Шерри Томас - Не в силах забыть
— Ну, раз вы такой сильный противник, я буду играть белыми.
Белым принадлежал первый ход. Это была самая малая уступка, о которой Брайони могла его попросить. Обычно Лео предоставлял тем, кто садился с ним играть, значительную фору.
Брайони продолжила начатую им партию, сделав ход белым королевским конем. «Гамбит коня», — отметил про себя Лео, ответив коневой пешкой.
— Я не знал, что вы играете в шахматы.
Брайони выдвинула вперед ладейную пешку.
— Наверняка вы еще многого обо мне не знаете.
Лео переместил коневую пешку на одно поле.
— Так расскажите мне о себе. Иначе я останусь в неведении.
Конь Брайони перескочил через стройную линию из четырех пешек, занимавших клетки е4, f4, g4, и h4. Конь Лео вступил в противоборство. Белый конь скакнул назад, выведя из игры черную коневую пешку. В ответ Лео снял королевскую пешку Брайони.
— Вы мне так ничего и не расскажете?
— Я же не знаю, что вам обо мне неизвестно.
Оба игрока, хитро маневрируя, пытались получить преимущество в центре доски. Брайони оказалась более серьезным противником, чем ожидал Лео. Продвинув коня глубоко на вражескую территорию, он выиграл белую королевскую ладью.
— Мне известно, например, что мой крестный заезжал к вам после того, как наше прошение о признании брака недействительным поступило в церковный суд, — начал Лео. — Насколько я понимаю, он пытался подкупить вас, чтобы сохранить наш брак. Однако точно не знаю, чем он вас соблазнял.
Брайони пустила в атаку коня и ферзевого слона.
— Он предложил мне новое больничное крыло. А еще землю и средства для медицинской школы.
Лео молча взял королем белого ферзевого слона.
Брайони оставила его, несмотря на щедрые посулы сэра Роберта и чувство вины, которое наверняка испытывала, отвергнув помощь больнице и возможность основать школу.
Она передвинула коня.
— Ваш ход.
Лео недоверчиво прищурился. Как он мог допустить подобную небрежность? Белый королевский конь угрожал его королю и ферзю. Не оставалось иного выбора, кроме как пожертвовать ферзя, спасая короля.
Брайони не замедлила воспользоваться своим преимуществом, взяв его ферзя.
— Ведь ваш настоящий отец — сэр Роберт, верно?
Лео поднял голову от доски. Глаза Брайони казались темно-зелеными, как нижний слой ледника, а кожа чистой, как горное озеро.
— Да, — ответил он. Лишь немногие знали об этом. Но с другой стороны, мало кого волновало, кто приходится отцом пятому сыну в семействе. — Вас это смущает?
— Не особенно. А вас?
— Я был потрясен, лишь когда впервые об этом узнал. И только.
— А когда вы узнали?
Брайони не отрывала взгляда от доски, но Лео почувствовал ее интерес. Это казалось странным, потому что выглядело на удивление естественным. Мужчина и женщина мирно сидели за шахматами, разговаривая о себе, о других людях, о вещах, которые волновали их обоих.
— Мать сказала мне, когда мне было четырнадцать.
— Немного рано.
— Я тоже не уверен, что это подходящий возраст для подобных признаний.
— И как вы это приняли?
— Не слишком хорошо. Я был ужасно смущен, оттого что у моей родной матери был роман с другим мужчиной. И едва не умер от унижения, узнав, что эта связь все еще продолжается. Страстью моего отца была математика. Я наивно полагал, что матушка увлечена чем-то таким же бесполым, ботаникой или шекспировскими трагедиями, а не мужчиной, который — Боже праведный! — регулярно доказывает ей свою любовь.
Губы Брайони дрогнули:
— А ваш отец знал?
— Да. Я оскорбился, мне стало обидно за него, хотя матушка и уверяла меня, что все трое остаются добрыми друзьями, что отцу все известно, и оттого, что теперь в их тайну посвящен и я, ничего не изменится. Я лишь почувствовал себя одураченным, поскольку был единственным, кто ни о чем не догадывался.
Брайони посмотрела на Лео, в глазах читалась улыбка.
— И что случилось потом?
— Потом произошло чудо. Вернувшись домой тем летом, я обнаружил, что все действительно осталось как прежде. Отец был страшно рад меня видеть. Мы каждый день запирались вдвоем в библиотеке и часами читали новейшие доклады, обсуждали ограниченность Евклидовой геометрии и разрабатывали собственные аксиомы, закладывая основы нового подхода к изучению пространственных форм и отношений.
Когда же он набрался наконец смелости спросить графа, насколько того заботит, что под его крышей живет кто-то, рожденный не от его плоти и крови, лорд Уайден лишь улыбнулся и сказал: «Ты сын, о котором я всегда мечтал, вот и все, что тебе нужно знать».
Позднее, перестав гневаться на своего крестного и путешествуя вместе с ним по фиордам Норвегии, Лео пересказал ему разговор с графом. Сэр Роберт горестно вздохнул (Лео никогда прежде не видел этого делового, практичного человека в таком смятении) и произнес: «Я всегда буду завидовать лорду Уайдену, потому что в глазах всего мира ты его сын, а не мой».
Лео вырос в атмосфере любви и уважения. Узы близости связывали его и с отцом, и с сэром Робертом. Его привязанность к отцу была столь глубокой и искренней, что, когда граф выгнал из дома Мэтью за какую-то юношескую провинность, а затем порвал отношения с Уиллом за то, что тот принял сторону брата, Лео долго отказывался верить, что суровый поступок лорда Уайдена, возможно, не вполне справедлив.
Брайони вздохнула:
— Он знал и все равно любил вас.
Лео взял слоном белого коня, из-за которого только что лишился ферзя.
— Так вы потому не разговариваете с отцом, что он недостаточно вас любил?
На лице Брайони не дрогнул ни один мускул, однако Лео почувствовал, что ее сотрясает дрожь. Сделав ход ферзем, она вывела из игры черного королевского коня.
Лео в ответ снял ее пешку. Лишившись ферзя, он начал было теснить белого короля, однако Брайони бесстрашно атаковала неприятельский фланг.
— Берегитесь, — предупредила она, объявляя шах ферзем.
Лео незамедлительно вывел короля из-под удара.
— Мне следует чего-то опасаться?
Черный королевский слон оказался в западне.
— Неминуемого поражения.
Лео взял белого ферзевого слона.
— Вашего?
— Нет, вашего. — Брайони послала ферзя в угол доски. — Мат.
Лео не сразу понял, что произошло. Он непонимающе уставился на доску, словно посредственный студент, пытающийся осилить сложную задачу. Потом потрясенно замер. Это был чистый мат. У черного короля не оставалось ни малейшего шанса спастись, а Лео до последней минуты даже не сознавал, что попал в ловушку.
Уголки губ Брайони снова дрогнули. Она поднялась.
