно? Адель на него смотрела пылко, кажется, ее сейчас это меньше всего волновало, она была накалена до предела, сказала, – Ладно! Но думаю, что будет мне приятно. Я это чувствую. Он с благодарностью посмотрел на нее, мягко улыбнулся, – Милая, Адель! Его рука скользнула у нее между ног, она с закрытыми глазами стонала. Он купался в каскаде ее волос, пряча свое лицо, немного стесняясь, между ними это было впервые. Она была томная в ожидании его последующих действий, невольно поддалась силе его объятий, в них, словно, потерялась, ее тело дрожало. Он водил по щекам, губам своими тонкими с маникюром пальцами, она ловила их приоткрытым ртом, обдавая пылом. Его поцелуи спускались, все ниже и ниже. Поцелуи были пылающими и влажными. Адель, разомлевшая от вожделения, была открыта его порыву «взять» в таком манящем откровении, тело было без изъяна, большая грудь, округлые ягодицы и осиная талия. Гюго брал ее с любовью и страстью. По его телу пробегала дрожь. Кровь била в голову, висок пробивало, так, что ощущался пульс вен. Он прижал ее к своему телу, держа в объятьях крепкими, но в тоже время нежными руками. Их тела были в напряжении. Поцелуи были, столь беспорядочными, пылающими, при прикосновении к телу, была ощутима новая волна дрожи переходящая в страсть. Их ритм движений, сбил ритм дыхания, им казалось, что они вообще не умеют дышать. Мраморное тело Адель было накрыто разгоряченным телом Гюго, он был неистов с ней, она стонала. Пожирающий ее страстью мужчина, словно очнулся от наваждения, с испугом спросил, – Тебе больно? Адель отрицательно покачала головой, вцепившись в его плечи своими руками, пылко шептала, – Нет, продолжай! Я тебя хочу! Гюго ей отвечал ритмичными движениями страстными поцелуями, как раб Адель, что возле ее ног, страстно шептал, – Я твой! Ты моя! Адель стонала, в экстазе вскрикивая, – Да! Да! Да! Твоя! Это было единение тел, сердец и душ. Новобрачные заснули, лишь под утро в тесных объятьях. Тесная кровать во время секса, теперь им была велика. Они спали, прижавшись, друг к другу. За окном, уже серел рассвет.
