Мэдлин Хантер - По воле судьбы
Снова его ласки, решительные и властные. Вдоль тела, живота, бедер, спускаясь все ниже и согревая ее обнаженные ноги, потом выше, вызывая пульсирующую дрожь, почти боль. Еще выше. Горячие, уверенные и искушенные. Выше, пока все ее тело не содрогнулось от острого желания.
Прикосновение, нежное, уверенное прикосновение.
Восхитительный миг неземного блаженства поглотил ее, но тут же экстаз сменился ощущением пустоты, и от этой резкой смены чувств ее тело и душа в ужасе содрогнулись. Удовольствие грозило обернуться опасностью. В один миг Джоан с ослепительной ясностью осознала, что зашла слишком далеко – он заманил ее дальше, чем она могла себе позволить.
Она схватила его за запястье и отбросила руку. Не понимая причины этого поступка, он застыл, все еще продолжая прижимать ее к себе. Затем коснулся ее подбородка и заставил взглянуть ему в глаза.
– Почему?
– Ты сказал, что мы остановимся, когда я захочу.
– Я мог бы поклясться, что ты этого не хочешь.
– Ты так хорошо знаешь женщин?
Она высвободилась и отодвинулась. Ей стало стыдно. Джоан торопливо зашнуровала платье.
– Я обещала всего лишь один поцелуй. Риз пронзил ее взглядом.
– Ты обещала гораздо больше, прелестная голубка.
– Но не того, чего ты добивался.
Он улыбнулся и поднял руки, сдаваясь.
– Приношу свои извинения за недоразумение. Это моя вина. Она отвернулась и вздохнула.
– Нет, моя.
Воспоминания все еще обуревали их, заставляя чувствовать себя ужасно неловко. Она не могла смотреть ему в лицо.
Один поцелуй. Это должно было положить конец отношениям, зародившимся прошлой ночью во время купания и сна. А вместо этого поцелуй лишь укрепил их отношения, более того, развил и продолжил их. Меньше чем за сутки она зашла с Ризом дальше, чем, как она думала, смогла бы когда-либо зайти с кем бы то ни было. Это приводило ее в замешательство.
– Я должна идти. Он встал.
– Нет. Ты обещала мне поцелуй, а я пообещал тебе хороший обед. Я скоро вернусь и принесу угощение. Это самое малое, что я могу сделать, после того как ты была ко мне столь великодушна.
Ей показалось, что он издевается над ней, но она не могла его винить. Они не были детьми, даже если она и вела себя как перепуганная девочка.
– Ты хочешь сказать, что ты все еще не против, чтобы я осталась на обед?
Риз внимательно посмотрел на нее, словно обдумывая ответ.
– Я понял, что хочу, чтобы ты оставалась у меня столько, сколько пожелаешь, Джоан.
Каменщик, оставив ее наедине с собственными мыслями, направился к дому, и Джоан была благодарна ему за предоставленную возможность побыть одной.
Девушка боролась с собой, пытаясь освободиться от смятения, которое внесла в душу их близость. Она должна уйти, прежде чем он вернется. Этот дом и сад искушают ее. Как оказалось, хозяин тоже. Она не была готова к этому.
Мысли вернулись к тому, что ждало ее на том берегу реки. Она должна сегодня вернуться домой, иного выхода нет. Ласками, уговорами, добротой он мог заставить ее забыть о бедности и заботах, но о ее замысле, цели, мечте – никогда. Она жила ради этого. Горячая ванна и пуховая перина не утолят печаль ее души. Даже приносящие райское наслаждение поцелуи не смогут этого сделать. Они позволят ей ненадолго забыться; но, до тех пор пока не восторжествует справедливость, душа Джоан не будет знать покоя.
Ей понравился такой способ впадать в забытье. Раньше она считала это невозможным, но Риз сумел создать иллюзию блаженства, которая заставила ее забыть обо всем на свете… на какое-то время. До этой минуты.
Со стороны дома донесся звук шагов. Она подняла голову, испугавшись, что Риз уже возвращается. Но это был не Риз – к ней приближался юноша с ярко-рыжей шевелюрой.
– Твой хозяин дома?
Видимо, решил, что она служанка.
– Нет. Он сегодня работает. – Ей показалось, что эта ложь вполне оправданна. Она не хотела, чтобы этот парень околачивался здесь, поджидая Риза.
Юнец оглядел ее с головы до ног.
– Он любит свою работу, если променял такую, как ты, на свой молоток.
«Не только служанка, но и любовница. Что ж, такое случается довольно часто», – подумала Джоан.
– Ему нечего будет есть, если он не будет работать.
Его лицо скривилось в волчьей ухмылке.
– Кому нужен хлеб, если есть другие лакомства?
– Сию же минуту вон из этого дома, грубый мальчишка. Если у тебя есть к нему дело, зайди попозже.
Было заметно, что ее тон обидел юнца. Почему так происходило? Богатый или бедный, молодой или старый – все они обижались, когда Джоан давала им достойный отпор, словно такая девушка, как она, должна быть польщена уже тем, что с ней заговорили.
Посыльный вытащил из рукава пергамент, швырнул его на стол.
– Смотри, женщина, твой хозяин должен получить его. – И большими шагами пошел обратно к дому.
Джоан подобрала пергамент. Его свернутые края были скреплены печатью, герб, оттиснутый на сургуче, был ей знаком. Она видела его раньше на знаменах, которые разворачивала армия Ги.
Эта печать принадлежала самому Мортимеру, и, как выяснилось, Риз знает его достаточно близко, чтобы получать от него личные послания.
Неистовая ярость охватила ее. Этот герб предвещал беду, по крайней мере, для нее. Власть, которую он символизировал, когда-то нарушила привычное течение ее жизни, выбив опору из-под ног.
Яростная решимость тотчас ожесточила ее. Она вернет все, что сможет, и сделает это хотя бы ради Марка. По крайней мере, отомстит за преступления. Пусть ей не добраться до Мортимера, но потребовать справедливой кары для гнусной свиньи Ги Лейтона, который служит ему, она вправе.
Внезапно все остальное потеряло смысл: доброта, забота, сладкое блаженство под деревом в этом саду. Этот день больше никогда не повторится. Риз был тем, кем она его и назвала: лакеем подлеца, который нанимает мясников для выполнения своих гнусных приказаний. Джоан на некоторое время забыла об этом, но это была ее ошибка.
Больше не раздумывая, она отнесла послание на кухню и положила на стол, прижав один угол чашкой. Ее старое серое платье лежало на лавке возле очага, оно ей еще пригодится. «Как же быть с этим зеленым платьем?» – она бросила взгляд на подаренный наряд. Это не его подарок, а той леди. Пожалуй, придется оставить его себе, но только его, больше ничего.
Джоан оглядела кухню, пытаясь отогнать вновь нахлынувшие воспоминания прошлой ночи: его пальцы, раздевающие ее; его руки, бережно опускающие ее в ванну; искреннее участие, когда он обнаружил ее, нагую, возле огня; чувство защищенности, возникшее в его объятиях прошлой ночью, и дрожь волнения, когда он смотрел на нее.
Отчаявшись, она принимала его помощь, забыв о цене. Его великодушие отнюдь не было бескорыстным, он просто выжидал. Его услуги предполагали ответную благодарность, он сам это признал и только что доказал своими действиями.
