Ланс Хорнер - Хозяйка Фалкохерста
Та охотно согласилась.
– Пенси успокоится, если рядом буду я. Лукреция Борджиа исчерпала все предлоги и была вынуждена волей-неволей удалиться. Она вышла в темноту. Полоска света, выбивавшаяся из-под двери, исчезла: в хижине задули свечу. Лукреция Борджиа решила довольствоваться подслушиванием, раз не могла лицезреть заманчивую сцену воочию. Она обошла хижину, встала под распахнутым окном и затаила дыхание.
Сначала раздались шаги Лайтфута, приблизившегося к матрасу, потом громкое шуршание шелухи. Девушка по-прежнему рыдала, он пытался ее вразумить.
– Лучше потрогай, что Ренсом припас для тебя, малышка. Хороша штучка? Какая девушка откажется от такой игрушки?
Злосчастная Пенси сжала зубы.
– Эй, детка, – терпеливо гнул свое Ренсом, – бери пример с Мей-Энн: она уже принялась за дело. Не отставай! Как тебе моя игрушка, Мей-Энн?
– Это просто чудо, сэр! Я ее уже обожаю. Не будь глупышкой, Пенси, просто протяни руку. – Она немного помолчала. – Ну, теперь одумалась?
Шуршание матраса заглушил сердитый возглас Ренсома:
– Черт возьми, девка, ты раздвинешь ноги или нет? Лучше сделай это сама, не то я тебя заставлю!
Пенси ответила ему стоном:
– Прошу вас, масса Лайтфут, пожалуйста, не надо!
На какое-то время все умолкли, потом раздался крик, быстро захлебнувшийся: рот Пенси был своевременно зажат сильной ладонью. Она продолжала стонать, но это ее уже не спасло. Матрас шуршал все громче, стоны и всхлипывания Пенси становились все настойчивее. Потом все стихло. После нескольких минут молчания голос Пенси укоризненно произнес:
– Это все, масса Лайтфут, сэр? Ах, как мне было больно! Боль до сих пор не прошла. Может, вынете?
– Вот уж нет! Скоро начнется самое интересное. То было только начало. Дальше тебе не будет больно. Ляг поближе, Мей-Энн. Я хочу чувствовать твое тело.
Лукреция Борджиа навострила уши. Вскоре послышались размеренные звуки, потом их темп увеличился. Внезапно все смолкло.
– Ух! – простонал Лайтфут. – Насилу удержался. Хочу еще немного повременить. – Ритмичные движения возобновились.
– Вы скоро, сэр? – нежно проворковала Мей-Энн. – Я тоже больше не могу. Вы бы поторопились, сэр.
До слуха Лукреции Борджиа донесся хрип, проклятие, натужный вздох.
– Черт! До чего славно! Самое милое дело – лишить девку девственности. Эту я разработал что надо, век будет меня благодарить. А ты придержи лошадей, Мей-Энн. Дай мне хотя бы отдышаться. Ну как, понравилось, Пенси?
– Вообще-то да, сэр. Было страшно больно, но дело того стоило.
Любопытство Лукреции Борджиа было полностью удовлетворено. У нее не было желания подслушивать возню Лайтфута с умудренной Мей-Энн. Ее интересовало одно – как пройдет дефлорация Пенси. Теперь можно было убираться подобру-поздорову. Она на цыпочках покинула палисадник.
Единственную улицу невольничьего поселка заливал лунный свет. Очень не хотелось возвращаться: ведь на кухне ей придется делить ложе всего-навсего с Джемом-младшим. Сцена, свидетельницей которой она стала, так распалила ее, перед глазами вставали такие соблазнительные картины, что она не могла себе позволить провести остаток ночи в одиночестве. Она нуждалась в обществе мужчины.
