Маргарет Джордж - Дневники Клеопатры. Книга 2. Царица поверженная
— Агриппа? — спросил Канидий.
Моряк кивнул.
— Но во имя всех богов и богинь!.. — взвился Агенобарб. — Там же была эскадра…
— Что не потоплено, то сожжено, — мрачно сообщил моряк. — Он ударил на закате. Никто не ожидал…
— Во имя Зевса! — взревел флотоводец. — Это твоя работа — ожидать атаки!
— Не его, — вмешался Антоций, — а его командира. Кстати, командир эскадры?..
— Его корабль пошел на дно, — угрюмо промолвил матрос. — Думаю, он утонул.
У Антония вырвался стон.
— Итак, у нас осталось всего шесть эскадр, — констатировал Агенобарб. — Причем команды не везде набраны полностью, потому что болезни выкосили гребцов.
— И куда мы теперь будем сгружать провиант, одежду, оружие? — осведомился Канидий.
— Придется доставлять сушей, — сказал Антоний. — Корабли могут причаливать в одном из южных портов, разгружаться там, а припасы доставлять на вьючных животных.
— Трудно и долго, — возразил Соссий. — Пока я удерживаю Закинф, можно проплыть дальше, а потом совершить рывок в залив с запада.
— Конечно, — сказал Антоний, — в качестве долгосрочного ни тот ни другой вариант не годятся. Что ж, значит, нужно дать бой, пока наши припасы не начали таять. Да! Битва состоится в ближайшие два дня. Это решит проблему.
Верблюд закончил свой танец, и его хозяин, сияя от гордости, кланялся восхищенной публике. Потом верблюд всхрапнул и смачно плюнул.
Глава 40
— Подтяни еще, Эрос, — сказал Антоний, проверив ремень своего панциря.
— Да, мой господин, — промолвил слуга и укрепил плечевой ремень. — Простите, я давно не выполнял обязанности оруженосца.
— Знаю. Три года, с самой Армении. — Антоний поправил шарф, подвязанный под верхний край панциря, чтобы не натирало кожу на шее. — Клянусь Геркулесом, до чего приятно снова надеть доспехи!
Я стояла в комнате, молча наблюдая за тем, как он примеряет латы. Я видела своеобразную красоту этой церемонии, но она пугала меня заключенным в ней грозным смыслом. Я очень хотела отправиться с войском, но Антоний упросил меня не делать этого, даже не ехать в арьергарде. Мы больше заботимся о безопасности наших любимых, чем о своей собственной.
Под мышкой Антоний держал любовно отполированный Эросом чеканный бронзовый шлем с высоким (что обозначало ранг командующего) гребнем, козырьком для защиты глаз и боковыми пластинами, защищавшими щеки.
Из-под нагрудника с изображением подвигов Геракла, предка Антония, свисала юбка из ременных полос с металлическими заклепками. При движении между полосками был виден подол пурпурной туники.
Его руки и ноги были обнажены, а крепкие сандалии, подбитые гвоздями, зашнурованы до середины икр. Он любовно вертел в руках обоюдоострый меч длиной около полутора локтей.
— Мой друг, — обратился Антоний к мечу, — сегодня нас с тобой ждет работа.
Меч был его верным спутником во многих кампаниях. О, если бы этот клинок мог написать свои воспоминания!..
Эрос пристегнул ножны к правой стороне поясного ремня и отступил на шаг.
— Все, мой господин. Готово.
Антоний приладил с левой стороны кинжал.
Эрос подал ему прямоугольный щит, украшенный яркими эмблемами, тоже указывавшими на высокий ранг полководца.
Неожиданно перед моим внутренним взором возникла страшная картина: Александр, принимающий этот щит в наследство. Страшным видение было не само по себе — кому, как не сыну, наследовать оружие и доспехи отца? — но тем, что Александр в нем оставался юным.
— Я готов, — сказал Антоний. — Иди, поцелуй меня.
Сердце мое словно окаменело. А что, если это в последний раз?
Я подошла к нему и поцеловала в щеку.
— Нет, не так.
Он сгреб меня в объятия, прижал к твердому металлу нагрудника, наклонился и поцеловал в губы. Правда, поцелуй не затянулся — это было бы неприлично.
— Мы загоним врагов обратно на их корабли! — возгласил Антоний, уже направляясь к выходу, где его ждал оседланный конь.
Эрос подхватил собственное оружие, отделанное скромнее, и поспешил за ним.
В соответствии с его обещанием, прошло всего два дня после падения Левкаса. Было крайне важно нанести удар как можно скорее, прежде чем наступят неизбежные и нежелательные последствия. До сих пор быстроту и решительность демонстрировал Октавиан, а мы откладывали действия на потом. Теперь пора поменяться ролями.
С захватом Левкаса проблема якорной стоянки для флота Октавиана была решена. Теперь к его услугам имелся защищенный рейд, где корабли могли стоять сколь угодно долго, не опасаясь штормов. Его флот находился в безопасности, а значит, обеспечивал бесперебойное снабжение армии припасами. Что же до нас — мы угодили в западню и оказались заперты у мыса Актий и с воды, и с суши, неожиданно лишившись основного стратегического преимущества. Противник перерезал наши линии связи с Египтом, и нам оставалось или прорвать блокаду, или погибнуть.
К слову, о гибели… Той ночью, когда мы лежали в постели, я рассказала Антонию о предназначавшейся для меня отраве. Он сразу посмотрел на дело практически:
— Отныне не прикасайся ни к чему, что не опробовано.
— Это я и сама знаю. Больше ничего не скажешь?
— Как ты думаешь, у кого могли быть отравленные цветы?
— Понятия не имею. Ясно одно: это тот, кто считает, будто его проблемы разрешатся после устранения меня. Тот, кто полагает, что без меня ты отступишь от нынешнего курса, и не хочет рвать связи с Октавианом. Скорее всего, сенатор.
Недоброжелательность сенаторов по отношению ко мне была очевидна.
Антоний зевнул.
— А почему не человек с Востока? В Риме яды не очень-то в ходу.
— Зато вы, римляне, славитесь умением перенимать у других все, что находите полезным.
— Но не такое, — упорствовал он. — Просто не забывай о мерах предосторожности.
Антоний устало вздохнул и провалился в сон.
Сейчас он вел армию в сражение, мне же предстояло ждать в лагере. Ждать, ждать, ждать. По правде говоря, мне было бы куда легче отправиться с ним. Хармиона и Ирас не отходили от меня и делали все возможное, чтобы я приободрилась. Не их вина, что отвлечь или развеселить меня не могло ничто.
К закату Антоний не вернулся. Он появился после полуночи, и по состоянию его одежды и доспехов я мигом поняла, что никакого сражения не было. Антоний сорвал шлем и швырнул на кровать. Меч полетел следом.
— Он так и не высунулся! — вскричал мой муж. — Не посмел встретиться с нами лицом к лицу!
— Погоди.
Я помогла ему расстегнуть ремни панциря. Туника под броней взмокла от пота, но это от гнева, а не от боевых трудов. Сняв тяжелый нагрудник, я опустила его на пол и разгладила смятую тунику.
