Барбара Картленд - Цветы пустыни
В порту разгружались несколько небольших судов, идущих через Аравийское море из Индии.
Кузнец разжигал горн, довольный тем, что получил долгожданный заказ с одного из кораблей, что ночью вошли в порт.
Мальчишки, пасущие коз на склонах холмов, с любопытством смотрели вслед каравану.
Верблюды были нагружены тюками с ладаном, который маркиз, как предполагалось, привез из Дофара, а также с тем, что он купил в Кане.
Дромадеры опустились на колени, и Медина с маркизом удобно устроились в широких седлах.
Потом, еще раз попрощавшись с Селимом, они поехали вслед за караваном по кривым улочкам Каны.
С моря дул легкий бриз, и маркиз старался не думать о палящем солнце и зное, который наступит днем.
Предчувствие чего-то необычного и великого вновь омыло маркиза, подобно приливной волне.
Они ехали по Тропе благовоний, которая должна была привести их от Аравийского моря к Средиземному.
Внезапно маркиз подумал, что из всех его начинаний это самое смелое.
И еще он подумал, что в случае неудачи потеряет гораздо больше, чем просто возможность выиграть пари.
Это будет равносильно утрате частицы души.
И он сказал себе, как истинный араб: «кейр иншалла»— «если будет на то милость Аллаха».
На ночлег они остановились, разбив лагерь на холме, где было не так жарко.
Маркиз слегка удивился, заметив, что Али поставил палатку на самом высоком месте, но решил, что юный араб тем самым хочет неявно напомнить всем, что он сын шейха, и показать, что он не слуга того, кто платит за караван, и его положение ничуть не ниже, чем положение маркиза.
Hyp оказался замечательным поваром, и кушанья, приготовленные им, привели маркиза в восторг.
Ему даже не верилось, что в таких условиях можно готовить такие вкусные вещи.
Что касается Медины, то она ничуть не удивилась, потому что давно это знала.
За едой маркиз и Медина беседовали, как это сделали бы любые два человека в любой части света.
Маркиз был поражен тем, что Али так много знает о Европе, и особенно о Греции, где сам он был только один раз.
Разумеется, теперь античность в его представлении была тесно связана с ладаном.
Медина весьма развеселила маркиза, рассказав ему историю о Менекрате.
Это был врач, у которого хватило наглости сравнить себя с Зевсом.
Филипп Македонский быстро излечил его от излишнего самомнения, пригласив на пир, где Менекрату, как причастному к сонму богов, в отличие от остальных гостей, подали божественное блюдо — чашу, наполненную ладаном!
Еще он узнал от нее, что в Эфесе процессию на празднике Артемиды возглавляли девственницы, несущие ладан.
Она ярко описывала процессию, где женщины были одеты, как богиня победы с золотыми крыльями, а за ними шли мальчики в фиолетовых туниках, несущие ладан и мирру и шафран на золотых блюдах.
— Вероятно, это было пышное зрелище, — заметил маркиз. — Вы не жалеете, что не родились в те дни?
Медина покачала головой:
— Я счастлив, что родился сейчас, чтобы иметь возможность оценить то, что древние греки дали миру. Они научили людей мыслить.
Маркиз на мгновение задумался над ее словами, а потом сказал:
— Вероятно, вы правы, но я, признаться, никогда не рассматривал это с такой точки зрения. В колледже нас заставляли изучать античность, и мне казалось скучным это занятие. Только много лет спустя я понял, что знать об этом необходимо.
— Мой отец всегда говорил, что греки сделали для цивилизации больше, чем любой другой народ.
Сказав это, Медина сразу же пожалела о своих словах, а маркиз тут же попросил:
— Расскажите мне о вашем отце. Вы прежде не упоминали о нем.
Медина поглядела на звезды.
— Уже поздно, — сказала она. — Мне кажется, нам лучше лечь спать. Караван отправится в путь на рассвете, пока еще не так жарко.
Маркиз оценил деликатность, с которой она ушла от ответа, и его глаза заблестели.
Он подумал, не бежал Ли Али, как он сам, от своих трудностей — а может быть, покинул родительский дом после ссоры.
В эту минуту маркиз чувствовал себя неопытным юнцом — настолько все, что он видел сейчас, отличалось от того, что он пережил прежде.
Он понимал, что Дли должен много знать об Аравии, но никак не ожидал, что его знания об античности, Европе и Древнем Египте будут столь же обширны.
Потом он с издевкой сказал себе, что, вероятно, юноша просто хочет пустить ему пыль в глаза и при ближайшем рассмотрении его знания окажутся весьма поверхностными.
В то же время маркиз был рад, что в этом путешествии его сопровождает образованный человек.
Али были известны такие вещи, о существовании которых простой араб, вероятно, даже не подозревал.
Устраиваясь на ложе, которое приготовил ему Hyp, маркиз сказал себе:
»Завтра я заставлю Али рассказать побольше о его жизни, о его родителях и о жене — конечно, если у него она есть».
Маркиз знал, что у арабов принято жениться рано и первую жену сыну выбирают родители.
Ему было известно, что мусульманину разрешено иметь четыре жены, но почему-то он был уверен, что Али не женат.
Потом маркиз подумал, что это не его дело. Для него главное — пробраться в Мекку и выйти оттуда.
После этого он вернется в Англию.
Подумав об этом, маркиз не мог не спросить себя — действительно ли ему этого хочется?
Через два месяца в Англии начнется охотничий сезон.
Будут балы, собрания, приемы, и принц Уэльский, несомненно, его пригласит. Будет много красивых женщин.
Маркиз от всей души надеялся, что ему удалось отделаться от Эстер.
В то же время таких, как она, в Англии много: красивых, обольстительных, соблазнительных дам — но стоит им добиться его благосклонности, как они тут же становятся хищницами, как все остальные.
Маркиз знал, как быстро гаснет его интерес и жаркий костер страсти превращается в горстку потухших угольков.
»Что такое со мной? — спрашивал он себя в отчаянии. — Почему мне хочется чего-то большего? Почему я не такой, как все?»
Он вспомнил, что Наполеон называл такое состояние «божественным недовольством».
У него было почти все; и тем не менее ему было этого недостаточно, а то, что он жаждал обрести, не только находилось за пределами его досягаемости, но он даже не мог словами определить, что это такое.
— Чего я хочу? Чего, черт возьми, я хочу? — снова и снова спрашивал себя маркиз, лежа в темноте.
Потом он встал, потому что палатка, казалось, душила его, завернулся в бурнус и вышел наружу.
Медина выбрала для лагеря место на склоне скалистого холма, который необъяснимым образом вырастал из мягких песков, простирающихся до самого горизонта.
Под ногами у маркиза плескалась непроглядная темень, а над головой ярко сияла звездами арка ночного неба.
