Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 1
Среди пожухлых высоких стеблей выжженной летним солнцем травы застыл, как завороженный, заяц, привстав на задние лапы. Он был похож на безмолвный знак вопроса, обращенный к вечности. Черные глазки животного вглядывались во что-то неведомое.
Но и сам он служил объектом наблюдения. За ним неотступно и терпеливо следили серые глаза, ясные, как горные озера, чья прозрачная чистота, однако, таит в себе неизмеримую глубину. Это были глаза Аурианы, достигшей этим летом своего шестнадцатилетия. Она сидела верхом на гнедой низкорослой лошадке — пони.
Ауриана натянула бронзовой от загара рукой тетиву лука, который сделал для нее ее отец Бальдемар. Наведя стрелу на цель, она вообразила себя охотящейся кошкой и сосредоточила все свои ощущения на проворных точных движениях собственных рук, умело обращающихся с оружием, которое, словно кошачьи когти, казалось, нераздельно принадлежит ее телу. Она ничего больше не замечала вокруг, кроме палящего солнца и душного летнего зноя. Ее волосы с застрявшими в них кусочками коры и листьев, были зачесаны назад и небрежно заплетены в одну толстую косу. Каштановые волосы Аурианы были под стать масти ее гнедой лошади, что отличало девушку от белокурых и светло-русых соплеменников. Хотя мягкий овал щек и высокий чистый лоб она унаследовала от Ателинды, но все же черты ее лица были жестче и определеннее, чем у матери. На ней была одежда из медвежьей шкуры, скроенная наподобие туники без рукавов, которая делала ее похожей на какого-то мохнатого зверя. Ее шею украшал серебряный римский динарий, подвешенный на ремешке.
В сумке Аурианы уже лежало три добытых ею зайца. Девушка радовалась сегодняшней удачной охоте: Херта будет, может быть, не так грубо обращаться с ней сегодня, если она принесет домой свежую зайчатину. Сладкий запах летних цветущих лугов долетел до Аурианы, навевая дремотный покой, и она совершенно не задумывалась об опасности, которую представляли собой вражеские набеги.
Ауриана хорошо знала, конечно, все эти жуткие истории, которые обычно рассказывали ее соплеменники долгими зимними вечерами, сидя у пылающего очага, — о враждебных хаттам жестоких племенах, приходивших на их земли именно через эту долину, используя ее как ворота для вторжения. Но Ауриана, которая никогда в жизни не попадала в опасные переплеты, была еще по-детски самонадеянна и безоглядно отважна. Имя доблестного Бальдемара служило ей лучшей защитой, более надежной, чем любая крепость. Рыщущие в поисках легкой добычи отряды враждебных племен не осмеливались приближаться к дому вождя хаттов.
Прежде чем выпустить стрелу из лука, Ауриана прищурила один глаз, подражая своему отцу, славному Бальдемару. И тут шестое чувство — инстинкт зверя, чующего опасность, — заставило ее поднять взгляд. И она задохнулась, стараясь подавить в себе крик.
На краю обрыва над долиной, где в воздухе дрожало знойное марево, словно стелящийся по земле дымок, за верхушками сосен мелькнуло красное пятно, потом еще одно… Что это? Кроваво-красный цвет имели только туники воинов. И тут же Ауриана увидела целый отряд вооруженных людей, — их было несколько десятков, сбившихся в кучу ратников, продвигавшихся, не соблюдая строй. Они мелькали за холмами и деревьями, то появляясь, то исчезая, и быстро приближались к сердцу родной для Аурианы земли, где расстилались плодородные поля и паслись стада овец и крупного рогатого скота. Ауриана сразу же поняла, что это были гермундуры, извечные враги хаттов, германское племя, жившее на юго-востоке.
Набег!
Она быстро положила так и не выпущенную стрелу назад в колчан и поворотила пони к дому, резким ударом пришпорив лошадку. Пони, которого Ауриана назвала Брунвин, понеся галопом, что было духу, лавируя между зарослями кустарника, прыгая через поваленные стволы деревьев и небольшие канавки, прорезавшие каменистую почву долины.
Наконец, Ауриана выбралась на чуть заметную тропу, идущую параллельно дороге, по которой двигался вражеский отряд. Девушка понимала, что она должна во что бы то ни стало опередить врагов и поднять тревогу, прежде чем они выйдут к возделанным полям и поселениям ее племени. Чтобы сделать это, ей надо было успеть первой достигнуть брода через Реку Антилопы, что, впрочем, казалось не таким уж трудным делом, если пони не будет сбавлять шаг.
Она низко склонилась над жесткой гривой своей лошадки, сдерживая рвущийся из груди радостный вопль. Она ощущала себя резвым скакуном, выпущенным на волю и подстегнутым, чтобы проверить ту предельную скорость, которую он может развивать. Наконец-то ей выпало на долю испытать приключение наяву, а не в детских мечтах. Ауриану всегда тянуло в центр событий, в самую гущу борьбы, опасности, как будто без этого для нее не существовало жизни. Она никогда не объезжала канав и других препятствий, если была уверена, что ее пони возьмет их. Она часто слышала, как Херта говорила, что безумие было их семейной чертой характера, — впрочем, сама Херта считала себя вполне здравомыслящей, — а вот Ауриане, по словам бабушки, эта черта досталась по наследству от Бальдемара.
Ауриана чувствовала юношеский азарт и была горда тем, что первой заметила приближение врага, поэтому первой должна была поднять тревогу, чтобы предупредить соплеменников о грозной опасности. Она мысленно возвала к Эпоне, богине-покровительнице лошадей, и возложила все свои надежды на перо цапли, прикрепленное к сбруе Брунвина, надеясь, что этот оберег подстегнет коня, удвоив его силы. Трусливый враг напал на их земли тогда, когда лучшие воины племени еще не вернулись в свои деревни из военного похода к Тавнским горам, которые находились в глубине территории хаттов. Большой отряд римских солдат сооружал там целую линию деревянных дозорных башен. Бальдемар же со своей лучшей дружиной предпринял попытку атаковать неприятеля, чтобы помешать сооружению вражеских военных укреплений на своей земле.
Сигнальные башни римлян были сожжены, а сами римляне с позором изгнаны с германских земель. Хотя Ауриана прекрасно понимала, что они вернутся. Римляне были назойливы, как мухи. Несмотря на одержанную победу, хаттские воины не покинули свой лагерь.
В этой местности мертвая природа поражала путника картинами гниения и распада. По обеим сторонам узкой тропы тянулись гибельные топи, представлявшие собой по существу могилы, где покоились останки многих поколений людей, принесенных в жертву богам ранней весной или приговоренных к смерти и утопленных здесь за совершение тяжких преступлений. По ночам их души, принявшие образы болотных огней, играли над топью. И эти зловещие блуждающие огоньки, маня человека, отважившегося подойти близко к ним, несли ему неминуемую гибель — смерть без обряда погребения, смерть, лишенную покоя. Ауриана настегивала лошадь, проносясь мимо огромного валуна — Камня Посвящения, наполовину скрытого среди зарослей папоротника. Здесь проходил обряд инициации, сюда Ателинда приводила Ауриану, когда ее посвящали в члены родовой общины. В тот день камень был окрашен кровью ее первых месячных. Рядом с камнем стояло множество вырезанных из дерева гладких безликих изображений богини Фрии, похожих на выглядывающие из травы мухоморы. «Владычица Болота, — взмолилась про себя Ауриана, — защити меня от гнева живых и мертвых!»
