Барбара Картленд - Свободная от страха
Конечно, Питер чувствовал себя, словно узник за решеткой, хотя только одно отделяло его от развлечений веселого Парижа — это отсутствие денег.
Им заплатили жалованье за первую неделю их работы, но вряд ли это была достаточная сумма, чтобы Питер мог вернуться в большой свет. Свое жалованье Иоланда сразу же спрятала в надежное место, потому что знала, что каждый сантим может пригодиться им в будущем.
Как только они появились в Париже, нескончаемый поток посетителей обивал пороги резиденции герцога. Его светлость приглашали на все приемы, где присутствовали высокопоставленные особы, включая самого Первого Консула.
Но получилось так, что в большинстве случаев герцог Илкстон не имел возможности взять с собой мадемуазель Дюпре, и многочисленные светские обязанности мешали им проводить вечера за совместными ужинами.
Актриса, разумеется, была вне себя от ярости и весь свой гнев обычно изливала на Иоланду.
— Почему мною так пренебрегают? — восклицала она каждый раз, когда была вынуждена спускаться к ужину в одиночестве. — Кем была мадам Бонапарт до своего замужества с Первым Консулом, как не высокооплачиваемой проституткой? — возмущалась актриса. — Своего первого мужа она обманывала с сотней любовников.
Мадемуазель Дюпре высказывала эти гневные мысли вслух, обращаясь в основном к самой себе, а не к Иоланде, которая по своей невинности не очень-то понимала ее.
Но однажды накопившееся недовольство вырвалось наружу. Актриса, в очередной вечер оставшаяся в одиночестве, прямо заявила:
— Я покажу ему, что гожусь не только для развлечений и для услаждения его взора, словно разряженная кукла. Он узнает, что у меня есть кой-какая власть и я могу ею воспользоваться.
На мгновение мадемуазель Дюпре задумалась, и ее нахмуренное лицо моментально прояснилось.
Тут же последовал приказ разъяренной женщины:
— Немедленно принеси мои письменные принадлежности. Быстро! Слышишь меня? Почему ты двигаешься как черепаха?
Иоланда поспешила выполнить распоряжение хозяйки и приготовила стопку бумаги, чернильницу и набор перьев на туалетном столике мадемуазель, хотя ее так и подмывало посоветовать актрисе воспользоваться великолепным секретером, располагавшимся в соседней комнате.
Сочинение письма отняло у Габриэль Дюпре довольно долгое время.
Но когда она его закончила и запечатала, то весь ее облик дышал самодовольством.
— Пусть оно будет немедленно доставлено в министерство, и прикажи лакею ожидать там ответа.
Иоланда взяла протянутое ей послание и, выйдя из комнаты, прочитала строки, написанные на конверте неуверенной, не привычной к письму рукой:
«Господину Жозефу Фуше лично в руки».
Иоланда не знала, кто такой этот Жозеф Фуше, но постаралась запомнить это имя и решила попозже спросить об этом Питера.
Непонятно почему, но у нее возникло чувство, что письмо содержит нечто важное. Слишком уж зловещим и в то же время лукавым было выражение лица Габриэль Дюпре, когда она сочиняла свое послание.
Как ей и было приказано, Иоланда отдала конверт мажордому.
На лице его отразилось величайшее изумление при виде имени адресата. Но он тут же поспешил скрыть свои чувства и произнес с глубочайшим почтением:
— Передайте мадемуазель, что ее желание будет немедленно исполнено.
Иоланда вновь поднялась наверх. Ей были ненавистны вечера, которые мадемуазель проводила без герцога, потому что это означало, что и она не сможет повидаться с Питером, а должна дежурить возле спальни хозяйки, пока та коротает в одиночестве вечерние часы. В такие моменты Габриэль Дюпре была особенно раздражительна, капризна и вызывала Иоланду через каждые несколько минут по всяким пустякам.
Но в этот вечер, к удивлению Иоланды, ее госпожа приказала облачить себя в самый роскошный наряд, предназначенный для парадных выходов. Он все эти дни без пользы висел в шкафу, и Иоланде потребовалось время, чтобы отгладить его.
Потом она занялась прической мадемуазель, и это была, как обычно, долгая и утомительная процедура.
Затем последовал выбор драгоценностей, который на этот раз затянулся до бесконечности. Актриса придирчиво перебирала все, что только было в ее «сокровищнице». Мадемуазель Дюпре дюжину раз меняла свое решение и в самый последний момент воскликнула:
— Изумруды! Как я могла про них забыть? Сегодня я надену изумруды.
Иоланда едва успела застегнуть на нежной шее мадемуазель изумрудное ожерелье, как в дверь постучали.
Габриэль Дюпре вздрогнула и заметно побледнела, и Иоланда догадалась, что именно этого визитера она и ждала.
Однако явившийся слуга не принес никакой записки, а лишь передал на словах:
— Месье Жозеф Фуше благодарит мадемуазель за любезное приглашение и прибудет в десять часов.
Иоланда, открывшая слуге дверь, уже собиралась повторить это своей госпоже, но обнаружила, что актриса все прекрасно слышала сама, притаившись за дверью спальни, и теперь, не в силах сдержать своего восторга, захлопала в ладоши.
— Он придет! — воскликнула она с облегчением. — Великолепно! Немедленно предупреди шеф-повара, чтобы сюда подали ужин и пусть проявят все свое мастерство. И чтобы в десять часов стол был накрыт в моем будуаре и было подано самое лучшее вино.
— Я передам мажордому ваши распоряжения, мадемуазель.
Иоланда направилась к выходу, но актриса неожиданно остановила ее:
— Погоди минутку.
Иоланда повиновалась. Мадемуазель Дюпре поколебалась мгновение, а потом многозначительно произнесла:
— Скажи мажордому, что если кто-нибудь из прислуги в этом доме проговорится о моем госте или даже ненароком упомянет его имя, то он будет выброшен отсюда немедленно. Это касается также и тебя. Тебе ясно?
— Да, мадемуазель, — кивнула Иоланда. — Я все это передам мажордому.
Она поспешила удалиться, уверившись в том, что месье Фуше — это другой обожатель очаровательной актрисы, и мадемуазель не хочет, чтобы у нее возникли какие-то проблемы с герцогом. Странно, конечно, что Габриэль вздумала обманывать такого человека, как герцог Илкстон, принимая его соперника в его же доме.
Что бы сказала ее покойная матушка, узнав, что Иоланда вынуждена исполнять распоряжения легкомысленной, даже развратной особы, такой, как мадемуазель Дюпре?
В своих мыслях Иоланда постоянно обращалась к матери. «Да, конечно, это очень неприятно, мама, но, по крайней мере, мы с Питером не должны были просить милостыню, чтобы добраться от Кале до Парижа, и хотя Питер ворчит, что ему надоело носить лакейскую ливрею, он все же хорошо накормлен и даже гарцует на лошади».