Конечно, она всегда могла прибегнуть к услугам Джубо; однако они давно не спали вместе, и теперь она боялась последствий. Достаточно одного соития – и она понесет. Какой ей после этого смысл спать с Лайтфутом, если она уже будет беременна от негра? Тем не менее потребность в мужчине была слишком велика, чтобы она могла остановиться на полдороге.
Держась в тени хижин, она миновала поселок, нырнула в распахнутые ворота конюшни и подкралась к пустому стойлу в дальнем ее конце, где спал Джубо. Она долго шарила в темноте рукой, пока не определила, в какой позе спит Джубо и где находится его мужское достоинство – часть тела, которая наиболее занимала кухарку.
– Кто здесь? – спросил он спросонья.
– Тихо ты! Это я, Лукреция Борджиа.
– Лукреция Борджиа? Ты забыла, что масса Маклин запретил мне притрагиваться к тебе? Теперь он хочет, чтобы ты родила ему светлокожего сосунка от этого блондинчика. Зачем ты меня будишь и оглаживаешь? Опомнись!
– Все в порядке, Джубо! – Она опустилась рядом с ним на колени, не прекращая ласк. – Верно, масса Маклин запретил тебе ко мне прикасаться. Но разве ты нарушаешь его запрет? Зато мне масса Маклин ничего не запрещал.
– Ты права, Лукреция Борджиа. Ах, как хорошо!
– Для меня это, конечно, не так приятно, как спать с тобой, зато для тебя – почти столько же удовольствия, как делать это по-настоящему. К тому же так я совершенно уверена, что не забеременею.
– Побыстрее, Лукреция Борджиа, побыстрее!
Она повиновалась. Его тело изогнулось, он судорожно втянул в легкие воздух и обессиленно рухнул на солому.
– Спасибо, Лукреция Борджиа!
– Не стоит благодарности. Просто мне этого захотелось. Твой сон будет теперь спокойнее.
– Это точно!
– И мой – тоже.
Она собралась уходить и напоследок бросила через плечо:
– Знаешь, что я тебе скажу, Джубо…
– Что, Лукреция Борджиа?
– Что все разговоры, будто белые мужчины сплошь немощны, – враки. Масса Лайтфут – загляденье, а не мужчина. Он даже тебя перещеголял.
– Ты, видать, сравниваешь его с тем, какой я сейчас, – с добродушным смехом откликнулся он.
Лукреция Борджиа возвратилась в Большой дом, где в чулане позади кухни спал Джем-младший. Она прижала младенца к себе. Его ротик нашарил ее сосок. Лукреция Борджиа баюкала его, пока он опять не заснул. Она вспоминала Пенси и Мей-Энн и отчаянно им завидовала. Белый мужчина! Везение, да и только! Впрочем, скоро наступит и ее черед. Она ждала своей очереди с замиранием сердца. Пока же она была готова довольствоваться Джубо, хоть в этом и было куда меньше радости.
Глава VIII
Ренсом Лайтфут провел на плантации Элм Гроув примерно месяц. Правда, жил там не все время: по пятницам, позавтракав, уезжал домой, чтобы снова возвратиться лишь в понедельник. Таким образом, для работы у него оставалось только по четыре ночи в неделю, однако он рассудил, что, не получая за свои труды наличными, может самостоятельно устанавливать себе режим.
Покончив с Пенси и Мей-Энн (которые весьма сожалели об этом – Пенси забыла прежние страхи и взирала на Ренсома с неприкрытым вожделением), он перебрался к Жемчужине и Агнес, у которых провел больше времени, чем у первой пары, – потому, должно быть, что Жемчужина пришлась ему по вкусу более остальных. Он покрыл бывшую женщину Джема, но не лег с Летти, поскольку она пока оставалась с Дейдом. Зато он лишил невинности бедняжку Эмми, которая вследствие этого объявила Лукреции Борджиа об утрате трудоспособности сроком на неделю. Одной полновесной кухаркиной пощечины оказалось достаточно, чтобы она мгновенно пришла в себя, хотя стонам не было конца – были бы слушатели.
