Севги Адывар - Тень Роксоланы
– Пойдемте, госпожа, пойдемте, – служанки тянули ее в сторону. – Нужно уходить. А мальчиков вылечат. Да-да, вылечат обязательно. Тех, кто не виноват. Вон и лекарь стоит…
– Нет, я подожду, – заявила Настенька. Платье ее было заляпано рвотой, на лице проступили алые пятна, и она, никогда не отличавшаяся красотой, перестала быть даже милой. Зато куда-то исчезла всегдашняя неловкость, и спина ее гордо выпрямилась, как и положено настоящей икбал, носящей под сердцем шахзаде.
Виновным оказался пятый мальчишка – в его желудке обнаружились остатки огурца. Юного вора, кричащего от боли и ужаса, уволокли в сторону. Ему должны были отрубить голову, ведь воровство должно быть наказано. Ну а четверых невиновных отдали лекарю, который тут же захлопотал вокруг них, вкладывая в распоротые животы комки кишок, промокая кровь и слизь чистыми тряпицами.
– В лазарет их, всех в лазарет, – скомандовал лекарь.
Настенька дождалась, когда мальчишек унесли, и лишь потом медленно двинулась ко дворцу. Она больше не обращала внимания на окружающую экзотическую прелесть султанского сада. Дивные деревья и кустарники не занимали ее воображение, вместо аромата роз она ощущала кровавую вонь. Губы девушки были сжаты плотной ниточкой, две морщинки залегли в уголках рта, а одна прорезала чистую гладь лба.
Расшитые золотом и камнями туфли мягко шаркали по садовой дорожке. Цветы наклоняли яркие головки, а озорной ветерок, налетавший с моря, дергал кудрявые рыжие пряди. Настеньки больше не было. Она умерла там, около султанских конюшен, вместе с мальчиком, съевшим огурец. По саду Топкапы, гордо выпрямив спину и подняв подбородок, вышагивала Хюррем Хатун, будущая султанша, готовящаяся подарить повелителю мира наследника.
* * *По террасе гулял свежий ветерок с моря, веял приятной прохладой. Жаль, что кроме прохлады он нес портовые запахи – гниющей рыбы да просмоленного дерева, но невозможно ведь иметь все сразу. Хатидже Султан вздохнула, тронула пальцем лукум в тарелке, подумала, оторвала толстую округлую виноградину, густо-фиолетовую от зрелости, бросила ее в рот. Раскусила. В горло потек кисло-сладкий сок, охлаждая приятно, нежно. Хорошо когда в покоях есть терраса. В ее покоях тоже есть, но у Валиде Султан, конечно, и покои богаче, и терраса куда как больше. Хатидже Султан отогнала крамольные мысли. Уж ей-то никогда не стать Валиде Султан, недоступно. А недоступного незачем и желать, только душу травить.
Она посмотрела на мать и еще раз тихо вздохнула. Валиде Султан, несмотря на то, что уже разменяла пятый десяток и родила девятерых детей, сохранила гордую стать завоевателей-Гиреев в сочетании с тонкой красотой лица. На гладкой коже не было ни единой морщинки, только шея состарилась – кожа утратила упругость, стала вялой, но потерявшую красоту шею Валиде Султан закрывала роскошными ожерельями. Не будь она вдовой султана Османской империи, даже сейчас нашлось бы много мужчин, что пожелали бы ввести ее в свой дом. Хатидже нечего было и мечтать сравняться красотой с матерью. Рядом с ней она всегда чувствовала себя некрасивой и незначительной. Ах, вот если бы выучиться хотя бы так подзывать служанок, как мать! Один легкий кивок и почти незаметное движение кисти – воплощение повелительной изысканности. Сама же Хатидже размахивает руками, как обычная деревенская девка, и с головы при этом чуть не падает роскошный венец, дай покрывало вечно путается. Зато ее брат – султан, и отец был султаном! Хатидже Султан вздернула голову, вновь чуть не уронив венец.
Хатидже Султан уже полтора года как вернулась к матери после смерти мужа. Искандер-паша был хорошим человеком, но увы, слишком стар, да еще и не отличался крепким здоровьем. Их брак продлился несколько месяцев, а затем Хатидже осталась одна – ни мужа, ни детей. Она вернулась к привычной жизни рядом с матерью, постаравшись забыть о не долгом брачном союзе. Правда, теперь, когда ее брат Сулейман занял престол отца, вновь начались разговоры о замужестве. Не удивительно, ведь сестра султана – разменная монета, с помощью которой повелитель покупает верных слуг. Если же слуга перестает быть верным, его казнят, а «монету» передают другому. Жизнь проста…
Хатидже Султан надеялась, что не нее выдадут замуж первой. Ведь есть еще Шах-и Хубан, младшая сестра, которой едва сравнялось одиннадцать лет. Ей будут подбирать мужа в первую очередь, а уж до молодой вдовы очередь дойдет лишь потом. Хатидже не слишком хотела замуж, воспоминания о браке были не слишком приятными. Да и откуда им быть иными, если юную девушку отдают старику, и вместо обещанных радостей ей достается уход за больным. Увы, Валиде Султан уверила старшую дочь, что недолго ей осталось ходить вдовой, ведь Шах-и Хубан еще слишком молода, а Хатидже в свои двадцать четыре года полностью созрела для нового брака.
Пока же Хатидже жила размеренной жизнью гарема рядом с матерью и старалась не забивать себе голову мыслями о будущем. Все равно решать будет не она, так зачем же волноваться понапрасну. Что будет, то и будет. Иншаллах!
Развлечением для молодой вдовеющей султанши были визиты Махидевран, которая приводила маленького шахзаде Мустафу. Хатидже любила племянника. Глядя на него, она сожалела, что не имеет собственных детей. Они утешили бы ее и в неудачном браке, и в раннем вдовстве.
Мысли Хатидже плавно перетекли с Махидевран к новой любимице Сулеймана, которая уже носила его ребенка.
– Валиде, как вы думаете, Сулейман действительно любит эту Хюррем, или Махидевран просто ослепла от ревности? – обратилась она к матери, лениво покусывая гранатовые зернышки, вымоченные в меду.
Айше Хафса Султан, дочь крымского хана Менгли Гирея, мать правящего султана и вдова предыдущего, носящая самый высокий титул Османской империи, доступный для женщин, лишь пожала плечами. Махидевран слишком много болтает, не удивительно, что сын отвернулся от нее. Мужчины устают от глупых и болтливых женщин. Но отношение Сулеймана к Хюррем все же слегка беспокоило Валиде.
– Хатидже, солнышко мое, – Айше Хафса повернулась к дочери. – Может, тебе стоит поближе познакомиться с Хюррем?
Хатидже Султан послушно кивнула. Это может быть даже интересным и всяко развлечет в монотонности гаремной жизни. Тем более что о Хюррем Хатун говорят, будто она очень веселая, с ней не соскучишься, даже султан смеется, разговаривая с ней.
– Конечно, Валиде, я прямо сейчас схожу навестить ее. Она недавно плохо себя чувствовала, лекарки сказали – из-за беременности. Вот я и зайду, узнаю, как ее здоровье.
Хатидже поднялась, присела перед матерью почтительно, направилась к двери. Валиде Султан смотрела ей вслед, задумчиво качая головой: дочь ее не отличалась статью, как положено бы потомку рода Гиреев и Османов, не было в ней ни красоты, ни изящества. Да и здоровье у нее слабовато. Но она султанша, дочь султана, сестра султана. И нужно подумать о ее замужестве. Тем более что интересы государства этого требуют.
