Зоя. Том первый (СИ) - Приходько Анна
«Какая же дрянь эта Таисия! Чем ей Макар помешал? А Янек, как же Янек? Его не было на работе! Господи, неужели его уже поймали?» – Зоины мысли были так быстры, что она словно потеряла слух. Думала, думала…
Вздрогнула от крика полицейского:
– Ваш брат создал революционный комитет против царя. Его подозревают в распространении листовок и иных преступлениях.
– Нет, Макар хороший. Он не мог, – защищала девушка брата.
Евдокия продолжала биться в истерике.
– Писать умеешь? – поинтересовался у Зои второй полицейский.
Девушка кивнула.
– Распишись здесь. Всю семью на допрос завтра в полдень.
Зоя поставила подпись.
Когда стражи порядка ушли, Зоя бросилась к мачехе, начала её успокаивать. Обе заливались слезами.
– Макар, – шептала Евдокия, – что же тебе не сиделось-то дома, сынок. Какой чёрт тебя понёс в этот комитет? Зойка, неужели и ты с братом чудила? Это всё от безделья и глупостей в голове. Чего вам полоумным не хватает-то? Где же теперь Макар? Убёг или в Дону схоронился? Бедный мой Гришенька, как же сказать ему об этом? Вот приедет из своей командировки, а тут такое. Такое…
Мачеха всхлипывала. Зоя принесла ей воды. Но та оттолкнула кружку, вода полилась на Зоино платье.
Рассказывать Евдокии о том, что отец возможно отбыл спасать Макара, она не стала. Решила, что распространять такую информацию опасно.
Ночью не спалось обеим. Евдокия немного успокоилась.
Пооткрывала сундуки. Начала вываливать из них вещи.
После того как Янек проводил Зою домой в своей рубахе, они не встречались. Поначалу девушка думала, что Янек больше не хочет её видеть, но Макар успокоил и велел ждать весточки. Девушка, когда вернулась домой, спрятала порванное платье и рубаху в свой сундук.
И сейчас, когда мачехе приспичило перебирать одежду, она забеспокоилась. Бросилась к своим вещам, закинула их обратно.
– Что вы ищете, маменька? – спросила Зоя.
– Чувствую, что-то лишнее есть в нашем доме. Не могу успокоиться. Мешает что-то. Давит в груди. Ещё моя матушка говаривала: «Если плохо, то приберись. Вещи потряси, пол вымети. И грудь освободится». Так что не мешай, – шикнула на Зою Евдокия.
Девушка продолжала защищать свой сундук.
Евдокия Степановна оттолкнула её, открыла крышку, вывалила всё опять и заметила рубаху Янека. Взяла в руки, расправила, начала рассматривать. Взгляд, которым мачеха смотрела, запомнился Зое на всю жизнь. Девушка попятилась к двери.
– А ну стоять! – громко заорала Евдокия. Видимо, она разбудила соседей, и те стали стучать в стены. – Ах ты шельма! Чья рубашка, говори! Шляхтича твоего смазливого? Что ещё ты прячешь?
Евдокия Степановна наклонилась над сундуком, вытащила порванное платье. Заохала, застонала.
– Опозорила ты нас, Зойка! Макар убил, и ты тоже! Да неужели ж вам хочется в нищете прозябать? Один работников жалеет, другая первому попавшемуся отдалась.
– Нет, маменька, нет, – прошептала Зоя. – Не отдавалась я. Не мои это вещи. Подруга попросила спрятать, выбросить жалко. Отнесу ей завтра.
– Подруга, говоришь? Думаешь, я – дура? Господи, как же теперь Гришеньке всё это рассказать? Всё кубарем!
– Чиста я, – уже более уверенно высказалась Зоя. – Хотите, проверяйте меня.
Но Евдокия словно не слышала Зою. Она продолжала копаться в вещах, заметила отсутствие платья Марии. Посмотрела на Зою вопросительно, та поняла, в чём дело и виновато произнесла:
– Платье маменьки мне велико было, я его подруге подарила.
– Такую ценность подарила? Да разве ж можно? Платье материнское как оберег хранит дочку. А ты подарила? Что же у тебя в голове? Солома?
За руганью не заметили, как наступило утро.
Евдокия с рассветом закончила разбирать вещи. Нашла у Зои ещё одно незнакомое платье. Бросила его на пол, к уже валявшейся на нём рубашке. Порванный наряд отправился туда же.
И начала топтаться по ним приговаривая:
– Вот так я дурь твою вытопчу, вот так я дурь твою выведу. Шельма неблагодарная!
Зоя сидела на своей кровати и плакала.
К полудню Евдокия засобиралась на допрос. Зою с собой не взяла, заперла её дома.
На допросе Евдокия всё отрицала, хвалила Макара как могла. Туда же пригласили и капитана судна, на котором трудился Макар. Тот тоже ничего подозрительного не замечал за работником. Но при обыске на судне было найдено несколько листовок. Кому они точно принадлежали, установить не удалось. Их содержание отличалось от тех, что передала полицейским Таисия.
Позже вызвали и Таисию. Она пристально рассматривала Евдокию, когда узнала, что перед ней мачеха Макара. Таисию допрашивали отдельно, поэтому никто не подозревал, что она – та самая наводчица.
Листовку, найденную на барже, Таисия не признала. Сказала, что памятка не из-под пера их комитета. Специально приврала так. Листовку составлял Николай.
Там же на допросе узнала, что Макар исчез. Она разозлилась. Начала обвинять полицейских в том, что теперь ей грозит опасность.
На регулярную встречу комитетчиков, назначенную вечером, Таисия пришла одна.
Её злость выплёскивалась через край.
«Какая скотина предупредила всех? – думала она. – Неужели меня раскрыли. А как же Николай? Он тоже всё узнал? Почему не нашёл меня? Получается, все в комитете предупреждены об облаве, а я нет? И Зоя тоже хороша, наверняка от Янека узнала, что не состоится собрание, но мне никто, никто из них ничего не передал!»
Таисия металась из стороны в сторону, оглядывалась, рыскала глазами, надеясь увидеть знакомых. Думала о том, что могла перепутать время, день. Но нет… Не перепутала… Помнила хорошо. Через час после назначенного собрания должна была начаться облава.
По договорённости она беспрепятственно сбежала бы с Николаем. А судьба остальных не интересовала предательницу. Тайга мечтала, что уговорит любимого во время бегства покинуть город и начать жить вместе. Понимала, что родительского благословения ему не дождаться. А хотелось семейного счастья, любви.
Всё время пыталась забыть о прошлом, стереть из памяти и замужество, и ребёнка. Но воспоминания часто беспокоили её. Иногда жалела, что так и не увидела рождённого малыша, что приходится обманывать Николая. Боялась, что за новое венчание Бог накажет. Но гнала, гнала от себя эти мысли.
Стала замечать, как к зданию подтягиваются дружинники. Побрела медленно, уходить быстро боялась, не привлекала внимания на себя.
Решила сходить к Николаю домой. Каким было её удивление, когда соседка сказала, что её возлюбленный с отцом спешно уехали из города.
– Собирались быстро, торопились. Ночью ещё сгинули, перебудили всех. Прохор Николаевич так кричал, так кричал! С виду спокойный человек, а тут разошёлся, будто бес в него вселился, – шёпотом поведала Таисии соседка Николая. – Я украдкой крестилась, Боженьке молилась, чтобы Прохоровское зло ушло побыстрее. Ан нет, не помогло. А Колька-то ехать не хотел, так отец его побил маленько. Такой человек степенный и тихий, а на сына взрослого руку поднял. Поговаривают, что Николай натворил что-то, вот отец и решил его перевоспитать.
Таисия слушала, нервно теребила рукав платья. Сердце выпрыгивало из груди. Она кивнула соседке и пошла.
Услышала, как та крикнула вслед:
– Ты имя своё скажи, как вернутся, передам, что приходили к ним.
Но Таисия только покачала головой и, не обернувшись, продолжила идти.
«Что же я наделала, неужели не увижу больше Коленьку?» – слёзы текли по щекам.
Вспомнился день, когда полицейский в порту задержал Таисию и попросил показать содержимое сумки. Девушка бросилась бежать, но страж порядка быстро её настиг. Заломил руки, отвёл в участок. Начался допрос. За наводку Тайге обещали свободу. А она выпросила её не только для себя, но и для Николая. Сдала всех. Долгое время ходила на собрания и каждый раз ждала, когда их задержат, но облавы не было.
Время от времени Тайгу вызывали в участок, и она отчитывалась обо всём, что происходило в комитете. Ей приказали не прекращать свою деятельность, а продолжать раздавать листовки. За ней в это время следили полицейские, вычисляли тех, кто с интересом брал листовки. А пару недель назад за свободу Николая она начала ублажать тех, у кого была на крючке.
